Я частенько встречаю его по утрам на конечной остановке у бывшего завода «Холодмаш» в ярославском Брагине. Крупный гладкошерстный дворянин черно-белого окраса. По тому, как он жмется к людям, не боится людей, я понимаю: у  пса когда-то был дом, был хозяин. Что случилось с домом и с хозяином, не знаю. А пес не расскажет. Молчит собака.
Я встречала его здесь летом, встречала осенью, встретила и нынешней зимой. Он лежал, свернувшись клубком, на снегу, укрыв черный нос хвостом, и спал.

Я частенько встречаю его по утрам на конечной остановке у бывшего завода «Холодмаш» в ярославском Брагине. Крупный гладкошерстный дворянин черно-белого окраса. По тому, как он жмется к людям, не боится людей, я понимаю: у  пса когда-то был дом, был хозяин. Что случилось с домом и с хозяином, не знаю. А пес не расскажет. Молчит собака.

Я встречала его здесь летом, встречала осенью, встретила и нынешней зимой. Он лежал, свернувшись клубком, на снегу, укрыв черный нос хвостом, и спал. На улице минус 23. Людей на остановке было много. Кто-то вообще не замечал бедолагу, кто-то сочувственно вздыхал: холодно уж очень, замерзнет псина.

А пес спал. Он как будто не слышал людского гомона, скрежета подъезжающего к остановке транспорта. Какие сны грезились ему? О чем думал он? Что вспоминал? Брошенного человека пожалеет всякий, брошенную собаку только тот, у кого действительно есть душа. Но ведь не заберешь их всех, оставленных кем-то на произвол  судьбы, к себе домой. И от сознания своего бессилия и невольной вины перед четвероногим соседом по планете еще больнее сжимается душа.

Фото Виктора ОРЛОВА.