В последние годы много говорится о тяжелом положении российских медиков, и мы решили взглянуть на проблему не извне, а изнутри, испытав, как говорится, на собственной шкуре все прелести работы в лечебном учреждении, ежедневно оказывающем нам с вами экстренную помощь, спасающем бесценные человеческие жизни — в больнице скорой помощи имени Соловьева.С этой целью мне пришлось на непродолжительный срок устроиться сюда на работу… санитаркой в приемный покой. Ведь как театр начинается с вешалки, так и любая больница — с приемного отделения. Мне, как санитарке начинающей, без стажа, назначили зарплату — 611 рублей в месяц, и я приступила к своим обязанностям. И скажу вам совершенно искренне, от увиденного мной во время дежурства волосы мои под голубенькой шапочкой не раз вставали дыбом, а порой даже начинали шевелиться.
ГОРОДСКАЯ КЛОАКА Заведующая приемным покоем Елена Константиновна Жигулина, почти 30 лет проработавшая в данной больнице, при первой нашей встрече сказала сразу без обиняков, что не верит в то, что публикации в прессе могут принести какую-нибудь реальную пользу, так как частенько появляются в больнице корреспонденты, считают количество травм и по месяцам, и по годам, а положение дел не меняется. Для возмущения действительно были веские причины: буквально за несколько минут до нашей беседы в больницу привезли мужчину лет сорока с переохлаждением, который и умер здесь, в приемном отделении, его даже раздеть не успели. Вы скажете, что, мол, тут возмутительного? А то, что человека этого нашли на территории больницы НПЗ, а привезли чуть живого в Соловьевку. Елена Константиновна объясняет: «Понимаете, очень обидно: терапия, реанимация есть в каждом районе города, а пострадавших со всего Ярославля везут к нам, полагая, видимо, что Соловьевская больница — это городская клоака. Потом оказывается, что у поступившего черепно-мозговой травмы нет, а он от нас не уходит. Кладем в 10-е отделение, в терапию. И потому для жителей Ленинского района мест не остается». ТАКОЕ НЕ КАЖДЫЙ ВЫДЕРЖИТ Дежурство мое началось в 8 утра. Старшая медсестра приемного покоя Елена Владиленовна Смирнова объяснила, что новеньких санитаров сразу назначают «в сутки», то есть мой рабочий день закончится в 8 утра следующего дня. Это своеобразный испытательный момент. Выдержишь — будешь работать, нет — тоже понять человека можно, так как не каждый на это способен. Особо брезгливым здесь не место, потому что пациенты частенько поступают сюда пьяные, перепачканные рвотными массами, испражнениями, с чесоткой. Черви-опарыши в глазах, ушах, носу и во всех остальных отверстиях человеческого тела — это еще цветочки. За свои копейки санитарки, а это в основном молоденькие девушки, должны быть всегда под рукой у врача и медсестер, помыть, побрить, привести в божеский вид вновь прибывшего. Работают санитарами в большинстве своем студенты и студентки, и не для того только, чтобы подзаработать, а прежде всего ради практики. Помимо санобработки больных санитарки также провожают их в отделения, которые разбросаны по довольно протяженной территории клиники, умерших увозят в морг, что мне и пришлось делать (помните несчастного, умершего от переохлаждения), моют помещения. Поэтому, если не считать студентов, и не хватает двух третей санитарок. На 12 ставках работают 4 человека — все на 1,5 — 2 ставки. Причина еще и в материальной заинтересованности — молодежь хочет одеться, а кто постарше — как-то прожить! В МИРЕ ЖИВОТНЫХ Так с горечью называют сотрудники больницы своих пациентов, 84 процента которых, особенно в выходные и праздничные дни, поступают в данное медучреждение в состоянии сильного опьянения, проще говоря, свинском. Откуда их только не доставляют: из луж и сточных канав, из гнилых подвалов и канализационных колодцев. В день моего дежурства привезли женщину среднего возраста, которая почти потеряла человеческий облик — от нее сильно пахло мочой и перегаром, лицо было разбито, но она по сравнению с другими пациентами, которых поступает ежедневно 60 — 70, выглядела еще очень прилично. Но все же, когда я начала раздевать больную, мне посоветовали надеть резиновые перчатки. Подцепить на этой работе можно все, что угодно! Помыв женщину в специальной ванне, в которую, кстати, переваливать больного очень неудобно (раньше в данном санитарном помещении был специальный сток, и пострадавших мыли прямо на каталке, предварительно сняв и поставив на пол ее верх), я погрузила ее одежду в мешок и отправила на дезинфекцию. Бомжи, к коим наверняка относится и эта женщина, — клиенты тихие и послушные, а вот пьяные «пациенты» ведут себя совершенно непредсказуемо, часто как настоящие хулиганы. Словесные оскорбления в адрес медперсонала уже не воспринимаются последними как что-то серьезное. Одурманенный хмельным, человек может ударить медработника, разбить телефон… Один подобный тип так двинул меня в плечо, что ушибленное место болит до сих пор. Не лучше и так называемые крутые. Они прут напролом, требуя, чтобы их кореша приняли вне очереди. Один из них растопырил пальцы веером, когда я преградила ему дорогу в ординаторскую, угрожая, мол, больше тебе здесь не работать. Не хотелось бы прослыть националисткой, но кавказцы ведут себя еще хуже новых русских. Они готовы ворваться вместе с пострадавшим земляком в операционную, причем в верхней одежде и грязной обуви. Хорошо, что три месяца назад появилась в холле и реанимации круглосуточная охрана, которая, кстати, обходится больнице в 100 тысяч рублей в месяц. ЛЮДМИЛА — ЛЮДЯМ МИЛАЯ Меня, как неопытную санитарку, прикрепили к санитарке с восьмилетним стажем Людмиле Николаевне Корневой, назначив мое дежурство именно в ее смену. Увидев Людмилу Николаевну, я удивилась — такая миловидная сорокалетняя женщина, очень приятная в общении, а мы привыкли, что в больницах санитарками работают либо девчушки, либо старушки. А тут ярославна в расцвете сил и красоты! «Да, — согласилась со мной Людмила, — я тоже не сразу привыкла, даже пыталась уходить с этой работы, но выдержала без нее всего две недели. Эта работа затягивает, иногда дежуришь по трое-четверо суток. Как вам объяснить, ну словно больница — мой второй дом». Обидно, что санитарке редко кто скажет спасибо. Разве что бомжи, и то когда в состоянии говорить. Но уж если в состоянии, то благодарят искренне. Смешно, конечно, но Люсе кое-кто из этих лиц без определенного места жительства даже руку предлагал и сердце. Живет Людмила очень далеко от Соловьевки, на Резинотехнике, ездит к месту работы в такую даль, но менять ее больше уже не собирается. Любят бомжики Людмилу и за то, что она не только их моет, чистит, но и… одевает. Если после какого-нибудь умершего остаются вещи — родственники их не забирают, — сердобольная санитарка отдает эту одежду, безусловно, продезинфицированную, бомжам. Как уж они радуются, ведь у них обычно от носков и трусов, истлевших на теле, почти всегда одни резинки! Вот и получается, что родители, дав дочери имя Людмила — людям милая, попали в самую точку. САНИТАРНАЯ ДИНАСТИЯ Людмила Николаевна — санитарка опытная, она может поставить диагноз по запаху. Мы зашли с ней в помещение, где шла обработка новенького, вшивого и чесоточного 42-летнего мужчины с перебинтованной ногой. Людмила сразу сказала мне — у него инфицированный ожог. Я удивленно спросила ее, как она об этом узнала, ведь историю болезни не видела, на что санитарка со стажем ответила: «Только инфицированный ожог так пахнет!» И действительно, бедолага рассказал нам, что уснул у печки, а уголек упал на одежду, вспыхнул пожар. Обгоревшего стригла 16-летняя дочь Людмилы Николаевны Юля, которая мечтает стать медсестрой. В Соловьевской больнице санитаркой подрабатывает и старшая дочь Людмилы Марина. Так что и в такой тяжелой профессии встречаются династии. Любовь к ближнему передалась девочкам, вероятно, от матери. БОМЖИ МОЮТСЯ С УДОВОЛЬСТВИЕМ В последнее время участились случаи, когда пьяных ярославцев избивают и раздевают на улице. В мое дежурство привели изрядно выпившего парня без шапки. Обычно такие пострадавшие совершенно не помнят, где были, что с ними произошло. Когда молодой человек проспался, вместо признательных слов за оказанную помощь стал произносить обидные угрозы, требуя у меня свой головной убор! А бомжи, они обычно попадают сюда не по одному разу, так сказать, свои здесь люди, время проводят в больнице как на курорте. Их кормят, пусть на 26 положенных на одного больного рублей в день особо не разжиреешь, но они вне данного лечебного учреждения — в другие-то больницы их не принимают, и этого не видят. Бомжики купаются в ванне с удовольствием, отмывая свое годами немытое тело и приобретая на непродолжительное время человеческий вид. После каждого такого пациента я так тщательно чистила ванну, что к вечеру спина моя совсем отказала. На мою просьбу вспомнить какого-нибудь особенного больного Людмила Николаевна ответила: «Да они все особенные. Как-то поступил бомж, и мы, когда сняли с него сапог, из которого потек гной, обнаружили, что у человека совсем нет икры — сгнила!» УЗКИЕ МЕСТА Узких мест, как выразился главный врач больницы Александр Александрович Дегтярев, во вверенной ему клинике хоть отбавляй. И самое больное место — это приемное отделение. Количество травм стремительно растет год от года. С 1986-го, когда повсеместно боролись с пьянством, к примеру, оно возросло в 2 раза, количество тяжелых повреждений на 30 — 40 процентов. Увеличивается число автомобилей в Ярославле, активизировался криминал, а как следствие данных фактов — рост травм. Персонал же приемного покоя тот же: 3 травматолога, 2 санитарки, 2 медсестры. Изменить штатное расписание, что является насущной необходимостью, администрация не имеет права. Правда, о каком расписании можно говорить, когда в природе вообще не существует положения о больницах скорой помощи. Настоящий парадокс: подобные больницы есть, а положения о них нет! И поэтому штат медработников в Соловьевке как в обычных больницах, в коих быть не может такого еже- дневного потока больных, следовательно, и такой нагрузки на персонал. В больнице, по положению, с 8 до 15 часов работают 60 врачей, а с 15 до 20, когда поступает основная масса пострадавших, всего 3 врача! Это ненормально, но никому ничего доказать невозможно. Кострома в 2 раза меньше Ярославля, а там и то в подобной больнице дежурят 5 врачей. Не хватает в клинике операционных залов, операционных сестер, но самая большая боль — старое здание больницы. 150 ЛЕТ БЕЗ КАПРЕМОНТА Ему 150 лет, и оно ни разу капитально не ремонтировалось, только косметически. В нем находиться-то опасно. Требуется смена сантехники, всех магистралей электрики. К слову, в день моего дежурства повезли мы с Людмилой пациентку на рентген, а света-то в кабинете нет, так и оставили женщину на каталке перед закрытой дверью. Электрик Вячеслав Садилов чертыхался открыто: «Всю проводку надо менять, все давно сгнило, все на соплях!» Древняя проводка не была рассчитана на такую нагрузку: рентгенаппараты, другие медприборы, а также кипятильники и чайники в палатах. Потому и меняет электрик по 20 ламп в день, а устаревшие лампы дневного освещения в приемном покое вообще давно списать надо. Старая проводка не приспособлена под новое оборудование. Пребывать в здании с такой электрикой — большой риск: вспыхнет пожар — жертв будет много! В ТУАЛЕТЕ НАСТУПИЛА РАЗРУХА Самое узкое из всех узких мест больницы — приемное отделение. Лет 5 назад здесь был сделан ремонт. Но когда вы видите обшарпанные полы и отколотые углы, в это верится с трудом. А причина все в том же колоссальном наплыве травмированных жителей нашей области в больницу в последние годы, и все они проходят через приемный покой, шаркая по линолеуму ногами. Санитарки, разворачивая каталки с больными, задевают стены. Все рушится, штукатурка сыплется — таково, видимо, еще и качество ремонта. «Обшарпанность от безденежья», — поясняет заведующая приемным покоем. Не было до настоящего времени средств и на туалет для пациентов, которые, ожидая своей очереди, по многу часов просиживают в холле отделения. Правда, сейчас туалет делают по образцу старинных привокзальных уборных в виде чаш. Потому что ватерклозет-предшественник был полностью обезображен бескультурными его посетителями. Персонал приемного покоя, радуясь, что для больных появился туалет, на собственные деньги купили крючочки для сумок и курток, повесили зеркало в этом санитарно-гигиеническом помещении, поставили ершики, которые тут же кто-то из «осчастливленных» пострадавших и украл! Ах, наивные добросердечные медики! Народ-то к вам поступает дикий, а в вопросах этикета совсем дремучий, потому и «наступила в туалете разруха», как выразился бы ваш коллега, булгаковский персонаж профессор Преображенский. Прорех в больнице еще очень много, не будем утомлять читателей дальнейшим их перечислением. Хотелось бы мне только в заключение высказать свое восхищение всем работникам этой больницы, делающим сложнейшие, уникальнейшие операции, порой в эстремальных условиях возвращая нам жизнь и здоровье. Я же с позднего вечера, когда болящий народ немножечко схлынул, и до самого утра (сноровки еще нет) драила полы в кабинетах, туалетах и коридорах, ведь санитарки работают без права сна, а площади, нуждающиеся в помывке, огромные. К 8 утра я так уработалась, что идти домой самостоятельно уже не могла. После такого дежурства мне самой впору было вызывать «скорую помощь»! Фото Виктора ОРЛОВА.
