Да нет, не о пиве я хочу поговорить, а о нас, о людях-человеках, о том периоде нашей жизни, когда у любого из нас однажды возникает запрограммированная самой матушкой-природой неодолимая тяга плодиться-размножаться, когда мы теряем голову, совершая самые сумасбродные поступки, и потом в оправдание себе называем это красивым словом «любовь». А дело-то обстоит гораздо проще. А как?
В городе — не могу сказать как, а вот что касается деревни, то тут есть некоторые довольно любопытные наблюдения. Много лет мы слышали окрест многоголосый плач по поводу падения рождаемости, а следовательно, и по поводу того, что русская нация вымирает. Мол, разные нацменки плодятся как кошки, а наши женщины совсем рожать разучились. И на примере деревни было видно, что это истинная правда, случались годы, когда в сельсовете не рождалось ни одного ребенка, подтверждение тому — отсутствие в сельских школах целых классов. И вот совершенно незаметно и очень-очень постепенно ситуация сдвинулась с мертвой точки. Сначала мое внимание привлекла промелькнувшая в районной газете информация о том, что «за январь — октябрь 2002 года в районе зарегистрировано 138 родившихся младенцев, что на 4 ребенка больше уровня прошлого года». «Ну что четыре ребенка для целого-то района», — улыбнется читатель-скептик и будет прав. Но ведь мое-то внимание привлекла не цифра 4, а совсем другая — 138. Если учесть, что в этом году средние школы бились за первоклассников, пытаясь сформировать не один, а два первых класса, и удалось это не всем, то цифра 138 выглядит уже более обнадеживающе, ведь через семь лет именно они и станут первоклассниками. Возможно, моя радость за городских учителей несколько преждевременна, потому что часть этих детей сядет за парты сельских школ, но все равно хочется верить в хорошее. Тем более что даже в нашей маленькой в общем-то кладовской администрации за эти же десять месяцев уже родились два малыша, а две мамочки ходят в интересном положении и обещают до конца года разрешиться. В чем же причина такого отрадного всплеска? Их, мне кажется, две, и обе резко противоположные. Или же люди стали жить лучше, появилась уверенность в завтрашнем дне и, как это водится у состоятельных людей, стали модны большие семьи. Или же вступает в свои права совершенно другой тезис — «чем беднее страна — тем больше в ней рожают». Потому что в этом случае на первый план выходит не материальный уровень семьи, а находящийся от него в прямой зависимости уровень культуры, культуры быта и культуры всего образа жизни. Если брать для примера нашу сельскую действительность, то чашу весов все-таки перетягивает та, где лежат не материальные (хотя и они — тоже), а более моральные аспекты. В качестве примера могу назвать мамочку, которая родила четвертого ребенка, не имея ни мужа, ни приличного жилья, ни средств к существованию (кроме детских пособий). Малыш появился на свет летом, а деревня уже в ужасе шепчется: «Да она и пятого родит». И родит, а кто ей в этом указ, каждое дитя — это дар Божий. А еще одна женщина собралась родить шестого ребенка. Слава Богу, семья благополучная, есть муж-работяга, и старшие дети совсем взрослые, сын вот в армию идти собрался. И хозяйство у них крепкое, хотя до полного материального благополучия еще ой как далеко. Но о какой культуре образа жизни можно говорить, если эта женщина третьего ребенка рожает втайне от мужа. Нет-нет, речь не идет о супружеской измене, все благопристойно и законно, просто муж не желает иметь такое количество детей. И, регулярно отправляясь «на нерест», он не желает признавать, что его жена страдает этой же самой, подаренной ей природой слабостью — плодиться. Поэтому она тщательно скрывает свои беременности от мужа и родственников. И даже тогда, когда ей по закону положен декретный отпуск, она продолжает работать, и открывается, когда «убить» ребенка уже ни у кого не поднимается рука. Я представляю, что творится в душе этой мужественной женщины, когда она выигрывает очередную битву и наперекор истерикам, молве, собственным сомнениям дает миру еще одного человека. А деревенский мир судит ее, да еще как судит. Понимает одна только мать: «Мы раньше разве так жили? Хуже! А ведь тоже рожали». Конечно, рожали — и в войну, оставшись без мужей, пытались угнаться за призрачным счастьем и рожали чуть ли не от случайного прохожего — сколько их, моих ровесников, живет сейчас в деревне, не ведая, кто их отцы. И в послевоенные годы тоже рожали, вскармливая детей собственной грудью, а грудь эту наполняли молоком, поедая дидли и мякину. Большие семьи тех лет — совсем не редкость, много лет у меня в соседях жил мужчина, который был в семье шестнадцатым ребенком. А сейчас женщины рассказывают, как гневался гинеколог, когда одна из пошехонок пришла в родильное отделение за девятым малышом. Волнение врача понятно, его заботит здоровье женщины. А она, говорят, склоняясь над своей крохой, упрямо шептала: «Двенадцать рожу, у Христа было двенадцать апостолов». Вот и пойди, поспорь с ней, рассуди, кто тут прав, кто виноват. Одно понятно и очевидно, что семья, решившаяся хотя бы на второго ребенка, обретает совсем другую жизнь. Старшие дети вольно или невольно овладевают родительскими навыками труда. Позвонила мне недавно старшенькая внучка-первоклассница и в ответ на бабушкино «уроки сделала?» ответила: — Некогда мне, я пеленки глажу. — Маленькая, да ты же устала, — раскудахталась я умиленно и услышала: — А я для Юлечки чего хошь сделаю. И почти через день продолжение разговора с шестилетней Викой: — Чем вечерком занималась? — Полотенце держала, а мама Дениса купала, папа же на работе вечером был. Возможно ли нечто подобное представить в семье, где растет один ребенок, где именно на нем одном сосредоточена вся забота близких, вся любовь, он один — центр семейной жизни и вольно или невольно учится больше брать, чем отдавать. Понятно, что сегодня многие семьи среднего возраста остались с одним ребенком только потому, что сначала очень долго учились, получая основательное образование, а потом в стремлении за высокой квалификацией упустили время. Когда состоялось моральное, крепкое устройство семьи, когда пришел материальный достаток, оказалось, что рожать уже поздно. Среди «опоздавших» на свое нерестилище, как правило, оказались те семьи, где в погоню за карьерным ростом устремились оба супруга. Конечно, в тех семьях, где растет один ребенок, гораздо больше осознается ценность человеческой жизни. Когда в дом приходит беда, самый первый и неоспоримый аргумент — это «единственный ребенок!» Никто не говорит, что в многодетных семьях утрата ребенка — это меньшее горе, не зря ведь в народе говорят: какой палец ни укуси, любой больно. Но тем не менее в большой семье остается надежда, есть кому отдать свою любовь, семья же с потерей единственного ребенка теряет весь смысл жизни. В многодетных же семьях возникают проблемы другого плана — в деревне это особенно видно, такие семьи очень трудно живут. К сожалению, наше родное государство слишком смехотворными суммами стимулирует рождаемость. Ведь если бы женщина с рождением ребенка получала не четыре с половиной тысячи, а хотя бы пятьдесят, она бы знала, что на эти деньги оденет своего ребенка и часть денег сохранит, чтобы в будущем дать ему образование. А мы ведь давно уже живем по принципу «спасение утопающих — дело рук самих утопающих». Нашему государству оказывается проще расширять сеть детских приютов, чем вкладывать деньги в укрепление семьи. И все-таки эти «утопающие» не хотят идти на дно, а упорно год за годом отправляются на свои нерестилища и производят на свет себе подобных. А деревенский чистый воздух очень даже к этому располагает, хотя не всегда, к сожалению, воздух, нередки случаи, когда к этому располагает алкоголь. Хорошо что Господь еще пока хранит деревню от заразы, поразившей города, — наркомании. Но и алкоголь заставляет вздрогнуть, когда смотришь на посещающую деревенский клуб молодежь, пугает отношение их к своему здоровью, ведь все их нерестилища еще впереди, а многих из них, погрязших в беспросветном пьянстве, уже сейчас родители готовы везти кодироваться — так о каком здоровом потомстве можно говорить? Причем современные молодые люди не торопятся вести своих возлюбленных в ворота загса. Как посетовала одна девушка: «Нынче гуляют до первого залета», то есть только беременность — как правило, случайная и нежеланная — становится причиной оформления брачных отношений. Возникает как бы вынужденный брак. Хотя русская женщина по сути своей остается все равно «брачной» женщиной, то есть она чувствует себя надежной и защищенной, когда отношения оформлены официально. И очень распространенный сегодня в городе гражданский брак в деревне совершенно не приветствуется и даже осуждается. «Выйти замуж» для деревенской девушки так и осталось пределом мечтаний, здесь даже не прибавляется слово «удачно», скорее, в данной ситуации действует правило: ввяжемся в драку, а там посмотрим. Если девушка долго не выходит замуж, то деревня смотрит на такую с подозрением: что-то никто не берет. По этому поводу в деревне есть даже присказка: «18 лет девица — так чистая водица. 19 лет оно — так шампанское вино. А за двадцать перевалило — пиво местного разлива». И это правда, замуж выходят или очень рано, как говорят, по глупости, или очень поздно, иногда не выходят совсем, потому что, повзрослев и поумнев, женщина становится хозяйкой своей судьбы. Замуж если и выходит, то по любви, в которой большая доля расчета: «чтоб не пил, не курил, чтоб цветы всегда дарил…» Ну и где же теперь такого возьмешь, всех уже разобрали. Вот и заводит женщина ребенка, как котенка, на забаву себе, чтобы скрасить одиночество. И сколько я знаю, из таких детей, где одна мама выполняет роль обоих родителей, вырастают наперекор расхожему мнению просто замечательные дети. Очень редки в сегодняшней деревне повторные браки. Обжегшись один раз, женщина очень неохотно идет на создание новой семьи. Совершенно новое явление для современной деревни, вызревшее в последние годы, — это гостевые браки. Помню, что, впервые услышав об этом явлении, существовавшем на Западе, очень удивилась и никак не могла представить ничего подобного. Ведь в сознании нашей женщины роль жены заключается прежде всего в том, чтобы варить мужу щи и штопать по необходимости его драные носки. А жизнь доказала, что прелесть семейных отношений совсем в другом. Я очень часто вижу, как, покончив с домашними делами, помывшись и побрившись, сбрызнув себя одеколоном, оставив дома драные носки, мужчина «плывет» на нерестилище, плывет к своей жене, которая живет совсем в другом доме и переезжать к нему точно в такой же дом, похоже, совсем не собирается. И я белой завистью завидую всякий раз новизне их отношений, трепету (придет — не придет), заботе (те же щи), но может приготовить, а может нет — все зыбко, все пронизано хрустальным осенним светом, каждая мелочь разрывает круг обыденности и становится важной, гость — он и есть гость, к нему и отношение особое. Но совсем другим смыслом наполнены гостевые браки у молодых, когда юная Джульетта нянчит малыша, а безответственный папаша отправляется в клуб покуралесить. Нет, он вернется и постучит к ней в окно, он придет тем же гостем и будет принят, но весна — не очень, ей нужно буйство красок, ей хочется цвести и плодоносить, а не ждать, когда муж-гость изволит «приплыть на нерест», потому что эта девочка намного взрослее своего инфантильного супруга. И все-таки грозит ли России, а в частности, русской деревне, вырождение? И стоит ли гордиться тем, что по падению рождаемости мы догнали развитые страны Запада? Думаю, эти вопросы каждый задаст себе сам, отправляясь в очередной раз к местам своих нерестилищ.
