20 апреля на Донбасс, в Луганскую народную республику, из Ярославля отправилась гуманитарная миссия. Инициаторами отправки гуманитарной помощи стали ярославские коммунисты, для них это уже восьмая по счету подобная поездка в Луганскую республику. В этот раз участие в ее организации приняло и Ярославское отделение партии Справедливая Россия. В поездку отправилась и студентка первого курса факультета журналистики МГУ, в недавнем прошлом ученица ярославской школы № 4 Елизавета Королева. Подготовленный девушкой материал был опубликован в интернет-издании «Частный корреспондент».

Год назад 12 мая по результатам референдума была провозглашена Луганская народная республика. Перед этим были митинги с плакатами «Луганск – русский город» и «Русский язык — государственный» и отчаянный по своей смелости захват здания регионального управления СБУ. Но очень скоро эйфория прошла, и стало понятно, что ЛНР вряд ли в ближайшее время последует примеру Крыма. А затем началась война, которую никто не ожидал. Жители Луганска и других городов республики пережили миномётные обстрелы жилых кварталов, наступления нацгвардии и, наконец, несколько перемирий, все из которых были сорваны.
Побывав в Луганске вместе с командой сопровождения гуманитарной помощи, я попыталась узнать, как изменилась жизнь и настроения луганчан за прошедший год.

А город подумал: ученья идут
В Луганск пришла весна, она размашисто брызжет солнечными лучами, радует зелёной травой и безоблачным, голубым небом. Мы на машине едем по разбитым дорогам в центр города. «До войны у нас все дороги были хорошие», — говорит мне с переднего сидения наш водитель и проводник Сан Саныч. Все здесь привыкли к слову «война» и постоянно говорят «до войны», «в мирное время». Первое свидетельство страшных летних бомбежек, которое мы встречаем в городе, — разбитая и выгоревшая изнутри средняя школа №7.
Большое четырёхэтажное здание встречает нас чёрными провалами окон и выбитых дверей. Стены, будто оспой, испещрены осколками от мин и снарядов. Летом прошлого года, как раз перед самым обстрелом, школу успели отремонтировать: утеплили кирпичные стены, покрасили их красивой розовой краской. Практически сразу после этого в школу попала мина. Новые пластиковые окна вылетели, полностью сгорела и провалилась крыша, правая часть здания сгорела изнутри — теперь вести занятия в этой школе невозможно. Из 64 Луганских школ сегодня работают 52.
Луганск – красивый, по-южному живописный город со своими достопримечательностями. На многое можно засмотреться и забыть о войне. Но стоит расслабиться, как перед глазами всплывает жилой дом или магазин с отбитым миной углом или выбитыми окнами, заклеенными полиэтиленовой плёнкой.
Проезжаем мимо городской филармонии, в которой до сих пор проходят концерты. У нового здания местами отвалилась штукатурка и плитка, но, можно сказать, оно практически не пострадало. Справа проплывает большой жилой дом, у него нет балкона, стены испещрены пробоинами. Наконец, мы подъезжаем к городскому центральному рынку: только половина из всех ларьков занята продуктами и товаром, вторая часть рынка во время бомбёжек выгорела дотла, но предприимчивый народ уже вовсю отстраивает разрушенные павильоны.
Моё внимание привлекает табличка на двери в пункт обмена валюты: вместо точного курса гривны и доллара на ней написано «договоримся».
После рынка мы идем в сквер имени Молодой гвардии и вскоре доходим до памятника жертвам бандеровских банд, установленного весной 2010 года. Как и многое другое в городе, он побит осколками мины. Мина упала в двух метрах от него, проломив каменную брусчатку. «Если мина падает в мягкую землю, то осколки от неё поднимаются только на 20 см, даже если снаряд шарахнет в 2 метрах от тебя, только оглушит. Но если она падает на асфальт, то осколки от неё разлетаются очень далеко вокруг», — объясняет Сан Саныч.
На окраине города есть парк Горького. После распада Советского союза про парк благополучно забыли, и со временем он превратился в настоящий лес: исчезли аттракционы и кафе, дорожки заросли кустами. Но всё равно это место оставалось очень популярным среди луганчан. «Тут до войны в выходные яблоку негде было упасть, — рассказывает наш провожатый, — столько народу гуляло». А в войну этот парк бомбили, непонятно зачем. Парк до сих пор не разминирован до конца, поэтому мы идём только по протоптанными тропинкам. Поют соловьи, настойчиво стучит дятел, раскидистые липы отражаются в речке Лугань. Где-то слева приглушенно бахают танки на полигоне, но к танкам в Луганске уже привыкли, на них никто не обращает внимания.

Про животных и людей
Еще одно когда-то многолюдное и любимое место отдыха горожан – парк им. Первого Мая. В этом парке находится Луганский зоопарк. Это скорее зверинец, потому что он совсем небольшой и клетки у животных маленькие и тесные. Хотя не в каждом зоопарке есть животные, которые обитают здесь: лев, гималайский и бурый медведи, ламы, обезьяны, гриф, страусы, лисы, нутрии.
Около года назад администрация зоопарка и добровольные помощники создали группу в социальных сетях (vk.com/lugazoo) и начали сбор средств для улучшения условий обитания зверей: на строительство более просторных вольеров и поиск пары для некоторых животных. Но война внесла свои коррективы, и сейчас стоит вопрос о том, чтобы зверей прокормить и сохранить. Сам зоопарк от артобстрелов не пострадал, хотя прошлым летом в 20 метрах от него снаряд разворотил детский аттракцион «Весёлые горки». А сейчас, пока продолжается перемирие, зоопарк пытается вновь привлечь посетителей. Чем больше посетителей, тем больше корма можно купить для обитателей зоопарка. Впрочем, как сказала нам директор зоопарка, сейчас животные особенно не голодают. Луганский мясокомбинат привозит отходы производства для хищников, горожане тоже помогают, как могут: приносят яблоки, крупы, овощи. А еще помогают шефы из России. Певица Юлия Чичерина, приехав в Луганск с концертом, привезла животным гуманитарную помощь: несколько коробок с ветеринарными препаратами. Певица взяла под свою опеку льва Симбу и решила помочь с организацией питания животного, которому ежедневно требуется около 40 килограммов мяса. И все-таки глаза у животных грустные. Может, им тошно в тесных вольерах, а может, надоела война.
По дороге из центра города мы делаем остановку в типичном спальном районе: пятиэтажные дома, аптеки и магазинчики, маршрутки, люди, прогуливающиеся или спешащие куда-то. В нашей Газели мы везли не только гуманитарную помощь, но и посылки, которые люди, бежавшие из Луганска в Россию, попросили передать родственникам, оставшимся дома. За остановкой нас уже ждёт молодая невысокая девушка, рядом с ней в коляске сидит ребёнок лет 2-3. Недавно Катя с сыном вернулась в Луганск из Ярославля, куда она уехала вместе с родителями, когда началась война. «Там у меня никого нет, а тут я с друзьями, да и малой здесь с детками будет расти. Мама сначала не хотела меня отпускать, плакала, но я решилась и уехала,» — улыбается Катя.
Как только прекратились страшные бомбёжки и объявили перемирие город стал оживать: люди возвращаются домой и пытаются вернуться к нормальной мирной жизни. «Летом улицы были пустые, машины не ездили, только если военные, а сейчас, видишь, народу больше стало», — рассказывает мне один из ополченцев. В городе недавно снова запустили троллейбус, заново открываются магазины.
Вечером по местному телеканалу «Луганск-24» ведущая сообщает, что сегодня в одном из районов были серьёзные перебои с электричеством. Ремонтники стали выяснять причину и нашли в трансформаторной будке «обугленный труп мужчины». Они предполагают, что скорее всего он залез туда, чтобы украсть медные провода с трансформатора. Моя реакция очевидна: я укоризненно качаю головой. Моя новая знакомая из Луганска Аня не соглашается: «Я не могу за это корить человека, потому что нищета заставляет идти на такие поступки. Летом тут некоторые чуть ли не миски с мелочью у бабушек воровали, потому что жить было не на что. А потом у нас пооткрывали пункты приёма металлолома, ну люди и стали лезть куда ни попадя, чтобы подзаработать. Зачем их открыли?!».

Самая лучшая больница
Солнечным днём на лавочке во дворе обкома местной коммунистической партии сидит женщина и кого-то ждёт. Скорее всего коменданта обкома: сюда довольно часто приходят многодетные мамы или мамы-одиночки, и им, как могут, помогают гуманитаркой. Я подхожу к ней и здороваюсь. Оказывается, что никакая она не мама-одиночка, а врач местной железнодорожной больницы. Правда, пришла она всё за тем же: в надежде получить хоть какую-то материальную помощь для сотрудников больницы: «Нам с июля не платят зарплаты, люди работают просто так».
В начале августа прошлого года в терапевтическое отделение больницы прямой наводкой попала мина, пострадали хозотдел, пищеблок, в больнице вылетели все стёкла. Люди, к счастью, не пострадали: пациенты находились в бомбоубежище, а дежурившие тогда врачи по счастливой случайности вышли в коридор. С октября больница вновь начала работать в полном объёме, открылись стационары. «У нас большинство врачей осталось, а те, кто уехал тогда из города, сейчас возвращаются», — рассказывает Светлана Владимировна и с гордостью добавляет: «Наша больница, наверное, самая укомплектованная в городе. Работают терапевтическое, гинекологическое, хирургическое, психоневрологическое отделения, принимает ЛОР, работает отделение реанимации и интенсивной терапии. Мы лечим не только железнодорожников, но и простых граждан. На осмотр принимаем до 60 человек каждый день. Лекарств, в принципе, хватает: большинство из них поступает по гуманитарной помощи».
Острее всего сейчас стоит вопрос с зарплатами персоналу: люди не получают никаких выплат уже почти год. Ситуация усложняется тем, что, по словам Светланы Владимировны, их больница – учреждение ведомственное, а не городское, поэтому им сложнее получить какую-то помощь от властей республики: «Не хочется, чтобы разбежался такой хороший и квалифицированный персонал».

Брянская крепость
Брянка – город в 60 километрах от Луганска, на машине примерно 40 минут езды. На выезде из Луганска проезжаем блокпост, на котором красной краской написано «Смерть хунте» и «ЛНР», на дороге валяются груды камней от разрушенной заправки. Машина останавливается у военной комендатуры, двухэтажного коричневого здания, вход которого забаррикадирован мешками с землей. Заклеенные пленкой окна тоже наполовину заставлены мешками. Эти укрепления остались ещё с лета, когда город обстреливали.
В Брянку мы приехали, чтобы поздравить с наступающим праздником Победы ветеранов Великой Отечественной войны. Сейчас в городе живут 34 ветерана ВОВ, но в военную комендатуру, где для них устраивается праздничное мероприятие, смогли приехать человек 10, остальные – неходячие. В небольшом зале уже накрыт праздничный стол, на одной стене висят два флага России, на другой — три портрета погибших ополченцев, под ними на столике стоят лампадки. Все ветераны празднично одеты, у многих на груди — ордена и медали.
Иван Петрович, улыбаясь мне детской, наивной улыбкой, охотно рассказывает о своём военном прошлом: как в 42-м они отступали через Ростов-на-Дону до самого Кавказа, а в 44-м освобождали Крым, а потом и Литву. При упоминании Литвы его приятель Матвей Фёдорович говорит: «В Литве в то время и то не такие злые националисты были, как в западной Украине сейчас вся эта молодёжь, выращенная бандеровцами».
Город Брянка исторически и экономически сложился как шахтёрский город. До 1995 года здесь работало 12 угольных шахт, но к 2006 году осталось только 3 шахты, которые постепенно тоже прекратили свое существование.
— Все шахты давно закрыты, — рассказывает Иван Петрович, который 26 лет проработал шахтером.
А в прошлом году, после бомбежек города, закрылись и многие другие производства, люди лишились работы. Пенсии старикам (так же, как зарплаты и социальные выплаты) не платят с июля.
«Вот у меня соседка, — рассказывает один из ветеранов: мать троих детей, безработная, пособия за детей ей уже давно не платят. Ей жить не на что! Она ходит по магазинам и просит хлеб. Ну, сегодня ей, может, и дадут буханку, а завтра уже нет».
Те, кто хранил деньги в банках и не успел их вовремя снять, остались ни с чем, потому что сейчас, по словам Брянских пенсионеров, «банки работают только там, где висит украинский флаг».
Очень сильно подорожали продукты и лекарства. Матфей Фёдорович недавно ослеп на один глаз, но не смог купить прописанные врачом капли, потому что, когда он пришёл в аптеку, оказалось, что они подорожали вчетверо. Он со слезами на глазах рассказывает: «Дочка ко мне приходит и говорит: «Папа, займи сто гривен», а я не могу, и мне стыдно, и ей» — ветеран тяжело вздыхает, а потом сразу берёт себя в руки и, стукнув по колену кулаком, говорит: «Ну, ничего, справимся!»
На празднике всем ветеранам вручают юбилейные медали «70 лет Победы в Великой Отечественной войне», которые мы привезли из России. Дарят большие пакеты с продуктовыми наборами – эти подарки для них сейчас не менее важны, чем медали и благодарности.
В конце мероприятия Матфей Фёдорович, видимо решив, что мне можно доверять, тихо рассказывает, где он служил после войны. С марта 45 по 53 года он гонялся за бандами националистов в Литве: «За ними охотиться было страшнее, чем воевать на фронте, потому что от этих «лесных братьев» можно было ожидать чего угодно, везде были засады». Сейчас ветеран боится рассказывать о своём прошлом, потому что думает, что если об этом узнают, то нацгвардейцы убьют не только его, но и его семью.
У входа в комендатуру курит и весело разговаривает о чём-то компания ополченцев; за мешками с землей на зеленом газоне трое местных мальчишек собирают только что распустившиеся жёлтые цветы.

Короли горы
Позиции отряда коммунистической партии Луганска ещё с августа находятся на горе, с которой открывается фантастический вид на бескрайнюю долину и станицу «Луганская», которую занимают солдаты украинской нацгвардии. Раньше на горе находились дачи, теперь от них остались лишь полуразрушенные минами и снарядами дома. Прямо под горой — мост через речку Северский Донец. Один берег — это территория ополчения, там сидят дежурные, устроены укрепления, другой берег принадлежит нацгвардии. Этот мост нацгвардейцы взрывали два раза и оба раза его конструкции устояли, но обрушились подходы, так что жителям станицы, большинство из которых работает в Луганске, ездить на работу было невозможно. Ополченцы вскоре построили для жителей деревянные лестницы, и теперь местное население может ездить в город на автобусах, так как нацгвардейцы им этого не запрещают.
Нам разрешают не только побывать на горе, но и спуститься на мост. Правда, меня предупреждают, чтобы на мосту я не фотографировала позиции и ополченцев. Жарко, ярко светит солнце, отражаясь в спокойных водах небольшой речки, зеленеет перелесок на берегу станицы, в который нам категорически запрещается заходить (там могут быть мины, да и это уже территории нацгвардии). Один из ополченцев говорит: «Если бы не было войны, купался бы сейчас, сигал с моста прямо в речку. А вон там подальше, на берегу, шашлыки бы устроил с друзьями». Сейчас действует перемирие, совсем стрелять, конечно, не перестали: обычно часов с 9 до 12 вечера ведутся перестрелки, но масштабных операций или обстрелов нет. Но все понимают, что перемирие не будет длиться вечно, оно может прерваться в любой момент независимо от договоренностей, и такое состояние неопределенности не устраивает никого. И если нацгвардии ещё есть куда отступать, то у ополченцев этого выбора нет.
На своих позициях ополченцы устроились достаточно комфортно (насколько это вообще возможно, живя на разрушенных дачах и дежуря в окопах): во дворе одного из дачных домиков трещат небольшие полевые кухни, рядом стоят диванчики, крепкий обеденный стол, немного поцарапанное кресло-качалка. Ополченцев в каком-то смысле можно назвать счастливцами, потому что у них есть крыша над головой и неплохое пропитание, в конце концов, у них есть работа. Эту роскошь сейчас в Луганске себе позволить может не каждый. Конечно, как только закончится перемирие им придётся платить за свой «комфорт».
В ополчении в основном мужчины и парни из рабочих. Хотя Роман до 23 лет (сейчас ему 26) профессионально занимался лёгкой атлетикой.
— Занял первое место по Европе, третье по миру. Вот так, выступал за «укропское государство», — усмехается Рома.
Саша в ополчение вступил в июле прошлого года, в самый разгар бомбёжек. Он рассказывает, что когда шёл записываться в ополчение падал на землю чуть ли не через каждые пятнадцать метров: над головой летели мины и осколки. До войны 20-летний Саша учился на тракториста и работал пекарем в кондитерском отделе универсама. Из его знакомых и друзей в ополчение пошло немного ребят: «Кто-то струсил, а кто-то сказал, что ему это не нужно и уехал».
Командир отряда, высокий мужчина с внимательными глазами, до войны продавал на рынке мобильные телефоны. Честно сказать, камуфляж и автомат ему идут больше. Представить его торговцем в ларьке мне трудно.
Уже вернувшись с позиций я знакомлюсь с ещё одним ополченцем средних лет. У него на груди медаль «За отвагу». Награду он получил после того, как 9 января его отряд несколько часов сдерживал наступление нацгвардейцев со стороны станицы.
— Нас было человек 12 или 15, а укропов намного больше. Потом пришло подкрепление и к нам, и к ним тоже, но нас на горе все равно было меньше. Первые 6-8 часов шёл беспрерывный бой, даже покурить нельзя было.
Ополченцам тогда удалось отстоять свои позиции, и в феврале многих бойцов наградили.
В обкоме на подоконнике стоит фотография с чёрной лентой в углу, рядом лежат четыре искусственных розы. На фотографии совсем ещё молодой парень в камуфляжной форме. Всё тем же летом нацгвардия наводкой била по зданию обкома, мина разорвалась у главного входа (там и сейчас видны следы от удара) и убила двух ополченцев, одним из них и был тот парень с фотографии, девятнадцатилетний сын командира отряда.

Последний рубеж
«Сейчас мы вам покажем последний рубеж обороны Луганска,» — говорит нам наш провожатый. Мы едем по трассе через посёлок «Металлист», который находится в 10 километрах от Луганска, и вскоре подъезжаем к тому месту, где в июне 2014 года шли ожесточённые бои.
С лета здесь не убирали: на дороге лежит груда камней – всё, что осталось от разрушенного поста ГАИ, на асфальте нет живого места от минных воронок, дорожный указатель весь в дырках от осколков мин. По краям дороги торчат голые чёрные обрубки деревьев, снесённых снарядами. На обочине стоит простой деревянный крест, который установили в память о погибших здесь российских журналистах Антоне Волошине и Игоре Корнелюке, на кресте таблички с их именами.
Бывший блокпост и место июньских боёв находится на возвышении, отсюда весь Луганск видно как на ладони – лучше места для обстрела трудно придумать. Но ещё труднее представить себе, как летом ополченческим отрядам только что образованной Луганской республики удалось отстоять город и не пустить нацгвардию в Луганск, до которого оставалось всего 10 километров.
Через четыре дня мы уезжаем. Без проблем переходим границу ЛНР в «Изварино», на российской территории во время проверки паспортов каждого человека спрашивают о цели поездки и времени пребывания. Практически всех молодых парней и мужчин допенсионного возраста отводят в комнату, где с ними беседуют обстоятельнее, в частности спрашивают, не ополченцы ли они, хотя людей из ополчения тоже пускают через границу.
Старушка в платке и шерстяной кофточке обращается к упитанному таможеннику: «Мне 71 год, я с Первомайска, с линии огня. Я еду в Россию к сестре, меня до Луганской границы довёз водитель, бросил там мои вещи и уехал, а машину сестры из России на Луганскую территорию не пускают, чтобы эти вещи забрать. Вот как это? – всхлипывает бабушка, – там не добили, теперь тут дограбят?»
Работник таможни, явно сочувствуя женщине, советует ей обратиться к российским пограничникам. На это старушка только горько усмехается: «Да обращалась уже! Без толку. У них матерей, наверное, нет!».

Елизавета Королева