В СЕРДЦЕ БЕЙ! НО БОИСЬ! Было такое дело. Взяли старики — охотники ильинские, Академик тогда еще в молодых ходил — кабана на пятерых. Две недели ходили в октябре. Замерзла земля, кабан ушел за дальний кордон в болота, белый корень есть. Таково мнение Константиныча: «Каждую осень уходит! Нужен кабану белый корень для пищеварения!» Академик на следующие две недели отлучился — в Африку слетал на конюшни халифа посмотреть.
В СЕРДЦЕ БЕЙ! НО БОИСЬ!
Было такое дело. Взяли старики — охотники ильинские, Академик тогда еще в молодых ходил — кабана на пятерых. Две недели ходили в октябре. Замерзла земля, кабан ушел за дальний кордон в болота, белый корень есть. Таково мнение Константиныча: «Каждую осень уходит! Нужен кабану белый корень для пищеварения!» Академик на следующие две недели отлучился — в Африку слетал на конюшни халифа посмотреть. Из Африки 29 октября, 29 градусов тепла было, когда вылетали, в Шереметьево прилетают: «Eлки-палки! Пограничники в шинельки кутаются, а по земле — поземка. Земля белая. Пороша!». Два дня остается до того, как срок лицензии закончится.
Академик до Ярославля — на электричке. С электрички такси хвать — и в деревню, часов в 12 приехал. Ольга Сергеевна говорит:
— Вовка, Федорыч прибегал. Ты должен был точно из Африки-то приехать. Они тебя в шесть утра завтра на охоту ждут. Снег выпал — лицензия кончается.
Ну, в шесть утра, дак в шесть утра. На машину. Тогда на ЗИЛ-130 ездили — хорошая машина ЗИЛ. Уехали далеко, нет кабанов. Зайчишками занялись, постреляли зайчишек. Вдруг: «бах-бах» дуплет, «бах-бах» дуплет. К машине подходим. Константиныч на капоте сидит, греется:
— Мужики, кабана столкнул в тростнике. Я ж вам говорил, что в болота ушли корень есть! Я преследовать не стал. Уйдет. Отлежится.
— Ну, пошли давай, дело к темноте!
Идут, как партизаны. Ни веточка не хрустнет, никто слова не скажет, только рукой покажут: влево — вправо, влево — вправо. Ельничек меленький обрезали, то есть обошли с двух сторон. Выхода нет. Стали на номерах опытные охотники. Будущий Академик:
— Вовка, давай толкни кабана!
Вовка ружье подмышку, в ладоши хлопает, кричит: «Ай, ой, давай, вылезай!». Вдруг прямо почти из-под ног, с краю ельника, где заходный след, кабанище пошел, верхушки затряслись. На охотников не пошел кабан, видно, вынюхал, выслушал. Слева — мимо Константиныча. Константиныч: стук! Вторым — стук! Академик ружье из подмышки-то хвать. Смотрит, кабан на уход. Навскидку: стук! Вторым — стук! Кабан летит — здоровенный секачина.
— Ну чего, Вовка, давай проверяй след-то.
А проверять следы как: на карачки и вместо кабана — по следу.
— Константиныч, тут стрелял?
— Тут стрелял.
— Слушай, вот пуля-то не дошла до кабана, попала в мерзлую осинку и срикошетила вниз. А второй пули не видно. Да, вроде, слышал, что удар пули может попал.
Пошли дальше. Надо кабана преследовать. Мужики вперед, Академик сзади подотстал. Надо посмотреть свои пули. Смотрит, одна пуля по осиннику пошла, видно как рикошетила. А второй нет. Ладно. На такую даль, шагов, наверное, семьдесят было, да навскидку, разве попал? Догоняет мужиков. А опытные мужики, старики, да тут глупость сделали. Идут гуськом друг за другом, ружья на плечах. Академик сзади смотрит: кабан-то лежит. А он триста метров прошел, развернулся и рылом на след лег. Подходим. Готов кабан! Видно, что и глаза закрыты, и уши стоят. Горло перерезали, стали обдирать. Константиныч за машиной. Обдирают. Вот в лопатку выстрел — это Константиныч бил. Все. Молодец, Константиныч! Дальше-то обдирают, а под ребром-то дырка, под левым.
— Вовка, да ведь это ты стрелял. Константиныч только по лопатке задел, он бы с такой-то раной ушел на 100 километров и еще 20 лет прожил.
— Да ну, не может быть, чтоб молодой, да в сердце.
Как распотрошили кабана, там ведра два крови. Сердце хвать, а там дырка — два пальца проходят. Пулей «Мейера» Академик стрелял из правого ствола, у его отцовской «Тулки» правый ствол цилиндр-сверловка, пулями здорово бьет. С тех пор уж тридцать с лишним лет Академик только «Мейером» копытных бьет. А вот если бы кабан не в сердце был бит, а послабже — да как бы вскочил, да как бы рванул на охотников, которые гуськом. Много чего могли бы лишиться боевые стрелки, да и Академику бы досталось напоследок. Так что кабана-то бей в сердце, но аккуратно добирай, посматривай, да ружье чтоб на изготовку.
КАБАНА ДОБИРАТЬ НЕ ТОРОПИСЬ. СЯДЬ!
Этот случай будет интересен старшим бригады при охоте на кабана. Кабан — зверь опасный, и, когда он ранен, может бед натворить. Обычно молодые охотники сразу рвутся добирать кабана. «Сейчас добьем, пока далеко не ушел!». Как их задержать? Говорить им бесполезно, потому как они сильно разгоряченные. Есть такой испытанный способ, который Академик придумал и проверял неоднократно. Молодежь: «Ну, давай, вперед!». «Эй, подожди-подожди, чего-то живот схватило, ну-ка я…» И за елочку. Сидишь: или дела делаешь, или делаешь вид, что делаешь дела, и надо подольше, не торопясь. Они там между собой: «А-а, такой-сякой Академик, не вовремя животом страдает». Ругают-ругают-ругают и весь свой пыл, на кабана заточенный, изведут на Академика. Ты спокойно встаешь, штанишки поднял. Из-за елочки выходишь: «Ну чего, мужики, надо подумать! Куда кабан пошел? Надо думать через ельник, через речку. Там ему вверх будет туговато, а ельничек мелкий. Он там наверняка и ткнется. Пусть облежится. Вроде по всем приметам хорошо его задели — темная кровь идет, наверняка, внутрь. Облежится, подойдем — и готов. Так обычно и выходит — минут двадцать — тридцать задержишь «горячую» компанию и потом двигаешься. Заход в ельничек есть, выхода — нет. Обрезали! Сунулись — готов! Обдирать можно. Вот такое средство есть хитрое. Хоть ущербное, вроде как для авторитета старшого, а полезное для целости некоторых органов охотников в области ног, если раненый секач клыками подденет.
