Она просыпается раньше всех и с минуту сидит не шевелясь, возможно, досматривает сон. Потом начинает тереть лапку о лапку. Совсем как дед — глава этого дома, входя утром в столовую. При этом он произносит всегда одно и то же: «Нуте-с, ну-те-с, посмотрим, что нам на завтрак сегодня приготовила хозяйка!»

Как будто не знает, что его ждет одно и то же: овсяная каша, яйцо всмятку и кусочек ржаного хлеба с маслом.

У Мухи в этом плане куда лучше. Вчера, например, завтрак и вовсе был роскошный: вечером опять забыли помыть тарелки…

Приведя себя в порядок, она летит на кухню: как бы не опередили, вредины, не помыли посуду!

На ее счастье, на кухне все, как всегда, значит, за обед можно не беспокоиться. Муха наелась до отвала и вспорхнула на свое любимое место — правую сторону оконного проема. Здесь светло, отсюда все видно, а главное, нет проклятой паутины, которая ее так пугала. Видимо, кто-то случайно задел ее головой и унес на своей прическе.

Вообще, на беспокойства в этой квартире Муха пожаловаться не могла. Там, где она жила до этого — у старой девы, все было наоборот: ее гоняли отовсюду, за ней бегали с хлопушкой и нарочно открывали зимой форточку, чтобы она, ошибочно приняв солнце за начало весны, вылетела наконец из комнаты.

Однажды она так и сделала: кинулась на солнечный лучик и уже почти вылетела наружу, как вдруг почувствовала холод и юркнула обратно. Хозяйка не заметила, облегченно вздохнула и принялась за уборку. (Можно подумать, что Муха ей в этом мешала!)

Да, с этой хозяйкой отношения не сложились с самого начала. Желая произвести хорошее впечатление — Муха только-только поселилась здесь, рано утром пробежала по носу хозяйки — туда и обратно. Она хотела сказать: «Посмотри, какое солнышко! Разве можно спать так долго?!» Но хозяйка вдруг рассвирепела, сильно шлепнула себя по лицу, завизжала и вскочила с постели.

Весь день она пребывала не в духе и все поглядывала на Муху, как бы говоря: «Погоди, ужо я до тебя доберусь!»

Муха эти взгляды понимала отлично, недаром жила до этого в многодетной семье, где все только и делали, что гонялись за мухами, которых действительно было многовато. Одна лишь маленькая девочка любила и баловала их, она нарочно проливала на стол немного молока и крошила пирожное, чтобы мухи могли позавтракать с аппетитом. Особенно старуха — вредная женщина! — гонялась за ними с утра до вечера.

Из-за нее Муха и покинула этот дом, где в общем-то ей было совсем неплохо.

В начале лета к ней — тогда еще совсем юной — пристал один молодой симпатичный ловец легких побед. Муxa, хоть и была молода и неопытна, сразу поняла, что это за фрукт, и улетела от него в другую комнату. В тот же день он попал на обед к пауку.

Нельзя сказать, чтобы Муха совсем о нем не жалела — в конце концов он только хотел немного скрасить ее жизнь, но горевала недолго: в середине лета на нее положил глаз пожилой мухарь. Он был стар, плохо летал и целыми днями сидел в углу под потолком, дожидаясь, когда люди уйдут из кухни. Конечно, он был трусоват, не то что молодой, погибший так нелепо, к тому же староват, а общество Мухи состояло из полчища таких, как она, девственниц и брошенных жен, поэтому с мухарем у нее отношения не сладились — ей с ним было скучно.

А потом случилось непредвиденное: назло мухам люди затеяли ремонт квартиры! Окна раскрыли настежь, хотя была зима, стены и двери вымазали такой вонючей краской, что, даже если бы после ремонта всех мух позвали обратно, ни одна бы не согласилась здесь жить.

Наша Муха улетела отсюда одной из первых. И надо же было так случиться, что как раз в этот момент сосед напротив отворил свою дверь, наверное, ему было тоскливо одному, и Муха, не раздумывая, влетела. Здесь ей сразу понравилось все: и неметеные полы, и старые обои на стенах, и сами стены, засиженные мухами — раз засижены, значит, жилые! И что самое главное, стойкий беспорядок на кухне, среди которого только и могла жить порядочная муха.

Вскоре все разъяснилось: холостяк оказался художником. Однажды Муха изменила свой маршрут и вместо кухни влетела в соседнюю комнату. Первое, что поразило ее, это неприятный запах краски, но она к нему быстро привыкла и стала осматриваться. Действительно, здесь было что скрывать. На двух мольбертах, на столе, на подоконнике и просто на полу стояли полотна и картонки только с одним изображением — голой женщины. Сначала Муха подумала, что на всех картинах одна и та же женщина, потом пригляделась. Все они были разными — светловолосыми, черными, кудрявыми и с прямыми волосами, накрашенными губами и вовсе без косметики, худенькие и упитанные. Не было только старых — художник обожал молодых.

Муха решила поселиться здесь. Возможно, потому, что беспорядок тут был значительнее, нежели на кухне, и именно здесь Муха всегда могла найти укромное местечко, чтобы спрятаться.

Но никто за ней не бегал. Даже наоборот, художник, впервые увидев ее на своей картине, сказал: «А вот этого не надо делать! Сиди на раме!» Муха послушно перелетела на раму. Художнику это понравилось: «Так ты меня понимаешь?» Муха слегка кивнула, но он, кажется, не заметил.

Постоянного времени для работы у художника не было. Он мог проснуться среди ночи и до утра писать красками на полотне, а мог целыми днями валяться на диване и не отвечать на звонки в дверь. Мухе это нравилось — она не любила суеты.

Случалось ему входить в мастерскую и днем. Тогда он, как когда-то ее первый хозяин — старый доктор, плотоядно потирал руки и говорил: «Hу-те-c, голубушка, сегодня у меня желание заняться вами». Конечно, это относилось не к Мухе — это она поняла, а к одной из женщин, терпеливо поджидавших его в углу мастерской.

Иногда он начинал работать «для души», как сам говорил, но, поработав немного, бросал кисть. «Ну что может получиться без хорошей натуры? А где ее взять, хорошую, когда нет денег?»

То, что у него никогда не было денег, Муха знала, но почему-то не улетала отсюда. Чем-то хозяин ей нравился. Иногда к нему заходили приятели, приносили бутылку водки и немного еды, которую тут же и съедали. Еще реже появлялись заказчики — обычно пожилые мужчины — и забирали одну из картин. Но расплачивались не колбасой или конфетами, а бесполезными бумажками, которые Муха особенно ненавидела — она была уверена, что ее хозяина обманывают.

Однажды пришла пожилая дама и заказала свой портрет в интерьере, но при этом поставила условие: она должны быть изображена вдвое моложе и втрое тоньше. Художник изобразил, но даме не понравилось: стремясь сохранить сходство, он оставил лицо дамы таким, каким оно было — упитанным, с двойным подбородком. Разгневанная заказчица даже не оставила бумажек на столе, она ушла, громко хлопнув дверью.

Художник и Муха долго горевали — оба не ели ничего уже три дня. Конечно, Муха могла бы найти для себя еду — форточка почти никогда не закрывалась, но это было нечестно по отношению к товарищу, как она с некоторых пор называла художника. К тому же она не была уверена, что найденного ею хватит ему на один укус.

Очень редко натурщицы, боясь похудеть за четыре-пять часов позирования, приносили с собой печенье, пирожки и даже торты и угощали художника, а он Муху, но это бывало так редко, что счастливый день забывался надолго.

Как давно уже понялa Муха, особенностью жизни художника была нестабильность. Иногда они с Мухой неделями голодали, иногда не могли съесть купленного и за пять дней. Особенно оба страдали из-за отсутствия денег, ибо только на деньги в гастрономе продавали их любимый напиток — дешевый сладкий портвейн под названием «Южный». Отсутствие в доме хлеба художник еще как-то переносил, но если не было «Южного», он по-настоящему страдал, у него портилось настроение и появлялась одышка.

Однажды, когда они работали вместе, он задумчиво с минуту смотрел на сидевшую на раме Муху, потом взял самую тонкую кисть и осторожно коснулся ею правого крыла Мухи. На крыле осталась белая точка, Муха засмеялась от радости: художник пометил ее потому, что боялся потерять! Не далее как два дня назад в мастерскую пришел сосед — тоже художник, только курящий. Покосившись на обнаженную натурщицу, он встал у окна, открыл форточку и стал дымить сигаретой. Мухи, тогда еще жившие в мастерской, увидели солнце и выпорхнули на улицу. Художник докурил, выбросил окурок и закрыл форточку. И Муха осталась без подруг.

Между тем солнце все реже заглядывало в окна — наступила осень. Теперь художник и Муха спали вместе, он — закутавшись в старый халат, ватное одеяло и надев женскую вязаную кофту, она — рядом с ним на подушке. Из-за своей безалаберности он не купил дров, и теперь им обоим предстояла холодная зима.

Как она пережила ее, Муха не заметила. Скорей всего, когда стало совсем холодно, она забилась в щель и там, в спячке, перезимовала.

Весну они встретили вместе. Увидев первый солнечный лучик, Муха выбралась из щели, привела себя в порядок и полетела искать друга. Она нашла его под одеялом, хотя уже был день и в комнате довольно тепло. За пять месяцев он очень похудел, оброс бородой и, несмотря на приставания Мухи, никак не хотел вставать с дивана. А когда наконец поднялся, Муха поняла, что он ее не узнал. Из маленькой изящной мушки она превратилась в солидную матрону. Увидев ее возле своей рюмки, он хотел ее прогнать, но она вовремя расправила крылышки, и на одном из них он увидел свою метку — белую точку.

— Так это ты?! А я думал, меня все забыли! Давай выпьем!

И он, как раньше, аккуратно капнул портвейна на грязный стол.