Памяти Аркадия ШацкогоГлава Рыбинского муниципального округа Борис Степанов подписал распоряжение «О подготовке и проведении первого Рыбинского музыкального фестиваля памяти Аркадия Шацкого». Первый Рыбинский фестиваль памяти Аркадия Шацкого — заслуженного работника культуры РФ, лауреата премии им. Ленинского комсомола, известного музыканта, композитора, основателя эстрадного оркестра «Радуга» — пройдет в Рыбинске с 10 по 12 июня 2003 года.
Нина Шацкая родилась в Рыбинске, в семье музыканта Аркадия Шацкого, руководителя популярного в течение многих лет эстрадного оркестра «Радуга». Первые уроки пения Нина получила в коллективе отца. Затем годы учебы в Санкт-Петербургской гуманитарной академии, стажировка и работа в мюзик-холле Санкт-Петербурга. С 1990 года Нина Шацкая живет и работает в Москве. Репертуар певицы разнообразен — от классического романса до современных джазовых композиций. Это и романсы на стихи С. Есенина, А. Ахматовой, М. Цветаевой, и популярные песни из репертуара легендарных А. Вертинского, К. Шульженко, И. Юрьевой, и англоязычные джазовые композиции. Она записала уже два диска. Первый — «Игра любви» — вышел в 2000 году в серии «Золотые россыпи романса» вместе с записями Шаляпина, Лемешева и Козловского. Второй — «Леди Романс» — вышел в 2002 году. А еще Нина Шацкая снималась в телесериале «На углу у Патриарших». В редакцию газеты «Золотое Кольцо» специально для «Уединенного Пошехонца» Нина Шацкая передала воспоминания об отце, которые, на наш взгляд, имеют не только личный характер. Ее взволнованные строки затронут каждого, кто задумывался о теплоте семейных отношений, о чувстве отчего дома, материнского сердца, о близости родных душ, которая многим может показаться парадоксальной и небывалой. Из газетной хроники Настоящие артисты умирают на сцене. Аркадий Шацкий был именно таким. Он ушел из жизни в пятницу, 27 сентября 2002 года. Блистательный Шацкий был известен как создатель эстрадного оркестра «Радуга», знаменитого не только в нашей стране, но и за рубежом. Музыкант и дирижер оркестра, заслуженный работник культуры Российской Федерации, лауреат премии Ленинского комсомола, лауреат премии Национального Артийского комитета — певец, поэт и композитор. Лучшее время его жизни пришлось на оркестр «Радуга», сыгравший огромную роль в становлении музыкальной культуры Рыбинска, определивший эту культуру на много десятилетий вперед, воспитавший плеяду великолепных музыкантов. «Радуге» аплодировали в десятках городов Советского Союза, в странах бывшей Западной и Восточной Европы, на Кубе и в экзотических островных государствах. В последние годы Аркадий Шацкий не так часто появлялся на сцене. Каждое его выступление встречалось народом на ура. Это был человек с таким сердцем, от жаркого пламени которого становилось тепло тысячам. В его жизни переплелось много необычного. Шацкий дружил с маститыми мастерами искусств и космонавтами. Он подвергался уголовному наказанию и пробовал себя в бизнесе. Его много раз видели на улицах Москвы и Нью-Йорка. Зовем друзей в наш добрый круг, Ведь выпить нам не грех! Мы поднимаем свой бокал И выпьем за успех! Эту песню Аркадий Исаакович Шацкий написал за несколько часов до начала концерта, посвященного Дню машиностроителя. Для собравшихся в зале своего дворца культуры работников завода полиграфических машин его появление на сцене было сюрпризом. Аркадий Шацкий спел несколько песен. Обычно сдержанный, в этот вечер он много рассказывал о своей жизни, об истории легендарного рыбинского оркестра «Радуга». Внезапно артист почувствовал себя плохо. Прибывшие врачи поставили диагноз — обширный инфаркт, но спасти его уже не смогли. Ему было шестьдесят шесть. Передо мной папин портрет. До боли знакомое, ласковое, всепонимающее выражение лица. Так много сказано слов о музыканте Аркадии Шацком, певце, радиоинженере. Бессмысленно сетовать на судьбу, если именно в это безумное время тебе подарен бесценный единственный шанс на Жизнь. Рушатся традиции, устои, меняется мораль, и кажется, что сама земля уходит из-под ног. Но каждый человек мечтает о любви и счастье, ищет спасительный островок в бушующем океане перемен. Благословен тот, кто может обрести душевный покой в близких, в семье, кому суждено сохранить в памяти воспоминания о беззаботном, счастливом детстве, об очаге родительского дома. Счастлив тот, кто с рождения приобретает лучших людей в своих родителях. Я тоже могу заглянуть в укромный уголок памяти и получить ответ на любой вопрос. Я почувствую его в теплом прикосновении маминых рук. Увижу во взгляде отца, в его вечно молодом и страстном голосе. По-моему, он был незаурядным педагогом. Всю жизнь учил — нас с братом, своих музыкантов, вокалистов в оркестре и даже моих учителей. Однажды пришел в школу, где я училась, и потребовал, чтобы мне поставили неудовлетворительные оценки по английскому языку, аргументируя это тем, что мои знания не тянут даже на тройку. Папа долго сопротивлялся моему желанию петь профессионально. Его критерий музыканта-профессионала был необычно высок. — Настоящий певец, — говорил он, — должен иметь целый комплекс достоинств, то, что люди сцены зовут органикой: голос, умение им владеть, артистичность, он должен быть гибок, пластичен, гармонично двигаться, быть естественным. Владеть словом, передавать глубины смысла, обладать обаянием и красотой. Только тогда и можно надеяться на успех. И то при условии упорных ежедневных занятий. Это очень тяжелая работа, — говорил он. — Только очень одаренный человек может находиться на сцене, в музыке нет места протекции. Спустя много лет, когда я уже пела в Москве, после одного из первых концертов в Государственном театре эстрады я увидела слезы в его глазах: — Ну вот. Ты научилась петь, а я ничем не могу тебе помочь… Он имел в виду искусство, превратившееся к этому времени в сплошной шоу-бизнес. Разговоры о порочности протекции выглядели наивной борьбой с ветряными мельницами наивного романтика Аркадия Шацкого. В последнее время папа часто говорил, что если бы не моя «тельцовая упертость», то из меня ничего бы не получилось. Но я всегда отдавала себе отчет, какую роль сыграл он в моей жизни и какой ценой ему это давалось. Кроме всего прочего Тельцы обладают несусветной леностью и умением отлынивать от нелюбимых занятий. До сих пор как наяву вижу картину: мне семь лет, и я в пятый раз (!) пытаюсь прочитать наизусть выученную мною басню «Стрекоза и муравей», но безуспешно. Худой и длинный отец выбегает из комнаты с криком: «Неужели эта тупица — моя дочь?!!!» Отец с юности пытался подготовить нас с братом к суровой действительности взрослой жизни. Я безумно завидовала Диме. Когда после очередной его шалости отец говорил: «Нам нужно поговорить» — и на час-два они закрывались в кухне. Ни разу не подняв на Диму руку, отец в любых ситуациях находил общий язык с сыном. Зная о том, что в Рыбинске, за что бы я ни бралась, мне делали поблажки из-за того, что я его дочь, и из уважения к нему, отец однажды сказал: «Жизнь непредсказуемая и страшная вещь. Завтра нас с мамой может не стать. Ты должна быть самостоятельной». Это был мой выпускной год в школе, но вместо уроков я часто бегала на репетиции в «Радугу», и аттестат мой был далек от совершенства. Невзирая на мои мольбы и слезы, отец лишил меня всех подростковых удовольствий! Танцы, занятия вокалом — все было отменено. Даже из телевизора, уходя, он вынимал предохранитель. Сквозь слезы сказал: «Я тебя очень люблю и поэтому сделаю все, чтобы твоя жизнь дома стала несносна… Дальнейшее — на твое усмотрение. Работай, поступай в вуз….» Дорогой папа! Никогда в жизни я не упрекнула его в жестоких методах воспитания, не усомнилась в его любви. Иногда мне казалось, что в семье не двое детей, а целый оркестр. Но и оркестр занимал его не меньше. Музыкантов он любил и занимался ими, подробно входя в обстоятельства каждого — здоровье, зарплата, жилье… Все становилось его заботой — костюмы, репертуар, конкурсы, подготовка к международным фестивалям, оформление документов на суперновую технику «Динокорд», внедрение и функционирование музыки на заводе… Наш дом всегда был открыт. По выходным и праздникам собирались друзья. К брату — по волейбольной команде, ко мне — одноклассники. Папа выкатывал в коридор пианино, и мы пели и танцевали. Димины друзья по волейбольной команде — мои самые близкие и надежные люди. Иногда устраивались настоящие шахматные турниры (у обоих родителей были шахматные разряды). В солнечные весенние дни я просыпаюсь с ощущением счастья, которое осталось с детства. По воскресеньям папа включал «Битлз» — мы танцевали, дурачились, а потом уезжали в Якуники кататься на лыжах, целым автобусом, вместе с друзьями родителей, музыкантами оркестра. Иногда в интервью меня спрашивают об истоках моего тяготения к жанру романса, к настоящей музыке. Я знаю безошибочный ответ. Это соприкосновение с природой и родительская любовь. Наши ежегодные летние сезоны в Коприно, с водными лыжами, копчением окуней и обязательной рыбалкой. Навыки забрасывания спиннинга у меня сохранились и по сей день. Обычно я ловила с носа, папа с кормы, кто больше. Однажды, увлекшись клевом, мы не заметили, как наша заядлая пловчиха, мама, уплыла в ластах далеко от лодки. Опустился туман. Тут-то мы испугались не на шутку. К счастью, все закончилось благополучно. Позапрошлым летом судьба подарила нам последнюю копринскую встречу, когда родители, я, Дима с женой и сыном снова собрались вместе. Как в далекие детские времена, ловили окуней под звездным небом.… Не секрет, что жизнь сыграла злую шутку с папой. То, что сегодня привычно называется бизнесом, пятнадцать лет назад разрушило оркестр «Радуга», оборвало мое «оранжерейное» детство, а в итоге развело родителей. Их пригласили работать в Углич — в Рыбинске работы не нашлось. И мама поехала первой. Со временем расстояние и обстоятельства так и не позволили им снова жить вместе. Семья разлеталась по городам — мама и брат в Ярославле, папа жил в Рыбинске и Москве. Но благодаря мудрости родителей мы собирались у меня в Москве, перед концертами — в Ярославле у брата, Диму и папу связывали очень доверительные отношения. О том, какой силы была любовь родителей, свидетельствуют письма отца, написанные в самую трудную минуту — его стихи, которые вы здесь можете прочесть. Родителей не выбирают. Не выбирают семью. Я благодарю Бога и судьбу за моих родителей. При поступлении в институт я писала сочинение — «Герой нашего времени». Не по Лермонтову. Героем нашего времени для меня была моя мама — Татьяна Николаевна Бондаровская. Мои друзья зовут ее Мама Таня. Самим своим существованием она приносит счастье и удачу. Несколько лет назад на мамином юбилее меня представили художественному руководителю и главному дирижеру Ярославского академического губернаторского симфонического оркестра заслуженному деятелю искусств России Мураду Аннамамедову. За последние годы самым сильным впечатлением для меня стало первое выступление с Ярославским губернаторским оркестром. Оно открыло для меня совершенно новые перспективы в творчестве. Когда Мурад Атаевич уговаривал меня спеть с симфоническим оркестром, это показалось мне нереальным. Дело дошло до обсуждения программы. Мурад Атаевич увидел видеокадры концерта в Московском государственном театре эстрады — наш с папой дуэт. Они не были знакомы. Не раздумывая долго, Аннамамедов пригласил отца в концерт.… Папа не пел в Ярославле и в Ярославской области без малого 15 лет! Когда он вышел на сцену и запел, первый раз в жизни с симфоническим оркестром, я стояла за его спиной и видела, как вставал и рукоплескал зал. Я плакала от счастья и горя. От горя, что 15 лет жизни он не позволял себе думать о музыке. Я представляла, как болело его сердце, лишенное самого большого счастья для музыканта — сцены. И от счастья, что я смогла отдать ему маленькую частичку того, что он отдавал мне всю жизнь — любовь, музыку, сцену. И теперь, когда я выхожу на сцену, где бы я ни пела: в зале имени Чайковского, Кремлевском Дворце съездов, в Звездном городке, я думаю: «Папа, как бы ты гордился сейчас своей дочерью. Спасибо тебе за все, чему ты научил свою «упертую тупицу». И в каждой ноте, в каждом звуке я ощущаю его поддержку и душу. И каждый раз, глядя в зал, я говорю: «Здравствуй, папа!» Аркадий Шацкий… Так устроено на свете… В невыносимо тяжком горестном ненастье Любовь моя! Ко мне явилась ты. Какое дикое огромное несчастье Разбило наши светлые мечты. Наверно, так устроено на свете, Коль полной мерой счастье нанесет, Не обольщайся, дунет черный ветер И той же мерой горе принесет… В последний миг, как будто черной бездной Пахнуло жутко, безнадежно, зло. Твоя любовь спасла, — и все исчезло. На миг почудилось, что все ушло. Как мог я в дни от солнца золотые Обманом осквернять любовь твою… И не вернуть мне радости былые Я виноват во всем! Прощенья не прошу… Коррида Жизнь — это коррида Тореадор — это я, И на арену торпедой Выбрасывают быка. В крупе его бандерильи Следом крови река, Жду я толпы восторга И не дрожит рука. Нет к быку снисхожденья, Громче реви, толпа! Нет пути к примиренью. В битве крута тропа. Только эта коррида Ныне не для меня. Нынче я не тореро — Я в роли быка. Злобно в меня вонзают острую сталь клинка Шпагу в меня направляет Мастерская рука. Дико ревут трибуны, Не утихает страсть, Глаза словно черные луны, Только бы не упасть! Только бы не поддаться, Как эта битва долга… Может быть, мне удастся Торро поддеть на рога. Горестный лик любимой Кажется, что нет больше сил, Кажется, что это предел Этот свет проклятый не для меня Ждет меня жестокий удел. Но сегодня новая весть Страшная, как адская ночь, Сердцу этого не перенесть, Как же отогнать ее прочь?! Среди ночи страшный удар Из бессонных мыслей возник Боже! Где-то рядом она, Где-то рядом горестный лик. Чувствую душевный посыл, Будто налетела волна. Словно кто-то тайну открыл, И она тоскою полна. Кажется, что сил больше нет, Что еще готовит судьба? От кого-то страшный привет Мне навяжет мыслей гурьба…
