СИКОКА-СИКОКА — Вот ты все время меня попрекаешь, что раз я создал семью, то должен ее и содержать, —  издалека начал разговор с женой Витька Борисов. — А  вон супруга одного из российских министров сама в прошлом году заработала 222 лимона!
— Сикока-сикока? — поперхнулась Катька.
— «Сикока-сикока», — передразнил Витька. — 222 миллиона рублей!
— Не верю!
— Не веришь — читай прессу! — и Борисов сунул жене газету с публикацией о доходах членов правительства и их супругов.

СИКОКА-СИКОКА

— Вот ты все время меня попрекаешь, что раз я создал семью, то должен ее и содержать, —  издалека начал разговор с женой Витька Борисов. — А  вон супруга одного из российских министров сама в прошлом году заработала 222 лимона!

— Сикока-сикока? — поперхнулась Катька.

— «Сикока-сикока», — передразнил Витька. — 222 миллиона рублей!

— Не верю!

— Не веришь — читай прессу! — и Борисов сунул жене газету с публикацией о доходах членов правительства и их супругов.

— Это получается по 600 тысяч рэ в день!!! А я-то думаю, чего у нас в больнице такие маленькие оклады у медсестер и санитарок? Теперь понятно: все деньги уходят в Москву.

— Ты, Катя, не путай божий дар с яичницей! При чем тут маленькие оклады в больнице? Может, жена министра продала акции какого-нибудь высокодоходного предприятия…

— Что-то мы с тобой, Витя, куда ни вкладывали деньги — везде пролетели, как фанера над Парижем! —  не унималась Катя. — В «МММ» пролетели, в «Русском доме Селенга» пролетели, в «Хопере» пролетели! Да что там говорить, если за каждый ваучер нам по автомобилю «Волга» обещали, а стоило нам вложить их в спичечную фабрику, как губернатор ее расприватизировал. И плакали наши ваучеры!

— Может, жена министра положила все деньги на депозит — и стрижет проценты! — рассуждал вслух Витька Борисов.

— А почему мы с тобой не стрижем таких процентов?

— Потому что у нас не было изначального капитала.

— Вот и я говорю, что раз нет начального капитала, то нечего было и семью создавать. А создал — содержи!

— Но ты же, Катя, знаешь, что мне зарплату третий месяц задерживают!

— Не там работаешь! Сидел бы сейчас в министерстве — не читал бы в газетах про чужих жен… А свои деньги не знал бы куда пристроить. Ведь теперь госслужащим запрещено хранить деньги в зарубежных банках!

— Вот засада! Ведь у самого министра тоже продекларированный доход 226 лимонов. Чего они, бедолаги, будут делать с такими «бабками»?

— Не надейся: тебе до зарплаты не подкинут!

— А не плохо бы лимончик подкинули… Им одним больше, одним меньше — большой роли не играет, а мы бы всю жизнь жили на проценты.

— Вить, мечтать — не вредно!

Олег ГОНОЗОВ.

БЕЗ СОЗНАНИЯ

Фамилия у него говорящая — Ящерицын. Не в том понимании, что он якобы как ящерица юлит и пресмыкается перед кем-либо. На самом-то деле он в обращении с женщинами, с соседями, с отпрысками своими и с остальными подчиненными по службе — мудрый и гордый. А в том смысле фамилия многозначная, что Ящерицын при любой для себя опасности, так сказать, хвост отбрасывает. То есть, сознание теряет. Потому, заметьте, и живет этот Ящерицын обалденно долго.

Первый раз случилось, если не ошибаюсь, в одна тысяча девятьсот одиннадцатом. Как раз в России только смута улеглась, и разобрались, зачем Зеркало Русской Революции из Ясной Поляны ушел. Это бы ничего. Но тут тебе — бабах! — еще и Столыпина убили. Сразу, конечно, жандармы с приставами по всей стране забегали: кто, мол, допустил; кто, дескать, виноват; и нет ли в том какого всеобщего заговора? К Ящерицыну явились официальные, а он вдруг прямо там во флигеле неожиданно — кувырк, и сознание потерял. А если без сознания, что с него возьмешь?! А следом, значится, чередой — Великая война, отречение, Октябрьский переворот, чека, гражданская война… А Ящерицын же без сознания — ничего не видел, ничего не знал, ничего не делал.

Ну, к нэпу оклемался немножко. Документы себе за бессознательное от царизма состояние выправил, на службу устроился. Даже погодя маленько вверх пошел по служебной лестнице — в честь успешного окончания ударного тридцать четвертого года прибавку получил к окладу жалования десять рублей и путевку от профсоюза в Ялту на декабрь. И все бы хорошо, но тут — бабах! — аккурат в декабре Кирова убили. Сразу, конечно, гэпэушники с эмгэбэшниками по всей стране забегали: кто, мол, допустил… Ясно, в общем, куда клонилось. Тут Ящерицын, разумеется, чудух — и без сознания. Очень удачненько, знаете ли. Там же сразу тридцать седьмой год, за ним сорок первый, а после войны — дело врачей, Берию сместили…

Короче, в годовщину первого спутника очухался немножко — глядит: внуков уж полон дом, и квартирка хрущевская новенькая. В общем, жить можно. Иногда, правда, временные потери сознания были, ненадолго. Это, например, когда всемогущее КГБ неудачно в задницу отравленным зонтиком Солженицына укололо, или когда селедка из продажи пропала, или когда на Олимпиаду Москву от всяких посторонних чистили… Но то так себе, мелочи.

Вот в девяносто первом — да! К Ящерицыну пришли: ну, мол, выбирай — за кого ты и за что? Ложишь партбилет в костер или в Белый дом под пушки полезешь? И что насчет приватиза… Но не успели: Ящерицын — кырдык, и опять без сознания. Они его и так, и эдак. И дефолтами, и инфляциями его расшевелить пробовали, от разных партий молоденьких медсестер и прочих светил медицины подсылали, и программой реформ пугали… Да, много чего!

А он без сознания. И все тут! Живет как трава, всем доволен. Одно только не нравится — часто ходить голосовать приходится, за кого велят. Но Ящерицын претензий вслух не выказывает, без сознания он.

Как, впрочем, и большинство многих других таких. Власти уж и не надеются, что очухаются. Впрочем, им, властям-то, это вовсе и не нужно.

Евгений ОБУХОВ.

СБОРЫ…

Кукошкин собирался на митинг. Жена интенсивно рыдала.

— Не плачь, Маша! — стрельнул взглядом Кукошкин. — Сейчас не тридцать седьмой год!

— Причем тут хронология! — всхлипнула Кукошкина. — Сережка пропала!.. Примета плохая!

— Это значит, что я могу не вернуться? — насторожился Кукошкин.

— Это значит, что придется покупать другие! — призналась жена.

Кукошкин зааплодировал.

— Согласен на новые? — обрадовалась Кукошкина.

— Ладони разминаю! — вернул супругу в реальность Кукошкин. — Наверняка, на митинге придется аплодировать.

— Свист, на всякий случай, отрепетируй! — посоветовал сын. — А то прошлый раз как пальцы в рот затолкал, так только в травмпункте вытащили!

— Дайте лучше чем горло промочить, если кричать придется! — вспомнил Кукошкин.

Теща протянула жестянку пива. Кукошкин сурово глянул на мать жены:

— Между прочим, Пежикову родственники на манифестацию целую цистерну пива прикатили!

Теща, засмущавшись, достала вторую баночку.

— Дай вам волю, мамаша, вы бы алкоголь прямо на печень из пипетки капали! — упивался осознанием собственной значимости Кукошкин.

— Теплое белье! — возобновилось оглашение номенклатурного списка.

— Май на дворе! — удивилась Кукошкина.

— Думаешь, что за полчаса удастся реформировать систему? Может, мероприятие до зимы продлится! — возмутился Кукошкин. — Без теплого никуда не пойду!

— Впервые слышу, чтобы подштанники оказывали влияние на демократические процессы! — заметил сын.

— Не слишком ли плохо я выгляжу? — бросил взгляд в трюмо Кукошкин. — На пенсионера, случайно, не похож?

— Батя, ты самый гламурный из диссидентов! — отпустил комплимент сын. — Отмитингуешь, топай в ночной клуб!

— Я серьезно спрашиваю! — посуровел Кукошкин. — На этих акциях от омоновцев пенсионерам особенно достается!

— Спасибо, зятек, что бережешь нас!? подал голос тесть, извлекая с антресолей замусоленный плакат, с одной стороны которого было начертано «Да здравствует товарищ Сталин!», с другой — «Долой тиранов!»

— Развернешь по ситуации! — дал ценное указание тесть.

— По революционной ситуации! — блеснул знанием истории сын.

— Папаша, некогда мне там с наглядной агитацией возиться! — отмахнулся Кукошкин. — Руки будут заняты!

— Чем заняты? — хмыкнул пенсионер.

— Делом! — расправил то место, откуда руки растут, Кукошкин.

— Гвозди будешь заколачивать? — хмыкнул тесть.

— Надеюсь заколотить кое-что получше! — поделился планами потенциальный митингующий.

— Сигареты взял? — вмешалась в диалог жена.

— Пять блоков! — отрапортовал Кукошкин.

— Не мало? — заботливо спросила супруга.  

— Если не хватит, отэсэмэсю — сына пришлешь!.. — дал указание Кукошкин.

— И где тебя искать в толпе? — не обрадовался сын.

— Возле Пежикова! Он будет пивом на разлив торговать, я — сигаретами поштучно! После пивка народ всегда на курево тянет!

— Рокфеллер! — выдохнула Кукошкина. — Абрамович!

И подумала:

— Еще парочка акций протеста, и у меня будут новые серьги! А может, и колечко!

Она была уверенна: пока есть оппозиция, бизнес супруга будет процветать.

Анатолий КОЛОМЕЙСКИЙ.