Писатель Дмитрий Шеваров подарил мне свой многолетний труд «Добрые лица. Книга портретов». Зная, что Дмитрий провел свое детство в родных мне вологодских местах, читала я эту книгу с особым волнением, будто хотела отыскать в ней следы затерявшегося во времени моего собственного детства. И надо сказать, автор не подвел меня. В одном из очерков я увидела перечисление вологодских храмов и в этом ряду Никола на Тафте.
Писатель Дмитрий Шеваров подарил мне свой многолетний труд «Добрые лица. Книга портретов». Зная, что Дмитрий провел свое детство в родных мне вологодских местах, читала я эту книгу с особым волнением, будто хотела отыскать в ней следы затерявшегося во времени моего собственного детства. И надо сказать, автор не подвел меня. В одном из очерков я увидела перечисление вологодских храмов и в этом ряду Никола на Тафте. Трудно объяснить испытанное мною смятение души, потому что мимо этой церкви я четыре года бегала в начальную школу.
УЧИТЕЛЬ — ХРАНИТЕЛЬ ИСТОРИИ
В поселке Красный Бор Тотемского района Вологодской области живет моя троюродная сестра Шура, Александра Алексеевна Егер, последняя ниточка, связывающая меня с моей утраченной малой родиной. Сейчас она на пенсии, но в свое время директорствовала в Красноборской основной школе, учила ребятишек гографии, но самое главное — собирала и писала историю мест, где родилась и где жили ее предки. И одной из тем, разработанных ею, стала история Никольской церкви на Тафте. Вот что она пишет: «История поиска началась с похода на Тафту. Путь пролегал через деревню Остроконье, через Ивановские поля, кладбище. Когда мы вышли на Соловьихину возвышенность, нам открылся вид трех деревень: Горки, Подгорной и Родной. Над заброшенными домами возвышался разрушенный храм. Мы отправились к нему. Церковь была в плачевном состоянии, но на стенах и потолке выделялась роспись, на внешней стороне церкви сохранилась икона. Мы уже много слышали об этой церкви от жителей поселка Красный Бор, куда переселились жители с Тафты. Знали, что в годы cоветской власти церковь была разрушена, позднее запустели и деревни. Приход прекратил свое существование, имущество было растащено людьми».
Присланный мне Александрой Алексеевной материал бесценен, поэтому, думаю, он будет интересен читателям «ЗК» и вызовет у них собственные воспоминания, потому что судьба моей церкви — это и история большинства церквей на Ярославщине.
ТАФТА. ЛЕГЕНДЫ И БЫЛЬ
Что такое Тафта? Это глухое лесное гнездо из четырех деревень: Горка, Подгорная, Родная и Остроконье.
Вот что вспоминает в связи с этим старожил Тафты С. А. Гурьева: «В начале двадцатого века в деревне Горка было 35 домов, два магазина, два маслозавода, сыроварня, кузница и две мельницы: ветряная и водяная. В деревне Подгорной было 30 домов, маслозавод, скотный двор, водяная мельница, химзавод и пасека. Жители этой деревни занимались гончарным делом, изготавливали кринки с рисунками. В этой же деревне находился дом Якова Помазова, который был утвержден в должности церковного старосты. В Остроконье насчитывалось более 40 домов. Жители этой деревни занимались обработкой земли, сеяли различные культуры, плели лапти и имели много скота».
Сто лет назад Тафта славилась в округе своими колдунами. Краевед А. Н. Линьков в 1897 году опубликовал местное предание о том, как тафтяки во время ловли рыбы поймали белоглазого чудина, говорившего на непонятном языке. Крестьяне пристроили его к работе на мельнице и решили окрестить пришельца, но «белоглаз», узнав об этом, исчез неизвестно куда. Однако до наших дней дошла фамилия Белоглазовы.
Скорее всего, противоборство православия и язычества породило подобные легенды, оно же послужило и причиной того, что на реке Тафте была построена небольшая церковь, сначала деревянная, а в XVIII веке – каменная. Построена на пожертвования людей («Причт пожертвовал 1 рубль на постройку особого здания при Вологодской епархии»).
Одна из жительниц Тафты — Мария Павловна Помелова (родилась 17 марта 1922 года в дер. Родная) — рассказала краеведам: «Церковь у нас была хорошая, добротная. Она состояла из двух приделов: зимнего и летнего. С двумя крестами, крыша и карнизы были выкрашены в коричневый цвет, купол и кресты были позолоченные, кресты переливались в лучах света так ярко, что резали глаза. Была и колокольня, на ней — несколько колоколов: два больших и остальные маленькие. Колокола огромные, звонкие, их звон был слышен в других деревнях. Жители знали, какой колокол звонит на пожар, а какой — на службу. Колокольню венчал шпиль. Лучшим звонарем был Митя из Остроконья. Его так и звали — Митя-звонарь. Они вместе с сыном жили в сторожке, а когда надо, звонили. Также они охраняли церковь и отапливали ее зимой».
Моя детская память хранит большую икону (фреску), высотой около двух метров, на внешней стороне церкви, обращенной к дороге. На иконе был изображен Николай Чудотворец, который встречал взглядом каждого идущего, смотрел прямо в глаза уже поравнявшемуся с ним и провожал идущего дальше. Помню, как нас, детей, очень смущал и даже пугал этот взгляд, и вместо того, чтобы перекреститься на икону, мы старались поскорее миновать это место.
По воспоминаниям старожилов, перед входом в церковь были большие ворота, на самом верху, над входом, тоже икона Николая Чудотворца. Вокруг церкви стояла высокая ограда из двух частей: внизу — кирпичная, а сверху — кованая. Тут же находилось кладбище, на котором хоронили местных жителей. Здесь лежит мой дед по линии отца Иван Алексеевич Верещагин и другие родственники. Вдоль железной ограды тянулась аллея из берез. Моя детская память сохранила эти старые развесистые березы, сплошь увешанные грачиными гнездами.
Служителями Никольской церкви в последние годы были Херасков и Серафим. В должности церковного старосты был утвержден Яков Помазов. При церкви работала школа. «Вологодские Епархиальные ведомости» сообщают, что в 1909 году жалованье учителей школы было доведено до 360 рублей.
А СТАРИКИ МОЛЧА ВЫТИРАЛИ СЛЕЗЫ
«В тридцатые годы, — вспоминает Мария Павловна Помелова, — стали разрушать церковь. Приехали из Погорелова мужики, арестанты да наши Москалевы — Мишка, Иван и Николай, стали сбрасывать колокола. Колокола упали и ушли в землю. Их долго выкапывали несколько мужиков, еле-еле достали».
«Что же это делается? Ведь большой грех!» — сильно переживали жители деревень. Крестились женщины и старушки, а старики молча вытирали слезы. Детей и женщин отгоняли от церкви. Мужики, разрушавшие церковь, отпугивали их, повесив на шеи полотенца, а на пояс навязывали веревки — выглядели они как настоящие арестанты-дьяволята.
Судьба людей, разрушавших церковь, сложилась трагически. Иван Жилинский, который сбрасывал иконы на пол и топтал их, вскоре сошел с ума. Михаил Москалев тоже сошел с ума. Ивана Москалева убили на войне. Филарет умер от голода.
Отстоять церковь люди не смогли. Сломали колокольню, а иконы и кресты растащили, кто-то на продажу, а истинно верующие хранили их как святыню. Большинство икон осталось у жителей деревни Горка. Иконы снимал Вася Выдрин и хранил их дома. Павлин Помелов большую икону Николая Угодника пригнал по воде и тоже хранил у себя дома.
О гонениях за веру сохранились воспоминания И. П. Гурьевой: «Людей, искренне веровавших в Бога и помогавших церкви, арестовывали и увозили в неизвестном направлении. Были арестованы и не вернулись домой Миша Огашенок, Паша Серков, Алексей Русинов, звонарь Митя и священники Херасков и Серафим. В тюрьму забрали и Клавдию Москалеву. Она провела в лагерях десять лет и вернулась. Когда ее взяли, дома осталось трое детей, самой старшей было 12 лет. У Алексея Русинова тоже было трое детей, их сдали в приют. Николая Гурьева отправили в ссылку за то, что он читал церковные книги и газеты. Его везли на барже от Тотьмы до Вологды. Баржа затонула. Больше о нем ничего не известно».
После закрытия церкви в ней располагались электростанция и пилорама. Электростанция горела, пожар повредил фрески на стенах и в алтаре. Потом в помещении церкви хранили зерно. На куполах долго красовались кресты и икона Николая Чудотворца на внешней стороне церкви.
В восьмидесятые годы приехали рабочие с Украины, они подожгли церковь и расстреляли икону. Так разрушилась церковь, тафтенские деревни все заброшены, сейчас местность заросла лесом. Но в сердцах людей все живо. Вот как сказала об этом Помелова М. П.: «Не забудем церковь и Тафту, пока песок на глаза не посыплется».
Остается только низко поклониться тем, кто сберег в памяти историю Никольской церкви на Тафте, а также Александре Алексеевне Егер, которая бережно донесла эти воспоминания до потомков. Дай им Бог здоровья!
На снимках: фреска Николая Чудотворца; Александра Алексеевна Егер.
