-
Уголовное дело в отношении ученого-гидролога из Борка Александра Цветкова, который обвинялся в серии убийств 20-летней давности, прекращено за непричастностью.
Чтобы разобраться во всем, следствию понадобилось 379 дней. Но этого бы скорее всего не произошло, если бы об ученом не стало известно президенту (его историю рассказала главе государства на встрече с СПЧ автор этих строк).
– Я рад, конечно, но до сих пор не могу прийти в себя от всего случившегося, – говорит Александр. – Обида, наверное, не проходит просто так.
Следствие перед ученым не извинилось (сейчас такое в принципе не практикуется). Но Бог с ними, извинениями! Как хотелось бы, чтобы дело Цветкова послужило уроком для правоохранителей и предостережением для всех нас, главное, что на месте ученого мог оказаться любой гражданин.
Напомню, что изначально гидролога задержали в аэропорту на основании выводов искусственного интеллекта о его схожести с фотороботом убийцы, составленном 20 лет назад. При том, что у самого Цветкова было стопроцентное алиби: в дни убийств трех женщин и мужчины он находился в сотнях километров от места преступления – в экспедициях с коллегами, что подтверждалось фотографиями и документами. После выступления автора этих строк перед президентом Цветкова освободили из СИЗО. Однако никто до конца не верил, что все закончилось благополучно.
«Ева, мы с Сашей едем в Москву, нас вызвали в СК. Предупреждаю вас, чтобы вы были в курсе», – написала мне 28 февраля супруга Цветкова Марина (она тоже ученый, работает в Институте биологии внутренних вод РАН, как и ее муж). Честно признаюсь, мы все волновались. И вот 29 февраля следствие сообщило Александру, что претензий к нему не имеет.
– Сообщила об этом женщина-следователь, – рассказывает Марина. – Она дала ознакомиться с результатами экспертиз – они подтвердили подлинность консументов Института, фотографий и т.д., то есть всех тех, которые подтверждали алиби. Эти экспертизы должны были сделать в первые дни после задержания, но вот сегодня 379-й день (я каждый записывала). В нашем деле все было очень затянуло. Первые следственные действия с Сашей провели на 164-й день после ареста. Вы только вдумайтесь! Человека просто держали в СИЗО и ничего не расследовали… А ведь они могли сразу проверить его алиби и отпустить.
На самом деле самая частая жалоба, которую я как член СПЧ получаю – на то, что следствие закрывает человека в изоляторе и как будто забывает о нем. Угадайте, что чаще всего выдвигают в качестве требования заключенные, которые объявляют голодовку? Чтобы к ним, наконец, пришел следователь и чтобы с ними провели хоть какие-то следственные действия.
– Следователь дала Саше расписаться, что он теперь знает – никаких претензий к нему нет, – продолжает Марина.
– Принесла ли извинения?
– Нет, но она и не виновата. Наоборот, мы ей благодарны, что разобралась. Изначально дело вела другая следователь из Северо-Восточного округа. Вот к ней много вопросов. Она у меня и телефон изымала, и вообще вела себя странно. А после шума уголовное дело передали из округа в ГСУ СКР по Москве. И вот новая следователь его закрыла. Она мне, кстати, и телефон вернула! Я понимаю, что без огласки всего этого не случилось бы. Это ведь чудо по нашим временам. Спасибо президенту и вам!
– Александр, что чувствуете? – спрашиваю у Цветкова.
– Облегчение, конечно, – отвечает ученый. – После всей этой истории я отношение к жизни во многом поменял. Я побывал во всех известных СИЗО Москвы…
– И как вам в целом тюремный опыт?
– Не уверен, что он мне был нужен. Понимаете, я был так воспитан, что верил: органы следствия кристально честные и чистые. Я знал про презумпцию невиновности, о которой много говорили и в СССР, и в современной России. И тут вдруг такое произошло со мной…
– Но теперь-то можете рассказать, почему вы написали явку с повинной? Вы были в измененном состоянии сознания в этот момент?
– Накануне прилета в Москву (меня задержали прямо в аэропорту) три дня я был в экспедиции на Красноярской ГЭС. Работали при температуре минус 30, почти не спали, вымотались. И тут прямо после прилета меня хватают, бросают в ИВС. А там двое мужчин в камере. Я почти уверен, что они были подсадные. И вот они стали меня пугать.
– Как?
– Говорили: «Тебя в любом случае никто не выпустит, если не признаешься. А если признаешься, то домой пойдешь, потому что сроки давности прошли». Ну и они говорили, что главное сейчас вырваться из изолятора, а потом уже можно доказывать свою невиновность. Я рвался домой – у дочери вот-вот день рождения…
– Неужели вы не понимали, что подписывали признания не в чем-то, а в убийствах?!
– Честно сказать, не особо понимал. Я и прав своих не знал. Адвоката ко мне не пускали. Потом я узнал, что меня «опознал» некий гражданин Алешин. Это было удивительно, ведь я его не знал. Меня поражало, что уголовнику, рассказавшему о наших с ним совместных преступлениях, поверили. А профессорам и докторам наук моего института, которые говорили о том, что я был с ними в эти дни – нет… Оглядываясь назад, вспоминаю, что мне хотелось только одного – чтобы весь этот ужас закончился.
– Ну, вот он закончился.
– Да, я бы очень хотел, чтобы ничего подобного, что произошло со мной, с другими не повторилось. Так не должно быть…
– Саша за то время, что провел в СИЗО, сильно подорвал здоровье, – говорит Марина. – Сейчас лечится. Надеюсь, что восстановится.