Владимиру Тимофеевичу Баховскому еще в прошлом году исполнилось 93 года. Он бодр, весел, даже по-мальчишечьи задирист.
Поразившись такому долголетию, я поинтересовалась:
— Как вам удалось сохранить здоровье?
Он лукаво улыбнулся в ответ:
— А я десять лет овсяную кашу ел, летом щи из крапивы хлебал, зимой — из кислой капусты…
— Война?
— Хуже. Лагерь.
ОТЕЦ РАБОТАЛ БОЛЬШЕВИКОМ
Родина его — село в пригороде Львова. Неспокойный восемнадцатый год.
Владимиру Тимофеевичу Баховскому еще в прошлом году исполнилось 93 года. Он бодр, весел, даже по-мальчишечьи задирист.
Поразившись такому долголетию, я поинтересовалась:
— Как вам удалось сохранить здоровье?
Он лукаво улыбнулся в ответ:
— А я десять лет овсяную кашу ел, летом щи из крапивы хлебал, зимой — из кислой капусты…
— Война?
— Хуже. Лагерь.
ОТЕЦ РАБОТАЛ БОЛЬШЕВИКОМ
Родина его — село в пригороде Львова. Неспокойный восемнадцатый год. В памяти живет образ родителей, которых лишился в силу обстоятельств семьдесят лет назад. Когда я удивляюсь его редкой для наших мест фамилии, он опять шутит:
— А во мне какой только крови нет: и русская, и польская… Мама Ядвига Бернардовна была неграмотной, занималась детьми и хозяйством, в котором кроме коровы было много разной живности. Отец Тимофей Куприянович, наоборот, был шибко грамотный. Он работал большевиком в Смоленске…
Владимир Тимофеевич так и говорит: «работал большевиком», то есть был каким-то чиновником на службе у советской власти. Воспоминаний о том, как семья попала в Смоленск, детская память не сохранила.
В семье Владимир Тимофеевич жил до апреля 1941 года, а потом его призвали в армию. Не успев привыкнуть к своему новому состоянию, он как в омут с головой окунулся в события военных лет.
ПОЕХАЛИ В ТЕПЛО
Новобранцев повезли за Урал, но оказалось, что в них там нет никакой надобности — вот она, неразбериха первых дней войны! Повезли их обратно, состав остановился в Кировской области на станции Прозница. Сгрузили молоденьких солдатиков в чистом поле, которое в положенный срок должно было стать аэродромом. Перво-наперво поступил приказ построить шалаши для жилья, а когда кое-как обустроились, начали строительство аэродрома, а если точнее, ломали старинную церковь и возили кирпич. Потом работали на лесоповале — бревна навалом и до сих пор в глазах.
А быт по-прежнему оставался неналаженным. Хотя уже начало морозить и выпал снег, они продолжали спать в шалашах, на кострах готовить еду и стирать одежду в ручейке. Вшей развели, держали одежду над костром, а вши падали в огонь так, что только треск шел.
Когда аэродром построили, их перекинули в Нижний Тагил на строительство площадки для привезенного в эвакуацию военного завода по производству самолетов и танков. Жили опять в чистом поле. Правда, тут уж построили землянки, которые от морозов тоже не спасали. Негде было сушить одежду, не было полноценного питания. Многие сильно простудились и начали болеть. В какой-то момент шесть доходяг комиссовали, среди них был и Владимир Тимофеевич Баховский. Получив свободу передвижения, задались вопросом: куда ехать? Натерпевшись холода, решили ехать в тепло. Так выбор пал на Ташкент.
Получили направление на работу в совхоз. Еды и там практически не было, ели свеклу и капусту, правда, хлеба им, как солдатам, давали по 800 граммов. Шесть месяцев, до июля 1942 года, проработал Владимир Тимофеевич в этом совхозе. Молодость взяла свое: он преодолел болезнь, поправился, набрал вес и однажды через пустыню за сорок километров ушел в райцентр проситься на фронт.
ПОРУГАЛСЯ С ЕВРЕЕМ
Комиссия признала его годным к строевой службе, а вскоре он получил повестку. Тут уже не пешком — повезли его в район на лошади. Подготовку проходил в Гороховецких лагерях Горьковской области. Здесь его одели в солдатское обмундирование, выдали желтые английские сапоги, которые ничего не поносились, по мнению Владимира Тимофеевича, в них бы на танцы ходить, а не воевать — развалились быстро.
После непродолжительной подготовки их погрузили на пароход и повезли на Ладогу (ленинградская сторона). Защищал от фашистов Ленинград, снова шесть месяцев провел в землянке, насмотрелся и натерпелся всякого.
Может быть, он воевал бы и до конца войны, да однажды поругался с одним евреем, сказал ему неосторожное слово относительно политики Гитлера по отношению к евреям — мол, мало он вас…
Тот обиду не простил и написал донос, что рядом с ним находится фашистский агитатор. А там быстро сработало чье-то репрессивное сознание, закрутилась машина. Так Владимир Тимофеевич получил 58-ю
статью, стандартный срок — десять лет без права переписки. Приговор не на жизнь, а на смерть. Попал в Волголаг, который располагался в нашей местности. Волгостроевец — теперь это стало его клеймом на всю жизнь. Два года работал в Угличе, два года — в Рыбинске (рыбу ловил), шесть лет за Рыбинским водохранилищем валил лес.
Все время мучила мысль: за что эти надругательства и втаптывание в грязь? Моральную подавленность порой преодолеть было труднее, чем чувство голода и физическую усталость. Но нельзя было ослабеть и выйти из строя, иначе — погибель.
До сих пор в памяти Владимира Тимофеевича лагерный поселок: низкие бараки, каждый на сто человек, обнесенные колючей проволокой. На работу и с работы гоняли строем. Рабочий день — 10 часов, но часто работали по 13 и 16. Двухэтажные нары, сырость, вонь, клопы и все те же вши. Часто видели пленных немцев, которые тоже работали на объектах Волгостроя. И было вдвойне обидно, что страна, победившая в такой войне, сделала врагом собственный народ. Но Владимир Тимофеевич перетерпел все и выжил, отбыв срок от звонка до звонка.
БАБ И ДЕВОК БЫЛО МНОГО
В тридцать пять лет он освободился и почти сразу женился. Присмотрел себе тихую, скромную женщину с ребенком Веру Бухменову и начал с ней строить семейную жизнь. «После войны баб одиноких и девок было много, а я выбрал ее и не ошибся, — говорит Владимир Тимофеевич. — Сорок два года прожили душа в душу. Я двадцать пять лет в дорожной организации отработал — строил дороги по всему району. Директором предприятия был Алексей Иванович Жаренов, крупный экономист, рачительный хозяин. Он мне и дом построил. Своя дочка родилась, и Верину дочку я воспитал. Так получилось, что родная дочка в соседней деревне живет, но не нужен я ей, у неродной дочки десять лет живу. А в моей квартире в Рыбинске внук сейчас живет. Жалко, Веры уже шестнадцать лет нет на этом свете. А я —
вот он, все живу и живу… Гадость всякую не употребляю, а хорошей водочки каждый день выпиваю стопочку, а то и больше… Реабилитировали меня при Горбачеве. Теперь вот на встречи приглашают как героя, а был ведь чуть не всю жизнь врагом народа. Вот как жизнь меняется… Все бы ничего, да об одном жалею: сына мне Вера не родила, так и пропадет фамилия Баховских…»
На снимке: Владимир Тимофеевич Баховский (слева) во время встречи с репрессированными в центре социального обслуживания населения.
Фото автора.
