Мы с фотокором Ириной Трофимовой приехали в Туношну утром 14 сентября, чтобы стать свидетелями установки памятного креста на месте гибели самолета «Як-42». Крест этот был изготовлен по инициативе прихожан туношенской церкви Рождества Богородицы на деньги, собранные жителями села.

ЦЕРЕМОНИЮ переноса креста от церкви к месту катастрофы  планировали провести в 10 часов утра. 300-килограммовый крест должны были нести на руках туношенцы и болельщики «Локомотива». Но, подъехав к этому времени в церковь, мы с удивлением увидели, что людей здесь очень мало и они были явно чем-то обеспокоены. Из их разговоров поняли: в связи с приездом на церемонию губернатора области

Сергея Вахрукова началась спешная укладка гравия на ведущую к месту катастрофы  грунтовую дорогу. Мы были несколько обескуражены этим известием уже хотя бы потому, что никакого морального права на этот приезд руководитель области не имел. Ведь инициатива установки креста принадлежала не ему и деньги, на которые крест был изготовлен, тоже не его. Оно бы, конечно, пусть едет, но ведь для этого понадобилось еще и дорогу мостить.

Объем работ предстоял большой, а количество рабочих было явно маловато.

За все те дни, что прошли с момента катастрофы, я так привыкла, что простых смертных вкупе с журналистами никуда не пускают, что нынче прямо-таки растерялась от  хлынувшей на нас свободы и все озиралась по сторонам, опасаясь чьего-либо окрика: нельзя! Увязая по щиколотку в наваленном на дорогу гравии, уворачиваясь от бульдозеров, тракторов и машин, мы таки прошли туда, где погибли люди. Живые цветы здесь лежали везде: на деревянном помосте, установленном прямо на земле и неизвестно для чего предназначенном, на крутых берегах Туношонки и безымянного ручья, в нее впадающего, у кромки воды, на вывороченном с корнем останке березы, на противоположной стороне ручья у тоже снесенной почти под корень березы, прямо в воде. Один венок, видимо, укрепленный снизу грузом, качался прямо посреди Туношонки. Оба берега ручья у места его впадения в реку были дочерна обожженными, прибрежные кусты поломаны и закопчены.

На левом берегу ручья торчал изуродованный взрывом столб линии электропередач. Одним черным концом он упирался в небо, а другим, который держался немного на отлете, указывал в сторону аэропорта. Если бы этот косой кусок немного пригнуть одним концом книзу, то сгоревший  столб стал бы похожим на крест, отчетливо выделявшийся на фоне облаков. Как будто сама смерть оставила здесь свой неотвратимый страшный знак. Обработать бы его специальным составом и оставить как есть, чтобы помнили мы дольше о том, к чему приводят политические амбиции. Но уже через час от столба не осталось и следа — его убрали и расчленили, как лишнего свидетеля.

На крутом берегу Ту-

    ношонки готовили площадку под установку большого памятного валуна, который, как будто специально припасенный, многие годы лежал неподалеку. Камень шкурили, подсовывали под него широкие ремни, квадратик, отмеренный под его установку, засыпали песком, устанавливали вокруг бордюрный камень, рядом работала стационарная бетономешалка. По берегу ручья, там, где стоял сгоревший столб, возвышался вал, так называемая Голгофа, на которой и должны были поставить крест. К валу были приставлены две широкие оранжевоокрашенные деревянные лестницы. По ним крест должны были поднять на Голгофу. В кузове небольшого грузовичка лежала стопка тротуарной плитки. В общем-то установке самого креста ничто не мешало:  дорога на всем протяжении была уже хорошо разглажена, на месте его непосредственной установки двое молодых ребят разравнивали гальку. Оставалось только пробить в земле отверстие. Все другие работы можно было доделать и позже. Однако никаким приездом губернатора в воздухе не пахло, и мы засомневались: будут ли устанавливать крест именно сегодня? Но нас уверили, что установят непременно, ибо утром в девятый день сюда приедут родственники погибших.

Время перевалило за полдень, а работам конца не предвиделось, и мы опять пошли к церкви. Высокий дубовый крест лежал на верстаке в церковном дворе, и двое молодых ребят проводили дополнительное его укрепление — приваривали внизу по бокам креста  металлические уголки. Мы спросили, сколько им еще работать. «Минут 15», — ответили они, и мы, утомленные долгими переходами, присели на кучу бревен, лежащих у церкви.

Вэто время небо уже

    изрядно просветлело и наконец-то выглянуло солнце. Из церкви вышли люди. Они о чем-то взволнованно переговаривались. То, что мы услышали от них, повергло в ступор. Мы поначалу даже не поверили их словам — так нелепо и кощунственно прозвучала новость, только что полученная ими от нашей областной власти. Крест, изготовленный жителями Туношны, ставить запретили. Основанием этого абсурдного приказа стало то, что двое из погибших были мусульманами. Как будто речь шла не об установке памятного креста на месте гибели самолета, а об установке креста на братской могиле.

Но не могу не прибавить и то, что крест этот народный не совсем запретили ставить: вот, мол, пройдет девятый день, потом и поставите.  Так, значит, дело все-таки не в мусульманах, а в том, кто вперед отметится. Конечно, на фоне пятиметрового дубового креста скромный серый валун смотрелся бы более неказистым. Так почему бы и не устранить конкурента, тем паче что есть такая возможность! Очень уж расстроились господа-товарищи, что рядовые ярославцы оказались сердечнее и отзывчивее на чужую боль, что первыми поняли: память об ужасной трагедии, унесшей 44 человеческие жизни, надо сохранить.

Господа чиновники, большие и не очень, вы, кажется, забыли о том, что, пока вы там пытаетесь найти виноватого в случившемся, мы уже давно его нашли. Точнее сказать, мы нашли его сразу, как только услышали о крушении самолета. Чего вы, как слепые, шарите вокруг себя руками, делая вид, что чего-то ищете? Вы ведь и виноваты!

Весь город, вся страна, весь мир, наконец, знают, что первая игра нынешнего хоккейного сезона должна была состояться в  Ярославле в «Арене-2000». «Локомотив» должен был играть на своей площадке, а ваше только вам и нужное сборище выпихнуло ребят в Минск. И суматоха в аэропорту Туношна, где скопилось немерено ваших самолетов, и вертолеты наблюдения,  сторожащие вас неизвестно от кого, бороздившие небо над аэропортом в дни вашей говорильни мирового уровня…

Имели бы хоть сейчас совесть не запрещать нам оплакивать наше горе! Не вы, а простые русские люди на свои невеликие рубли первыми решили почтить память погибших, а вы теперь пытаетесь прослыть добренькими за государственный счет и бесцеремонно запрещаете нам даже плакать.

Мы возвращались из Туношны подавленные. В глазах все стояла приготовленная для установки креста Голгофа, лестница к ней. Такой она и предстанет тем, кто приедет сюда на девятый день после гибели самолета, — Голгофа без креста. Простите нас, ребята, за то, что даже страшная смерть ваша не сделала нас чище, не научила ничему. Что даже смерть вашу мы превратили в торжище.

P. S. На момент нашего отъезда из Туношны в 14 час. 30 мин. крест лежал под запретом у стены храма. Уже верстая сегодняшний номер, мы узнали, что крест все-таки был установлен на месте гибели самолета именно 14 сентября. Предполагаю, что случилось это отнюдь не по отмашке сверху, а по воле болельщиков «Локомотива», ибо они и внесли крест на Голгофу.

Фото

Ирины ТРОФИМОВОЙ.