Видимо, ему близка магия этой цифры: три театральные премии «Чайка», три брака, трое детей… Только если раньше, в жизни семейной, он жил в центре Москвы, на Патриарших, и любил иногда по вечерам заходить в местные бары, то теперь он поселился в уединении за городом и окружил себя животными. Говорит, что живет так вынужденно…

Видимо, ему близка магия этой цифры: три театральные премии «Чайка», три брака, трое детей…

Только если раньше, в жизни семейной, он жил в центре Москвы, на Патриарших, и любил иногда по вечерам заходить в местные бары, то теперь он поселился в уединении за городом и окружил себя животными. Говорит, что живет так вынужденно… Но, возможно, хорошему актеру перипетии в личной жизни только на пользу.

— Известно, что ваш отец играл на баяне, а мама любила петь. Это можно считать предпосылками к вашей работе?

— Трудно сказать. Но на переменах я любил копировать учителей, на уроках с удовольствием разыгрывал одноклассников, мечтал стать клоуном. А однажды, помню, классе в пятом, читая рассказ Чехова «Ванька Жуков», так вошел в роль, представляя себя на месте этого мальчика, что расплакался, жутко тем самым напугав учительницу. Вот рос таким тонким и чувствительным. Вообще детство у меня было правильным: семь лет я жил с бабушкой, потому как родители работали — папа за рулем электровоза, а мама секретарем горкома партии. И от бабушки я получил стопроцентную, нежнейшую любовь на всю жизнь. Этот запал до сих пор меня греет, при том что и всего другого я тоже понабрался с лихвой.

— На вашей жизни как-то отражалось, что мама занимала столь высокий пост по тем временам?

— Естественно. Несмотря на то что сверстники нормально ко мне относились, я не мог стать уж совсем своим, блатным. Тем не менее сидел в компаниях по ночам, пел песни под гитару, пил портвейн вместе со всеми из горлышка. Но приходил под утро домой, где стояли двести томов всемирной литературы, и читал. То есть жил такой двойной жизнью.

— И росли впечатлительным мальчиком, умеющим краснеть?

— А я и сейчас краснеть не разучился. Быть может, в смысле эмоций немного и научился управлять собой, но очень плохо. Защиты у меня почти никакой нет. Панциря не нарастил, поэтому и не стремлюсь выходить в свет. Не считаю нужным тратить свою жизнь на наращивание панциря, чтобы плавать в этом гламурном мире. Мне и здесь хорошо.

— В обычной жизни вы пользуетесь актерскими навыками?

— А вы мне объясните, что считать этой самой обыкновенной жизнью. Вот в данный момент, например, я играю роль артиста, дающего интервью, который заботится о том, чтобы оно было оригинальным, непохожим на остальные, чтобы в нем было сказано нечто новое, цепляющее читателя, интересное… Хотя знаю заранее, что получится все равно одно и то же. Иной раз смотрю телевизор, рассуждения какого-нибудь артиста, и сразу вижу: вот здесь он пятьдесят процентов врет, а это специально придумал, заранее, для эффектности.

— Судя по вашим словам, вашему брату-актеру в принципе верить нельзя?

— В основном чем больше похоже на правду то, что он вам говорит, тем больше там если не вранья, то фантазии (улыбается). Понимаете, это же такая тайная, скрытная профессия, где правду говорить крайне сложно. А сейчас я скажу фразу, которая у меня присутствует в каждом интервью: есть большая доля вероятности, что через минуту я буду думать совершенно по-другому. Так что я изменчив в своих суждениях и взглядах.

— Лично вы стали актером, чтобы изжить какие-то комплексы?

— Не могу так сказать. Громадных комплексов у меня никогда не было, а какие-то мелкие есть до сих пор, из них и состою, как и все люди на свете. Просто я интуитивно почувствовал, что через актерство смогу испытать наивысшую радость. Причем именно от прямого занятия искусством на сцене или на съемочной площадке, а вовсе не от побочных составляющих профессии вроде славы, цветов, поклонниц… А нормальных людей ведь именно это тянет в актерство. Мне, правда, чужд весь этот антураж. Вот есть же гениальные физики, которых никто не знает, а они такие открытия мирового масштаба делают увлеченно, с азартом, нисколько не заботясь о собственной популяризации.

— Тем не менее ваша профессия сама по себе на потребу, оттого, наверное, актеры шумно женятся, разводятся. Про вашу личную жизнь я ни разу не читала в прессе.

— Я против подобных интимных материалов. Считаю это легкой патологией. Мне непонятно, как после подробнейшего рассказа о своей судьбе люди продолжают спокойно жить. Столь откровенные факты о тебе может знать жена, ближайший товарищ, но никак не многочисленная аудитория. Иначе теряется самоконтроль, снижается уровень гомо сапиенса. Это собачка может делать на улице то, что считает приличным, но люди же не должны так опускаться.

— Есть ощущение, что вы слишком серьезно подходите к профессии. Я была поражена, когда прочитала, что вы отказались от роли Гамлета, предложенной вам, второкурснику, Любимовым, только по причине того, что еще юны, недостаточно опытны и к ней не готовы… В результате так и не сыграли принца датского. Не жалеете?

— Ни в коем случае. Я таких вещей не боюсь. У меня много было и есть замечательных ролей. В театре я сыграл многих знаковых персонажей. С кино, конечно, дела обстоят чуть хуже. Но бабушки, которые сидят у подъезда и все видят насквозь, говорят, что у меня еще все впереди (улыбается). Когда-то давно меня, двадцатилетнего, остановила цыганка и сказала: «Ты сейчас даже не рыпайся, все после сорока пяти к тебе придет!»

— И вот как раз пробил ваш час, в прошлом году вы отметили пятидесятилетие…

— Вы напомнили. Я забыл об этом. Вообще не отмечал эту дату. Терпеть не могу юбилеи. Вот пятьдесят один год два месяца и три дня могу отметить. Причем даже выпустить приуроченный спектакль с афишей… Я не люблю ровности, мне по душе необычности. А то смотришь: человека прямо не узнать! Гадаешь: что случилось, как-то странно он себя ведет последние четыре месяца, а это, оказывается, он к юбилею готовится!

— Вы прямо живете по Сократу, который признавался: «Как много на свете вещей, которые мне не нужны». Не могу не спросить о вашем отношении к ценностям материальным.

— Тогда я лучше приведу пример, а вы уж сами сделаете выводы. У меня две машины. Одной восемнадцать лет, другой — двадцать четыре. И, несмотря на то что они у меня старенькие, я их держу в прекрасном состоянии. По магазинам я тоже особенно не хожу, частенько мне дарят одежду «экранную» со словами: «Она ведь вам так идет». Поэтому у меня нет специальных эффектных костюмов для фотосессий. И я не планирую построить загородный особняк. Отношусь к этому философски: мы же ненадолго здесь — скоро лететь дальше. И если тут не подумать немножко, то нехорошо это.

— Это все правильно, но, насколько я знаю, вы сейчас живете не в Москве?

— Да, под Красногорском, в небольшом деревянном доме рядом с лесом. Там тихо, меня никто не тревожит. Рядом пес Бакс, помесь среднеазиатской овчарки с дворняжкой, кот Пуша и кошка Габриэль, сокращенно Габа, которая опять беременная, третий раз за год. Я для нее уже поставил чемодан, в который бросил постельную тряпку, но, боюсь, она снова придет рожать на мою подушку. Таким образом, несет мне самое дорогое. А я потом ее котят буду раздавать.

— Получается, на досуге у вас жизнь неспешная. Увлечения имеются?

— Нет. Не думаю, чтобы у меня прижилось какое-нибудь выжигание или выпиливание лобзиком. Это бы занятие мне точно не принесло релаксации. Был период, когда очень нравилось возиться с машиной, но сейчас просто весьма плотный рабочий график, и я ничего не успеваю. Если только почитать? На днях вот купил краткий справочник по Луне. Интересно.

— Совсем обойти тему личной жизни я не могу, поэтому спрошу вас о старшей дочке Асе от первого вашего брака с Ольгой, внучкой режиссера Рубена Симонова. Чем она занимается?

— Ася в возрасте восьми лет уехала со своей мамой в Америку, где закончила университет, работала, потом уехала работать во Францию… Она человек мира, легко перемещающийся из страны в страну. Сейчас ей двадцать семь, она занимается пиаром и живет в Копенгагене со своим мужем, которого я еще не видел. Они оба учатся в Лондоне, где, собственно, и познакомились, пишут диссертации. За границей ведь принято учиться до ста сорока лет, а потом уже начинать жить (улыбается). Скоро я их жду в гости.

— Если с первой женой вы познакомились в институте, то со второй, тоже актрисой Екатериной Беликовой, — на съемочной площадке. Ваш сын Василий проявляет склонности к лицедейству?

— Да, ему сейчас восемнадцать лет, и он учится на втором курсе Щукинского училища. Сам выбрал, мы не подталкивали. И мне было важно, что его способности оценили не только родители, но и другие люди.

— Помогать ему будете?

— В будущем — наверное. А сейчас… Пару раз мне предлагали его позвать на те или иные проекты, у него же такая фактурная внешность, но я ответил отказом — пускай пока учится. Эти деньги особой роли не сыграют, а «крышу» снести съемки могут.

— Вы со своими детьми друзья?

— Да, сын даже зовет меня по имени. Так у нас повелось. И он характером в меня — тоже замкнутый, таинственный персонаж. А дочь более открытая, но общение у нас же в основном телефонное.

— Ваша третья, гражданская супруга Надежда кто по профессии?

— Когда мы встретились, она была студенткой продюсерского факультета ГИТИСа. И у нас родился сын Владимир, которому недавно исполнилось шесть лет. Он живет с мамой, потому как мы расстались.

— У ваших жен есть нечто общее?

— Да, красота.

— А по какой причине вы каждый раз разводились?

— Влюблялся.

— Любопытно, какие женщины вас пугают?

— Когда в ней сразу чувствуется превосходство над мужчиной. Искусственное, наносное, демонстративное. Это же по природе неправильно. У мужчин все равно мышц больше, плечи шире и они сильнее.

неСЕКРЕТНЫЕ МАТЕРИАЛЫ

Симонов Владимир Александрович, актер.

Родился 7 июня 1957 года в городе Октябрьске Самарской области.

Окончил Театральное училище им. Щукина.

Играет в Театре им. Евг. Вахтангова и Et Cetera.

Снимался в фильмах «Андерсен: жизнь без любви», «Ключ от спальни», «Антидурь»; в сериалах «Дело о «Мертвых душах», «Дети Арбата», «Виола Тараканова», «Московские окна», «Лучший город земли», «Каменская-3», «Граница. Таежный роман», «Бальзаковский возраст, или Все мужики сво…» и др.