В газете недавно писали, что многие в нашей стране уриной увлеклись. Уринотерапией значит. А чего удивляться? Лекарства-то в аптеках нынче дорогие, простому народу не по карману, вот он и лечится мочой. Я к Саньке Синяку недавно зашел похмелиться, а он весь синий-синий сидит, как слива высохшая. Сидит и на стакан с чем-то желтым как загипнотизированный смотрит. А у самого слезы текут. — Вот, — говорит. — Раньше водку стаканами пил, а теперь — мочу! Болею…Я сначала, грешным делом, подумал, что у него «белочка» началась. Белая горячка значит. Он и раньше-то как напьется, то подслушивающие устройства под обоями начинал искать, то колючую проволоку изо рта вытаскивать. — Да ладно тебе, — говорю. — Брось выдумывать! Мочу он пьет!
И чтобы не провоцировать у Саньки дальнейшее развитие алкогольно-бредового синдрома, беру со стола стакан — и ап-п его за один глоток!.. Точно — моча! — А я что говорил, — кривится Санька. — Мне не поверил! Поверил не поверил — это уже мое личное дело. А по рогам Синяк схлопотал капитально. Впредь урок будет, чтобы приличных людей своей мочой не потчевал. Разделавшись с этим уродом, как повар с котлетой, я прямиком к теще на блины решил заглянуть. Захожу, а тесть, подполковник в отставке, в парадном кителе сидит при всех своих регалиях. А на столе перед ним, как водится, полная рюмашка. Хоть и в годах старик, а еще любит коньячком побаловаться. — Присаживайся, — говорит, — Валера. Будь как дома. Жаль только, что угостить тебя нечем. — Как это нечем? — улыбнулся я и хрясть стоящую на столе его рюмашку. А она только с виду такая объемистая, а внутри — не больше наперстка. Я даже толком и не понял, чего выпил, то ли коньяку, то ли рому. Хотел еще один заход сделать, да не вижу, куда тестяра бутылку заныкал. Стал искать. И тут тесть, как всегда, посмеиваясь в свои рыжие усы, достает из-под стола трехлитровую банку что-то очень напоминающей мне жидкости. — Ну, и как тебе наша урина? — спрашивает. — Мы ее с супругой две недели по утрам собирали, наверное, забродила уже? От всех болезней помогает. Тесть, конечно, не Санька Синяк. В морду ему за здорово живешь не заедешь, бугай еще тот — скорее он тебе заедет. Но и поддерживать с ним разговоры о его боевой юности я в тот день тоже был не намерен. Даже на тещины блины не взглянул — провались они пропадом. Одним разом напоили и накормили. Домой пришел не человеком, а клубком нервов. Давление 90 на 180, голова трещит, словно по ней утюгом настучали, и тошнит, как на первых месяцах беременности. — Жена! — кричу. — Давай «не- отложку» вызывай. Тошно мне что-то, того гляди, коньки отброшу. Нинка и сама чувствует, что со мной что-то неладное творится. Виданное ли дело, чтобы я в половине шестого домой ни в одном глазу явился. Тотчас же мне грелку со льдом на голову взгромоздила, таблеток разных от соседей принесла. — Ложись, — говорит. — Закрывай глаза и не думай ни о чем. А я тебя от смерти спасать буду. «Спасай, — думаю. — Раз такая тяжелая планида уготована». А она мне: — Открой ротик! Сейчас тебе полегче станет. Я, дурак, и открыл. Нет чтобы сначала глаза открыть, а потом рот. Но с больного человека какой спрос? А когда открыл, вижу, что она уже с пустой ложкой стоит. И так мне все это подозрительно показалось, что я решил поинтересоваться, чем же это она меня на ноги поднимает: — Что это было? — А ты угадай с трех раз! — Касторка? — Нет. — Рыбий жир? — Нет. — Не дай Бог, урина! — заорал я нечеловеческим голосом. — Третий раз за день это уже слишком! — Так ведь, детская, Валера, детская, — попыталась успокоить меня супруга. — Видишь, как помогло, сразу на ноги встал!
