ВОЗМОЖНА ЛИ В РОССИИ ПОЛИТИЧЕСКАЯ КОНКУРЕНЦИЯ БЕЗ УНИЧТОЖЕНИЯ ОППОНЕНТОВ

Новейшая история России — цепь политических конфликтов, исход которых доказывает: мирная, но настоящая политическая конкуренция — это пока не про нас. Мы в России любим играть на уничтожение: кто сильнее, забирает все, проигравшие в худшем случае переезжают на ПМЖ в Краснокаменск, в лучшем — на подмосковную пасеку. История осуждения Алексея Навального пока похожа на очередное подтверждение этого тезиса.

ВОЗМОЖНА ЛИ В РОССИИ ПОЛИТИЧЕСКАЯ КОНКУРЕНЦИЯ БЕЗ УНИЧТОЖЕНИЯ ОППОНЕНТОВ

Новейшая история России — цепь политических конфликтов, исход которых доказывает: мирная, но настоящая политическая конкуренция — это пока не про нас. Мы в России любим играть на уничтожение: кто сильнее, забирает все, проигравшие в худшем случае переезжают на ПМЖ в Краснокаменск, в лучшем — на подмосковную пасеку. История осуждения Алексея Навального пока похожа на очередное подтверждение этого тезиса. Чтобы понять, почему это так и как возможно усложнение политической жизни в России, «РР» рассмотрел пять типичных проявлений жесткой политической конкуренции за всю новейшую российскую историю.

1993 год. «Товарищи, поднимайте самолеты, летите бомбить Кремль!»

Конфликт

«Демократия, говорите, законность? А демократия у нас закончилась еще в 1993 году, когда Ельцин расстрелял законно избранный парламент!» — доказывал корреспонденту «РР» во время одного из своих последних интервью ныне покойный экс-командующий ВДВ Влади-слав Ачалов, которого вице-президент Александр Руцкой как раз в сентябре 1993 года назначил «альтернативным» министром обороны.

Надо, впрочем, признать, что и в Верховном Совете тогда сидели отнюдь не пацифисты. «Товарищи, поднимайте самолеты, летите бомбить Кремль!» — призывал офицеров ВВС тот же Руцкой. Этот его призыв, попытка штурма «Останкино», вооруженные члены РНЕ Баркашова среди защитников Белого дома — все это трактуется сторонниками Ельцина как отсутствие любой другой альтернативы, кроме силового решения конфликта.

Впрочем, как свидетельствует бывший начальник ельцинской охраны Александр Коржаков в своей книге «Борис Ельцин: от заката до рассвета», к чрезвычайным мерам первый российский президент готовился заранее, до всяких призывов и штурмов. Еще в августе им был утвержден специальный план действий на случай, если Верховный Совет примет решение об импичменте. По плану депутатам должны были отключить электричество и канализацию, блокировать их, а после «выкурить» из Белого дома при помощи хлорпикрина. Почти так и произошло. Только газ заменили на танки.

Истоки конкуренции

Устойчивое антипрезидентское большинство в парламенте сформировалось как реакция на «шоковую терапию», проводимую кабинетом министров под руководством зампреда правительства Егора Гайдара.

Неприятие реформ объединило очень разных людей, от  ортодоксальных коммунистов и отставных военных до неонацистов из РНЕ и чеченцев из окружения председателя Верховного Совета Руслана Хасбулатова. Такое необычное сочетание укоренило в постсоветской публицистике термин «красно-коричневые». Вряд ли можно было говорить о наличии у этих людей какой-то общей программы.

Была ли альтернатива

Парламент требовал отставки Гайдара. Ельцин соглашался на отставку в обмен на принятие новой Конституции, но депутаты это условие выполнить отказались. Вот тогда президент знаменитым указом № 1400 и распустил Верховный Совет, а тот в ответ объявил нелегитимным самого президента.

В роли арбитра мог выступить глава Конституционного суда Валерий Зорькин, но он достаточно быстро перешел на сторону парламента.

Тем не менее существовал и так называемый нулевой вариант, по которому все акты и решения противостоящих сторон как бы обнулялись до состояния накануне издания указа

№ 1400. После должны были пройти выборы как парламента, так и президента.

Одним из авторов «нулевого варианта» считается Григорий Явлинский. Потенциально это могло дать старт становлению в России конкурентной политической системы, в которой симпатизанты Ельцина могли составить правую, рыночную партию, а из сторонников Верховного Совета (при условии, что от откровенно фашистских элементов они свои ряды почистят) могла со временем выкристаллизоваться партия условно левая, социальная, пусть и с национальным колоритом.

По тактическим причинам этот вариант не устраивал обоих участников конфликта.

С одной стороны, Ельцин к тому времени, несмотря на былую популярность, из-за состояния экономики страны стремительно терял электоральные очки и выборы мог проиграть. С другой стороны, лидеры Верховного Совета Руцкой и Хасбулатов в персональном качестве также были не слишком популярны, не вполне твердо держались во главе рыхлой и разномастной оппозиции и в процессе выборов эти свои места могли легко потерять.

— Главный негативный фактор того конфликта: именно тогда оппозиция почувствовала, что, даже если она обладает большими ресурсами, она не может прийти к власти. И поэтому уже в 1996-м, когда прошли выборы, коммунисты реально не оспаривали их результаты, — отмечает политолог Алексей Макаркин.

1998 год. Разъединенное отечество

Конфликт

«Я вытащил пистолет и говорю: «Евгений Максимович, мы так будем разбираться или по-другому?» Он стал белый. Говорит: «Покойным сыном клянусь, что я не давал указаний прокуратуре» — так Борис Березовский описывал «Новой газете» начало своего эпического противостояния с Евгением Примаковым.

Будто бы премьер Примаков лично поручил следователям из Генпрокуратуры вплотную заняться активностью олигарха, претендовавшего на контроль за финансовыми потоками «Аэрофлота». Выйдя с допроса, Березовский вооружился пистолетом (как утверждает бизнесмен, «ствол» ему подарил Владимир Путин, тогда директор ФСБ) и пошел на прием к председателю правительства за объяснениями.

Сколько в этой истории правды — большой вопрос, но хронологически именно с «Аэрофлота» и началась война Березовского и Примакова, которая позже переросла в самый серьезный конфликт, расколовший властную элиту. По одну сторону оказалась «семья» Ельцина, по другую — блок «Отечество — Вся Россия» с руководящим тандемом Примаков — Лужков.

Истоки конкуренции

Федеральный центр на излете 90-х был предельно ослаблен. В таких условиях естественным образом все более заметную роль начинали играть региональные лидеры. Причем они не только претендовали на повышенные полномочия в своей «вотчине», но и пытались влиять на центральную власть. Именно так появилось движение «Вся Россия», учредителями которого выступили президент Татарстана Минтимер Шаймиев, Башкирии — Муртаза Рахимов, Ингушетии — Руслан Аушев и губернатор Санкт-Петербурга Владимир Яковлев.

Чуть позже «Вся Россия» объединится с «Отечеством» московского мэра Юрия Лужкова и получит поддержку отправленного в отставку, но весьма популярного тогда Примакова. По данным фонда «Общественное мнение», 81 процент опрошенных считали его увольнение несправедливым, а деятельность на посту премьера позитивной.

Финансовую подпитку блока осуществляли «Лукойл», связанный с администрациями нефтяных регионов, и АФК «Система», близкая в тот момент к Лужкову.

По сути, региональная элита шла брать власть, видя дряхлеющего президента, который, по их мнению, уже не мог оказать достойного сопротивления. Но просчиталась.

Была ли альтернатива

Это, возможно, единственный случай в новейшей российской истории, когда острая политическая конкуренция не закончилась полным уничтожением одного из игроков. Альтернативой стала унизительная капитуляция, которая даровала проигравшим сохранение места под политическим солнцем.

Блок Лужкова — Примакова набрал на выборах в Госдуму всего 13 процентов. Созданное «на коленке» прокремлевское «Единство» получило 23 процента. В Думе «Единство» заключило пакетное соглашение с КПРФ, ЛДПР и группой «Народный депутат», оставив «Отечество — Всю Россию» без единой серьезной должности в парламенте. Шедшие брать власть региональные элиты неожиданно для себя оказались оппозицией. Не в силах существовать в такой роли, они тут же пошли на поклон к Кремлю и получили прощение в обмен на политическую капитуляцию.

Если бы ОВР не капитулировал после первого поражения, блок, поумерив аппетиты, мог бы действительно стать партией регионов, своего рода коммуникационным порталом между Москвой и местными элитами. Такая конкуренция вряд ли была бы острополитической и вовсе не была бы идеологической: в процессе диалога решались бы преимущественно хозяйственные вопросы.

Но капитуляция Лужкова и Примакова надолго отвратила и местные, и московскую элиты от прямого вызова Кремлю.

2003 год. Амбиции Ходорковского

Конфликт

«Я ему (Ходорковскому) говорил, что власть, как и любовь, купить нельзя. Иметь представление о том, что несколько коррумпированных фракций сделают тебя премьер-министром, — это наивно. У него были такие странные представления», — объяснял как-то суть конфликта Ходорковского и Кремля Владислав Сурков.

Ходорковский действительно не понимал. Уже в конце 90-х он спонсировал «Яблоко» и КПРФ, благодаря чему получил существенное лобби в парламенте. Но накануне выборов 2003 года финансирование политических партий было серьезно увеличено. Речь шла уже и о «Единой России». Такая политическая активность ЮКОСа вызвала недовольство Кремля, хотя формально и не входила в противоречие с правилами игры, по которым в тот момент жил крупный бизнес: не критиковать президента и не мешать его переизбранию в 2004 году.

Истоки конкуренции

В начале нулевых бизнес был уже, конечно, далек от мысли, высказанной как-то Борисом Березовским, что политическая власть в стране нужна только для того, чтобы обслуживать интересы крупного бизнеса. Тем не менее он все еще видел себя политическим игроком, способным напрямую отстаивать свои интересы — не через лоббистские подковерные игры, а в результате назначения своего представителя на пост премьер-министра, например.

Антиолигархическую идеологию четко прописал в докладе «Государство и олигархия» Станислав Белковский. Все следующие 10 лет он открещивался от ярлыка инициатора гонений на ЮКОС, но аргументацию будущих гонений, надо сказать, привел стройную: правящая элита отчетливо делает ставку на олигархическую модернизацию России; этот вариант стратегически стране невыгоден, так как парализует и демократические институты с процедурами, и вертикальную мобильность во всех сферах, де-факто обессмысливая сам конституционный порядок, — следовательно, необходимо сойти с траектории олигархической модернизации.

В этот момент опасность тесного союза с олигархами осознавал и Путин.

— Кремлю было недостаточно гарантий того, что бизнес не критикует президента и не мешает ему переизбраться в 2004 году. Кремль уже посматривал на 2008 год и начал понимать, что и тогда конкуренция недопустима. Следовательно, Ходорковский, который посматривал на 2008 год и имел в виду возможную поддержку кого-то из альтернативных кандидатов, начал восприниматься как угроза, которую надо устранить изначально, — считает Алексей Макаркин.

Кроме того, кампания против Ходорковского идеологизировала парламентскую кампанию 2003 года. Тезис борьбы против олигархов тогда сыграл не хуже, чем тезис борьбы с боевиками в 1999-м, и обеспечил «Единой России» конституционное большинство.

Была ли альтернатива

Очевидно, что Михаил Ходорковский мог вернуться на свободу и даже в бизнес (не сразу, но через два-три года) при одном условии — повторив сценарий капитуляции «Отечества — Всей России»: полное признание вины и принятие новых правил игры. Ходорковский на это не пошел и получил второе дело и годы в тюрьме.

Весь политический класс России сделал из этой истории выводы: любая попытка создать альтернативу уже приравнивается к выступлению против государства. Вероятно, эту мысль хотела внушить ему и сама власть, но в итоге скоро она же стала страдать от отсутствия достойной конкуренции.

2003 — 2010 годы. Конкуренция

из пробирки

Конфликт

Вторая половина нулевых ознаменовалась целой серией политических конфликтов. Как ни странно, истоки их — в поисках власти проблем на свою голову. И снова сложность политического момента лучше всех выразил Владислав Сурков. «Система, — признал он в 2006 году, — испытывает дефицит сложности. Потому что она была плодом отчасти реакционного курса предыдущих лет… Централизация власти приобрела такой вид, дальше которого идти опасно». И тут же помянул Советский Союз, который рухнул в силу своей сверхцентрализации.

Вызовом «дефициту слож-

ности» стало последовательное создание сразу нескольких вторых партий власти, которые затем последовательно лишались этого статуса. Партия пенсионеров, «Родина», «Справедливая Россия», разговоры о разделении «Единой России» на несколько платформ…

Истоки конфликта

Каждый из этих проектов, рожденных в ходе кампании по борьбе с «дефицитом сложности», в какой-то момент выходил за рамки, обозначенные в «проектной документации».

Партия пенсионеров еще не была полноценным прообразом второй партии власти. Но когда на региональных выборах она начала получать по 20 процентов голосов избирателей отнюдь не пенсионного возраста, бизнесмен Валерий Гартунг имел весьма неприятную беседу в администрации президента. Поговаривают, что после этой беседы он понял четкую связь между результатами своей партии на выборах и доходностью собственного бизнеса.

Дмитрий Рогозин со своей «Родиной» прошел чуть более долгий и шумный путь от стартапа к признанию, а затем забвению. Перевыполнив план по набранным голосам на выборах 2003 года, лидеры партии решили, что проект их вполне может превратиться из политтехнологичсеского в политический. Но в Кремле были другого мнения.

Но природного цинизма и политического нюха Дмитрию Рогозину хватило на то, чтобы стать «врагом на время», а после политической ссылки начать новый виток карьеры.

«Справедливая Россия» тоже в какой-то момент подумала, что занимается не политтехнологиями, а политикой. Но этой уверенности ее лишили в ноябре 2007 года. Уголовное дело против мэра Ставрополя Дмитрия Кузьмина показало, что членство в «Справедливой России» не индульгенция и не охранная грамота. Наоборот, частый раскол местных элит и переход их в «Справедливую Россию» раскачивает лодку едва ли не сильнее, чем вся несистемная оппозиция вместе взятая.

Сегодня идея создания второй партии власти забыта окончательно.

Была ли альтернатива

Как современная наука не способна пока клонировать человека, так и искусственные партийные организмы показывают свою неспособность выживать вне заданной при их создании системы координат. Идея дать местным элитам возможность выбора между двумя провластными проектами казалась очень заманчивой и перспективной. Но в итоге оказалась слишком конфликтной. Ведь даже если в конфликт вступают только свои люди, они все равно не могут вести цивилизованную конкурентную борьбу, а играют на полное уничтожение соперника. И тем самым лишь дискредитируют власть.

2011 — 2013. Проект «Навальный»

Конфликт

«Власть способна удерживаться либо тогда, когда за ней есть большинство, на которое можно опереться и которое можно мобилизовать, либо когда за ней идет меньшинство, обладающее наибольшими ресурсами, наибольшими возможностями. Перед революцией власть оказывается в ситуации, когда ей отказывают в поддержке и те и другие», — делится своими мыслями Алексей Макаркин, и сначала непонятно, причем здесь Навальный. Но не будем торопиться.

— Навальный сегодня пытается сделать ту же вещь, которую в конце 80-х — начале 90-х провернул в схожей ситуации Ельцин, — поясняет политолог. — Он объединил меньшинство с большинством общей темой. Главной темой для Ельцина стала борьба с привилегиями — одна из главных тем для большинства. И при этом он выступал за политические свободы, что соответствовало приоритетам меньшинства. Навальный сейчас делает то же самое, только его основная тема — это борьба с коррупцией, а не с привилегиями, но концептуальная разница невелика.

При этом для простого обывателя эффективность такой борьбы как не была до конца понятна в конце 80-х, так неочевидна и сейчас. Но харизма борца и актуальность темы сделали политической фигурой Ельцина, делают ею и Навального.

Кому-то в Кремле или в силовых коридорах показалось, что появление такой фигуры, как Навальный, возрождает серьезную конкурентную борьбу без поддавков, а кому-то — что это и есть правильный и долгожданный способ вывести кулуарную политическую борьбу наружу, увеличить свой политический ресурс. Отсюда желание одних задушить возможность конкуренции на корню и поддержка сверху других, о которой заговорили после того, как Навального вдруг после беспрецедентного обращения прокуратуры выпустили из-под стражи.

Истоки конфликта

Дополнительный импульс преследованию Навального придал тот факт, что его существование оказалось выгодно значительной части политической элиты. Любое антикоррупционное высказывание Навального оказывается интересным не только политически активным гражданам, но и конкретным политическим или бизнес-кругам. Это касается любой истории, от разоблачений воровства в «Транснефти» до схемы «офшорной империи» Владимира Якунина.

Сам Навальный признает, что зачастую не знает источника попадающих к нему документов, но не видит в этом ничего страшного, потому что любое расследование «кому-то помогает, а кому-то мешает».

По сути, в лице Навального политические и бизнес-кланы получили еще одно орудие в своей внутренней войне.

Была ли альтернатива

Альтернатива появлению такой фигуры, как Навальный, безусловно, была. Если бы борьба самого государства с коррупцией в последние годы хоть чем-то отличалась от профанации. Если бы декларирование не только доходов, но и расходов чиновников было принято Думой лет пять назад. Если бы запрет на владение зарубежными счетами и бизнесом был не запоздалым ответом на антикоррупционный запрос общества, а инициативой самих властей.

После того как всего этого не произошло, а Навальный появился, более того, после того как Навального стали снабжать компроматом воюющие группировки внутри самой власти, альтернативы его уголовному преследованию по сути не было. Кроме, опять же, одной — масштабной антикоррупционной кампании со стороны самого государства, которая бы затмила обвинения Навального.

Сейчас же полагать, что мы вышли из исторической колеи, что Навальный может стать символом перехода к более цивилизованной политической конкуренции, невозможно — его риторика направлена против режима в целом и непримирима. Он может сыграть в большую игру, если только раскол в элитах достиг такого градуса, что все средства хороши.

Но в таком случае это не новый виток истории, а возвращение к началу. Перестройка тоже закончилась расколом элит, а потом и страны.

ОТ РЕДАКЦИИ

ЗАНЯТИЕ

НЕ ДЛЯ

ВЕГЕТАРИАНЦЕВ

Борьба за власть, как писали классики политологии, есть смысл политической деятельности. Квинтэссенция всякой борьбы за власть — это война. Если мы говорим о российской политике, то это война гражданская. К счастью, в нашей новейшей истории к открытой гражданской войне, хоть и не очень заметной и не слишком кровавой, эта борьба привела лишь однажды — в 1993 году.

Впрочем, и во всех остальных случаях, когда политические войны не доходили до вооруженного столкновения, последствия для проигравших были достаточно печальны. В этом смысле история политической борьбы образца 2013 года мало чем отличается от 1993-го, 1998-го, 2004-го.

Вспоминается история из 1999 года, когда в преддверии выборов в Государственную думу в правительстве и администрации президента Ельцина всерьез говорили о том, что у Евгения Примакова уже готовы проскрипционные списки и специальные боевые группы, которые сразу же после выборов начнут аресты всех активных сторонников павшего режима. Позже выяснилось, что списки таки имели место. А вот насчет групп захвата история умалчивает.

Правила нашей политической войны просты и примитивны. Победитель получает все. Проигравший же покидает политическое поле — в лучшем случае отправляется зализывать раны, ну а в худшем получает срок за некое преступление. И в логике подведения итогов политической борьбы не имеет значения, украл Алексей Навальный вменяемые ему 16 миллионов или нет. Как, собственно, в случае победы «партии Болотной» не имело бы значения, все ли члены «Единой России» «жулики и воры» или все же среди них попадаются отдельные персонажи, которые в «разграблении страны» не принимали участия. Пока побеждает власть, сроки получают ее оппоненты — от Навального до простых политических активистов.

Но списки тех, кто в случае гипотетического падения нынешней власти должен занять нары Ходорковского в Краснокаменской колонии, хорошо известны — спросите у любого политического активиста, и количество названных им фамилий будет варьировать только в зависимости от его информированности. Политический враг должен быть не просто поражен, а уничтожен. И в этом во всех политических столкновениях нашей новейшей истории противостоящие друг другу силы были едины.

Это одна из ключевых проблем нашей сегодняшней государственности: если политическая борьба начинается всерьез, то это не просто война, а война на уничтожение.

Наша политика — занятие не для вегетарианцев. И, кажется, собственно конкурентная политика начнется тогда, когда целью политиков будет не собственно власть, получение которой есть сегодня главная цель, после достижения которой можно будет расслабиться и получать удовольствие, а желание сделать что-нибудь полезное для людей. То есть ситуация, когда власть будет не целью, а средством. Предложение, конечно, глубоко идеалистическое и потому вряд ли реализуемое. Скорее мечта.

Почему же западным демократиям удается избежать такой войны? Можно говорить о самостоятельной судебной системе или об институтах, которые ограничивают возможности властной вертикали, делая ее не такой заманчивой. Или, например, о том, что участники политической борьбы не стремятся к свержению существующего строя, А те, кто стремится, получают вполне реальные сроки. Сама попытка перевести политическую борьбу в политическую войну является уголовным преступлением. Борьба ведется понарошку, и проигравшему предоставляется еще один шанс. Или даже не один.

Может, и нам стоит так попробовать. И, наверное, в первую очередь пробовать нужно власти. В конце концов тем, кто находится сегодня в Кремле и около него, рано или поздно придется уходить со своих постов. И хотя бы ради того, чтобы, когда все закончится, иметь возможность преподавать в престижных университетах, ездить с лекциями и пользоваться уважением в политических кругах, стоит заняться смягчением политических нравов. Начать, так сказать, с себя.

Ведь тот же Алексей Навальный борется не за свержение конституционного строя, а всего лишь за власть. Может, и пусть его? Может, тогда и его сторонники перестанут обсуждать, кто сколько украл, а начнут предлагать, что именно нужно сделать для экономики России, да и для простого российского обывателя.

Впрочем, как учит школа «Анналов», как раз для обывателя от перемены власти мало что меняется: крестьяне также растят хлеб, ученые изучают бозон Хиггса, а чиновники придумывают все новые и все более причудливые законы, ну и воруют потихоньку…

Может быть, уже хватит воевать?