Набирает ход реституция церковных объектов. Согласно федеральному закону, религиозная организация может ткнуть пальцем в любое здание, к которому имела отношение до 1917 года. И в течение 6 лет получить его добровольно или по суду. Проблема в том, что закон не учитывает многих нюансов: например, церковь владела частью здания, а теперь претендует на него целиком. Или другой вариант: светские граждане существенно преобразили объект, потратив на это много своего труда. Почему они теперь должны его отдавать? В пикантной ситуации оказались чиновники, от которых зависит окончательное решение: им зачастую проще уступить напору церкви, чем объяснить причины отказа. И святые отцы это жеманство прекрасно чувствуют.
Кремль уходит в небо
Премьер Дмитрий Медведев с подачи Минкульта постановил: с 2018 г. Рязанский кремль полностью перейдёт в ведение Русской православной церкви. А 250 тысяч единиц хранения музея-заповедника переедут в новое здание, на одно только строительство которого федеральная казна не пожалела 774 млн рублей. Возникает вопрос: зачем? Ведь находящиеся на территории кремля храмы давно переданы РПЦ. Но церковь хочет весь комплекс целиком. Среди остатков самый лакомый кусок: половина – дворец Олега, где когда-то располагались архиерейские палаты. И в местной епархии не скрывают: зданию вернут его историческое назначение. А в половине дворца владыке, вероятно, будет тесновато.
Получается, премьер светского государства готов выделить миллиард (общие расходы на перевод Рязанского кремля в новое здание, скорее всего, превысят эту сумму), чтобы деятель одной из религиозных конфессий улучшил жилищные условия? Рязанским музеям такая щедрость и не снилась. Например, бюджет крупнейшего в области государственного музея-заповедника Сергея Есенина в селе Константиново – порядка 10 млн рублей. А некоторым собраниям даже не на что подлатать крышу.
Против перевода музея из кремля поднялась довольно мощная для провинции протестная волна: тут и сотрудники музея, и ряд общественных организаций, и простые рязанцы. Они оспорили в суде и законность перевода, и проект нового здания музея высотой 15 метров вместо разрешённых в окрестностях кремля 6 метров. Написали письма в Народный фронт и нескольким министрам. А что они сделают, если старший приказал?
Хотя позиция протестующих вроде бы железобетонная. Кремлёвский музей основали в 1884 г. решением Рязанской учёной архивной комиссии – органа вполне светского. Здесь хранились знамёна ополчения 1812 г., реликвии времён Крымской войны. Кремль никогда не принадлежал церкви целиком. В Средние века архиерейский двор соседствовал здесь с княжеским, а в Екатерининские времена купцы арендовали вспомогательные постройки под склады. Активисты демонстрируют бумаги: до 1995 г. все 22 архитектурных объекта кремля находились в пользовании музея-заповедника. Здания, которые сохранились за ним сегодня, не являются богослужебными и не попадают под действие Федерального закона №327. К тому же есть противоречие с Федеральным законом №54 «О Музейном фонде РФ и музеях в РФ», согласно которому имущество у музеев может быть изъято собственником «только в случае использования этого имущества не по назначению либо в случае ликвидации музея».
– Рязанский музей-заповедник – это ведь не только стены, в которых выставлены экспонаты, – говорит историк Сергей Ачильдиев. – Главная функция музея заключается в охране и популяризации памятников кремля. Сможет ли нести эту функцию церковь – большой вопрос. В кремле культурный слой и площадь в 26 гектаров, под которыми находятся три древних городища. Как будут взаимодействовать археологи с новыми хозяевами? И как будет вестись реставрация? Ведь Успенский собор передали церкви – и многолетняя реставрация икон была приостановлена.
Правда, в епархии утверждают, что всё наоборот: храмы получены в запущенном состоянии, а сейчас возрождаются усилиями РПЦ. Поддерживает идею перевода и директор музея-заповедника Ольга Кречетова. Злые языки говорят, будто руководство музея мечтает поучаствовать в распиле выделенных на переезд музея средств. Правда, г-жа Кречетова сообщает, что к деньгам не будет иметь ни малейшего касательства, даже приёмку нового здания подписывать будет не она.
– Никакого давления со стороны Минкульта я не испытывала, просто мы изжили себя в старых стенах, – пояснила Ольга Кречетова. – В новом здании будет намного больше места для размещения наших экспозиций. Даже в советские времена кремль не принадлежал музею полностью: например, с 1923 года три постройки занимал государственный архив, а гостиница знати передавалась нам лишь в оперативное управление. В 1980-е годы на территории располагался краеведческий музей и даже жили люди. В любом случае сегодня решение о переводе музея принято, определён заказчик – фирма из подмосковного Видного. Что уже теперь спорить?
Дети, на выход!
Судьям, которые будут рассматривать иски по Рязанскому кремлю, не позавидуешь: по одним документам все постройки принадлежали музею, по другим – нет. Но это в том случае, если суд захочет разобраться. Пока третья власть в подавляющем большинстве случаев встаёт на сторону РПЦ. Хотя грамотный юрист не может не заметить: чаще всего люди в рясах претендуют не на храмы, которые давно им возвращены, а на музеи, библиотеки и просто землю.
В Нижнем Новгороде из Дома офицеров выгнали десятки детских кружков. Оказывается, до 1917 г. при здании помещалась маленькая домовая церковь. Потом духовное возрождение перекинулось на консерваторию, где когда-то располагалась резиденция архиерея. Двухэтажное здание после войны надстраивали всем миром, возвели новый четырёхэтажный корпус, установили крупнейший в Поволжье орган. Но носители Божьей благодати требуют – отдайте всю недвижимость и орган с собой заберите. В Подмосковье Крестовоздвиженскому женскому монастырю стало тесновато – отсудили площади соседнего реабилитационного центра для детей-инвалидов, где в царские времена останавливались паломники. Похожая история в Боголюбово, где во имя добра и веры потребовали стационар районной больницы. И в селе Скопино на Рязанщине, где попросили на выход детский интернат. И несть числа подобным примерам.
Несколько лет назад смиренные клирики захотели часть Эрмитажа – там ведь тоже есть церковь. Абсурд? Но ведь прокатило же с Костромским и Тобольским кремлями, и даже голодовка музейщиков не сбила с избранного курса.
Важно понимать причины, по которым чиновники стесняются отказать церкви. Например, в Твери некий игумен Борис (Тулупов) из деревни Николо-Малица близок к тому, чтобы выселить целую воинскую часть с Борихина Поля – территории около 6 га в черте города. Когда-то здесь располагался Успенский Желтиков монастырь, закрытый большевиками и полностью разрушенный в войну. В Минобороны батюшке так поначалу и объяснили: передавать, по сути, нечего. А вот часть с резервуарами для ГСМ переводить накладно. В администрации Твери тоже отнеслись прохладно. Ведь не представлено убедительного бизнес-плана возрождения монастыря, а значит, после получения земли полетят новые обращения: дайте денег на благое дело.
Но деревенский священник оказался хватким и трудоспособным, завалив письмами федеральные министерства, Госдуму, администрацию города. Пачками приходят «благословления» из епархии и «письма верующих», вплоть до грамматических ошибок повторяющие воззвания батюшки. Где-то игумену Борису удалось добиться ответа со словами поддержки от кого-то из парламентариев – и вот уже его новые письма запестрели фамилиями православных политиков. По переписке видно, как прогибается позиция тверских чиновников: от равнодушного перевода стрелок на Минобороны поначалу до «всемерно поддерживаем» впоследствии. Да и военным может надоесть отписываться и подставляться: проще перевести часть.
Пускать колокола на пушки в опасный для Отечества час логично. Плавить из пушек колокола – явление для истории куда более редкое. Пётр Великий, кстати, снятые после поражения при Нарве колокола церкви так и не вернул. Когда государь скончался, священники пришли бить челом матушке Екатерине I. Та поинтересовалась, что же дословно отвечал Синоду её покойный супруг. Просители мялись, краснели, а сказать пришлось: мол, стержень вам нефритовый, а не колокола. Императрица развела руками: «Ну вот видите! А я по моей женской слабости и этого дать не могу». Возможно, эта полулегенда подскажет чиновникам, как стать твёрже в защите государственных интересов.
Денис ТЕРЕНТЬЕВ, Аргументы недели, №20.
