Нет ничего проще и дороже живого слова. Только его надо успеть услышать и сохранить. Вспоминается поговорка: «Какое глубже схоронится семя, то лучше сохранится». Проходят десятилетия, а оно, это семя словесное, прорастает новым смыслом, которого прежде и не прозревал сам в мимолетных, иногда забавных, иногда драматичных записях. Здесь некоторые из них, сделанные в основном в Ярославле во второй половине семидесятых и самом начале восьмидесятых годов минувшего века.

 ПОЛИТУЧЕБА

Каждую пятницу — на политучебу, несмотря на то, что законы передового учения вечны, открыты раз и навсегда и изучены еще в школе и институте.

Четыре часа читают.

— Есть ли вопросы?

Голос из зала:

— Есть… Где прочесть декларацию прав человека, принятую ООН?

— А где вы о ней услышали?

— Да «Голос Америки» передает…

— А нам такие документы в обком не присылают, — говорит приглушенно лектор.

И веселый, провокационный выкрик из зала:

— Может быть, ты еще спросишь, где Солженицына почитать?

 7 января 1977 года. Дом областного политпросвещения.

 ***

Рассказывают в художественном музее, что якобы старичок пьяный в трамвае едет и пальцем тычет в рядом сидящих: ты в том-то виноват, ты — бесстыжий, а ты третьего дня то-то делал…

Потом говорит: в 1981 году Брежнев умрет — и начнется война. Встал и прибавил: я сейчас выйду, а на следующей остановке на мое место офицер сядет…

На следующей остановке так и вышло, как старичок сказал. Вошел офицер и сел на его место.

1978 года.

***

На партийном собрании в музее-заповеднике секретарь парторганизации выступает: «Товарищи, у нас тут идут споры, какая организация музей? Кто говорит — научная, кто — историческая. Так вот, в материалах пленума ЦК КПСС прямо сказано, что музей — организация и-де-о-ло-ги-че-ская!»

В Карабихе смотрительница останавливает меня: «Николай Васильевич, я вот что думаю. Ведь у нас учреждение-то — покойное! Как кладбище. Потому что все о покойниках говорим. Правильно?»

22 июня 1978 года.

ВЕЧНО ЖИВОЙ

Сон о кладбище. Мать моя, я и дом наш попали в огромную какую-то ямину, овраг; что-то случилось… смерть? Потом все изменяется…

Маревеющие, многорастворенные в воздухе цвета — зеленый, синий с плотно-золотыми накрапами.

Как хорошо жить здесь, в доме родном. Но он не деревянный, как наш, а каменный. Будто белая церковь — своды вьются; тихий, золотисто-зеленый свет вроде сада — кладбище. Я вроде лежу в могиле и себя не вижу. Я, точно во взвешенном, в растворенном состоянии: все тело в воздухе и тенях зеленого кладбищенского сада. Мать встает на колени — на какой бы крест помолиться? Вот на этот. А под крестом — памятник, плита, и на нем — фотографический портрет Ленина, рядом —

кого-то из современного правительства. Большие фотографические портреты, как живые, подрагивают, помигивают тайно. Или это мерещится?

Вдруг идут сверху, а мне кажется, что во мне, в растворе света, люди. Читают надписи на плитах. Такой-то, такой-то… А тут вот кто… — это над моей плитой. Но называют не мою, чужую фамилию. Неужели я не умер? «Нет, поправляет другой человек, — тут Смирнов Николай Васильевич… Отбезобразничал!..» Это слово меня задевает, я вроде как сердцем, центром лежу на могиле — вокруг мой объем. Хочу изругать их, но сдерживаю себя… Я же, наверное, умер…

 В ночь с 15 на 16 октября 1980 года.

 ***

Была у моей тещи племянница Нюша. Диабетчица. Ослабла и от воспаления легких умерла. Не радуйся, — говорила мужу перед смертью, — я за тобой приду.

Год не прошел, заспорил муж на празднике, что он килограмм селедки съест. Съел. Водой опился и помер.

***

Разговоры среди обывателей идут о том, что улица Октябрьская загазована сильнее других улиц, что в Ярославле поедает людей рак и белокровие, средняя продолжительность жизни — 42 года. В сумасшедшие дома все больше поступает людей, уверяющих о конце света.

2 июня 1981 года.

ДВЕ СМЕРТИ

У пожилого мужика в деревне жену отвезли в больницу на операцию, вырезать кисту. Тридцать килограммов вырезали…

Муж, оставшись один, стал пить вино. Собралась компания механизаторов, ночь, фары тракторов навели в одно место и в этом круге света пили. Потом пошли в дом хозяина. Там пили. Загорелось. И никого не спасли — все шестеро сгорели. От хозяина остались только челюсти металлические и кусок груди.

А жена в больнице не знала, что муж сгорел, прожила еще три дня и умерла. Когда ее увозили в больницу, предупреждали мужа — смотри, мол, дом не сожги. Оба умерли, так и не узнав о смерти друг друга.

 1 августа 1978 года.

***

В деревне Зарубино умирал человек, приехавший из Владивостока, — от рака. И говорил, что это он от ивасей заболел. Японцы-де нам иваси продают, а те иваси отравленные.

12 июля 1978 года.

КАК СЫН МАТЬ

В ЛЕНИНГРАД ВОЗИЛ

Это, похоже, из разряда городских легенд. Слепую мать сын повез в фургоне в Ленинград. По дороге говорит: вылезай! Спустил ее в люк теплотрассы и велел ждать. Мать сутки просидела, сына все нет. Пришел обходчик: «Ты что тут, старуха, сидишь?» — «Я в Ленинград еду!» А ей там, у трубы, тепло. Сына нашли, дали 10 лет.

***

— Волос — такой тонкий червячок, он в Волге плавает. Есть волос собачий, кошачий, коровий, — рассказывает старуха своим соседкам по койке в больнице. — Он входит в тело и начинает разъедать его. Выводить его надо при условии, чтобы в доме никого не было. Налить в ведро теплой воды, положить туда золы. Приложить к ноге три ячменных колоска и опустить ногу в ведро. Он и вый-дет, тонкий, как струна.

***

Старуха в Мышкине постель берегла, стояла она чистая, нарядно заправленная — не спала на постели, а рядом, на телогрейках, на полу.

1978 год.

В ОЧЕРЕДЯХ

И МАГАЗИНАХ

Ярославль. В магазине мальчишка подбегает к витрине:

— Мама, гляди-ка, картошка!

Мама смущается от его удивленного крика: ну и что тут такого?

У хлебных ячеек женщина с серыми жирными волосами орет на продавщицу:

— Я сейчас позвоню куда надо. Напилась пьяная, да и кричишь!

— Ты сама пьяная! — отвечает продавщица.

— Ты и есть пьяная! — кричит серая. — Только что были куличи-то, куда они девались?

В витрине магазина кто-то стекло высадил. Подметают осколки. Сегодня 5 апреля 1980 года. Завтра — Пасха.

***

Талоны на мясо давали в Костроме. Там его по талонам решили выдавать, не как у нас в Ярославле — кто успел, тот и сыт.

Но и в Костроме по талонам мяса не всем хватило. Вот один старик со старушкой, которым мяса не хватило, и послали талоны костромские в Ленинград, в подарок детям. А там в магазинах мясо — свободно лежит.

6 мая 1977 года.

***

Молоко стало в магазинах пропадать. Очереди огромные. Если услышат, что молоко привезут в три часа дня, то очередь занимают с утра. Магазин полон, духота, вонь нутряная изо ртов и старушечья, телесная. Стоят все больше старухи. Одна говорит: «Мне 78, уже и правнуки есть и на всех надо успеть».

 Другая баба с отвислыми щеками, бело-желтым большим лицом, длинноносая, не выспавшаяся, рассказывает: «Ложусь в 12, встаю в пять утра».

Длинная в зеленом пальто старуха с морщинистым, печальным и точно изболевшим лицом говорит: «Я получала пенсию 9 рублей, старыми — 90. Потому что по болезни на трудной работе работать не могла»… — «Да, болезнь, — подхватывает с отвислыми щеками… — У нас старуха в доме умирала. У нее была непроходимость. Не знаю, от горла ли до желудка, или в кишках… Умирала, все кричала. А ходить за ней некому. Одна бабушка соглашалась ходить. Просила: давайте мне по шесть рублей в день — я буду. Да у меня пенсия всего 60 рублей, отказалась больная. Умирала одна, стонала, мы слышали через перегородку. Скорая помощь приедет: мы ничем помочь не можем! И снова уедет…

А где у нее непроходимость была — здесь ли, тут ли, — показывает руками рассказчица, — не знаю».

24 апреля 1981 года.

ГОЛОД И ВОЙНА

Двоюродная сестра матери моей в 1926 году уехала в Ленинград, сошлась там с мужиком. Когда у нее родился ребенок, девочка, оказалось, что у мужика — жена и дети. Он ее бросил. Был тогда в деревне голод, и решила она домой в Рыбинск пешком идти. На поезде, что можно было, проехала зайцем. А потом по лесу — пешком. Полтора месяца шла. Было их в семье пять сестер, отец — неродной. Идет она по лесу с девочкой и думает: куда я с ней домой приду, кто ее будет кормить? Давай брошу, оставлю под кустом. Оставит — поотойдет с километр — вернется, возьмет. Попройдет еще, снова: куда я ее несу? Оставит — отойдет с километр — снова вернется. И так несколько раз возвращалась. Не бросила девочку. Потом из Рыбинска снова уехала в Ленинград. Девочка выросла. Хорошая такая была. Замуж вышла эта женщина за вдовца. И жили хорошо. Девочка выросла до 15 лет. А в блокаду Ленинграда и мать, и девочка, и вдовец — у него было двое детей — все померли.

1977 год.

***

 Жена рассказывала про лесную деревню в Некоузском районе. Лес у той деревни называется Пугино. Война. Баба убивает двоих своих детей в этом лесу топором, чтобы не умерли с голоду. Потом идет по ягоды с соседкой. Отойдя в сторону, причитает над убитыми. Соседка слышит, догадывается, но виду не подает. Боится: деревня лесная, подожгут дом — никто и концов не найдет.

1978 год.

 ***

Мой сын в космосе. Так считает сумасшедшая женщина. Тихим голосом, наклоняясь к собеседнику, сообщает: «Нет, мой сын не убит, я знаю — его запустили в космос, он там летает».

Ей 33 года, она работала в какой-то школе-интернате воспитателем, и вот недавно ее сын маленький попал под автомобиль и был изуродован до смерти.

25 декабря 1980 года.

СЕВ

В ДЕКАБРЕ

Многие люди из мышкинской глубинки, улыбаясь, рассказывали об этом случае, но прибавляли: не для передачи! Что-де снимает трубку Щ., первый секретарь райкома:

— Колхоз «Дружба»?

— Да.

— Мне председателя…

— Он сеет…

«Ну, сеет, так сеет», — думает Щ. Положил трубку. Посмотрел в окно. Стоп! Как же так сеет? Ведь за окном снег! Декабрь!..

— Але, кто у телефона?

— Я, председатель…

— А как же мне сказали, что ты сеешь? Что за шутки еще?

— Да это секретарша… Она у нас «р» не выговаривает.

Декабрь 1976 года.

 ***

Семилетний Игорь в Карабихе:

— Мама, я на горке катаюсь, как сяду на санки, как поеду — ну просто одна психология!

— Почему психология? — спрашивает мама, научная сотрудница.

— Да потому что все едешь и думаешь, и боишься.

29 января 1977 года.

НАШ КОМСОРГ

Виктор Соколов из Твери по первой своей профессии — актер, комсорг нашего курса в Литературном институте. Женился на американке и уехал в США. Снится сон, что он приехал на побывку в Россию. А как отличить американца от русского? У него все лицо желтой и оранжевой, как яичница, краской запудрено. Идет по площади Подбельского, веселый, довольный. Сон этот приснился 23 марта 1981 года. Виктор стал протоиереем, настоятелем православного кафедрального собора в Сан-Франциско. Умер от рака. Когда я узнал об этом несколько лет назад уже в новом веке — я вспомнил этот сон.