Юровая — 9 декабря (Георгий Зимний) —
начало охоты на волков, охотничий праздник Вот и зима началась. И, как обычно в зимнюю пору, запестрят газеты ужасающими сообщениями про лютых волков да про волчьи разбои: там порвали да здесь заели… Да так ли он страшен, серый волк, как о нем в газетах пишут?
Послушаем, что про волка серого люди рассказывают:
«Ехал как-то зимней студеной ночью по местной дороге неезженой святой Георгий на верном своем коне.

Юровая — 9 декабря (Георгий Зимний) —

начало охоты на волков, охотничий праздник

Вот и зима началась. И, как обычно в зимнюю пору, запестрят газеты ужасающими сообщениями про лютых волков да про волчьи разбои: там порвали да здесь заели… Да так ли он страшен, серый волк, как о нем в газетах пишут?

Послушаем, что про волка серого люди рассказывают:

«Ехал как-то зимней студеной ночью по местной дороге неезженой святой Георгий на верном своем коне. Вдруг откуда ни возьмись окружили святого Георгия волки серые: глаза желтым огнем горят, с клыков слюна голодная капает! Не испугался святой Георгий волков, спрашивает:

— Что вам, волченьки, от проезжего человека надобно?

— Уж больно нам кушать хочется! — отвечают волки. — Съедим мы тебя сейчас!..»

А вот как и мне довелось с волками повстречаться.

…В веселые девяностые пришлось мне однажды по служебной надобности съездить в славный город Александров. Туда поутру проще добираться из Переславля автобусом до Сергиева Посада, из Сергиева Посада в Александров — электричкой. А вот вечером потемну назад! Электричкой добралась до станции Берендеево, а там — сюрприз. Да столь неприятный, что словами не высказать: не пришел переславский автобус, отменили из-за нерентабельности. На дворе конец декабря, почти ночь; снег с дождем, снежная каша под ногами, и голову приклонить негде: даже вокзал на ночь закрывают.

Однако же двадцать километров не расстояние. Авось к полуночи доберусь. Ушки у шапки потуже под подбородком затянула, рюкзачок с командировкой — на спину, и бодрым шагом потопала к родному дому.

Хватило той бодрости ровно на половину пути. Сижу на остатках скамейки в полуразрушенном павильончике автобусной остановки и предаюсь горьким мыслям, что паспорт при мне и личность, как найдут, установят без проволочек.

Только вдруг странное чувство нахлынуло: смотрит на меня кто-то. Да так смотрит — мороз по спине идет. Размыкаю веки — идут! Прямо по обочине дороги, след в след, носы к земле, хвосты опущены. Серые. Прямо ко мне идут, а бежать уже поздно!

Подошли. Все пятеро. Полукругом на хвосты сели. Смотрят, проклятые, прямо в душу. А глаза желтым с прозеленью огнем горят; пасти приоткрытые, языки меж клыков подрагивают, дыхание жаркое. И мысль: «Ну все. И рюкзак куда-нибудь затолкают — три года дитю пенсии не видать!» Что делать-то?

Кое-как язык от неба отлепила:

— Волки, вы, волченьки! Не ешьте меня, волченьки! Я худая, костлявая! Куртка из нефти, ботинки из нефти — невкусные! Рюкзак пустой! Я, волки, сама голодная, я домой хочу!

Сидят волки, слушают. Уши насторожили, то влево, то вправо головы свои наклоняют…

— Вы, волки, меня не ешьте! Вон там, за канавой, за елочками, за полем — там ферма овечья, там овцы — сытые, много! Вам всем хватит!..

Тут волчара, что первым шел, поднялся, шерсть встряхнул от ушей до хвоста и прыгнул через канаву в лесопосадки. Остальные четверо — следом! И понеслись через поле прямиком к овцеферме…

На каком дыхании и как донесло меня домой — это уже другая история, а пока…

— Жаль мне вас, волки, — молвил святой Георгий. — Одначе ж меня вам есть нельзя — святой я как-никак! А вот коня моего возьмите!

И слез с коня…

Следующая история с волками произошла у меня несколько лет спустя в Воронежском заповеднике. Семинар затянулся далеко за полночь, и пришлось мне из гостиницы в поселок идти сосновым леском по хрусткому мартовскому снежку. Светила огромная, с мельничное колесо, по-зимнему белая луна; позади затихала гостиница, в километре светились окна поселка, воздух был удивительный: еще зимний, но уже напоенный едва уловимым запахом ранней весны. Словом, природа располагала к неторопливой прогулке, тем более что чужих людей в заповеднике не было.

Поздним утром, возвращаясь в гостиницу, я с удивлением обнаружила ровно через сосну от цепочки моих следов следы матерого волка. Серый кавалер встретил меня у гостиницы и ненавязчиво проводил в аккурат до поселка. На глаза не показывался, только метку мою на корнях сосны дважды переметил. Вот тут-то и стало мне малость, как говорится, не по себе.

— Саша, — спрашиваю у сотрудника заповедника, специалиста по волкам, — а что же он меня не сожрал?

— Ну, во-первых, ты на территории, — без тени усмешки отвечает Саша. — Значит, своя, заповедная. А во-вторых, сытый он был, понимаешь?

«Съели волки коня. Все косточки облизали.

— Вот спасибо тебе, святой Георгий! Спас ты нас от голодной смерти! Отныне будем служить тебе верой и правдою и во всем тебя слушаться!

Святой Георгий коня верного оживил и далее своей дорогой поехал. А волки вслед за ним побежали…»

А третья история случилась у нас в национальном парке, в той части Плещеева озера, где берега еще лесом покрыты.

Повадился к рыбакам, любителям подледного лова, старый пес подходить. Сам лобастый, ухо рваное, морда седая, в шрамах, на один глаз кривой. Шкура рыже-бурая клочьями, хвост под тощее брюхо поджат.    Подойдет к рыбаку, в глаза смотрит умильно, будто просит:

— Ну дай хоть кусочек!

Сердце-то человеческое не камень, хоть и самим голодно — девяностые на дворе! Сами-то не от хорошей жизни на льду мерзнем. Тот рыбак хлебушком поделится, другой полкартошины даст. Стал Рыжий к рыбакам каждый день приходить, иные уж специально для него кусочек брали… Да как на грех подъехал к рыбакам егерь.

— Мужики, да это ж волк! Завтра приеду стрельну его!

А назавтра не пришел Рыжий. И послезавтра. Напрасно ждали его рыбаки, напрасно грели в карманах загодя припасенные кусочки хлеба и на чем свет костерили егеря:

— Умный нашелся! Волк ему помешал!

…Так и не пришел Рыжий. А там и весна настала…

«…С тех пор и говорят старые люди: «Волк — Юрьева собачка. У волка на зубах то, что Егорий даст!»