ТОПОР ВЕШАЙСтоило открыть входную дверь, как застоявшийся запах тухлых яиц ударил в нос. Сладковатый и удушающий, он валил с ног и, казалось, напирал из самих стен. Прямо хоть топор вешай, если бы это был дым. На восприятие действительности наложились мутящие сознание рвотные позывы — обычная реакция организма, отторгающего заразу.
Так пахнет на застарелой помойке столовой общественного питания. Однако здесь гниют не пищеотходы, а трупы людей, которые совсем недавно двигались в толпе среди нас, шевелили локтями в трамвайной давке, были кому-то друзьями и партнерами. В подвале морга лежит то, что от них осталось. С непривычки картина жуткого хранилища в голове не укладывается. Упрятанные в полиэтиленовые мешки трупы продолжают смердить. Еще несколько шагов вглубь заведения, и меня самого можно будет считать трупом. Только отступать уже поздно, поднялся на второй этаж. В приемной дышится полегче. Я нахожусь в областном бюро судебно-медицинской экспертизы. БОЛЬШЕ КАМЕР ГЕРМЕТИЧНЫХ И ЕМКИХ На компьютере секретаря покоится трупик речного рака. Членистоногий растопырил мертвые клешни и всем видом напоминает крошечного рыцаря, вернее то, что от него осталось. Ошарашенный местными испарениями, с порога задаю вопрос начальнику бюро Александру Тетереву, мол, насколько обязательно наличие специфической атмосферы в заведениях подобного профиля. Да вовсе и не обязательно, оказывается. Так уж повелось. Своего рода славная традиция. Когда в Санкт-Петербурге построили современное здание дворца судебной криминалистики, то морг вынесли за его пределы в отдельную пристройку, похожую на длинный стометровый пенал. Помещения сообщаются через одну-единственную дверь, но и ее оказалось достаточно. Смрад во дворце стоит точь-в-точь такой же. По невозмутимому виду собеседника стало ясно, что тошнотворный дух травмирует лишь человека со стороны. Специалиста бюро он не тревожит. Позже во время разговора один из сотрудников вернул в кабинет хлебный нож, очевидно, после сытного обеда. Предмет кухонного обихода и связанная с ним трапеза в окружающем меня пространстве отозвались судорогой в животе. Устоять невозможно, стены поплыли. Я присел, вцепившись в край стола. Под ладонью оказалось что-то липкое, рука соскользнула. Возможно, это была всего лишь нервная испарина. Состояние атмосферы под крышей бюро Александр Дмитриевич объяснил очень просто. Хранилище трупов в учреждении заполнено до отказа. Когда в 1991 году строители возводили стены здания, его «запасники» рассчитывались на 40 покойников. Уже через пару лет судмедэксперты поняли, как жестоко просчитались. Грянул всероссийский передел собственности. «Бригада» шла на «бригаду». Смешались в кучу кони, люди. Ну, если не кони, то собаки и кошки, чьи останки надо было отделять от человеческих на очередном пепелище. В то время за неделю через камеры хранилища проходила прежде годовая норма трупов. Криминалисты за кратчайший период до мельчайших деталей отточили знания по огнестрельным отверстиям в теле человека. Покойники прибывали. Тогда в бюро соорудили еще одну камеру на 50 мест. Она заполнилась в два счета, и теперь судмедэксперты думают о следующем расширении. Эдакий нескончаемый долгострой. ФАРАОНЫ ТОЖЕ ЛЮДИ По мнению Александра Тетерева, тому есть несколько причин. За прошлый год число поступивших на исследования трупов увеличилось на тысячу и составило 9 140 умерших. Из них 207 — неопознанных и почти тысяча — невостребованных. Обе категории можно отнести к покойникам с «постоянной пропиской». Никто не спешит забирать их из морга. Лежат — есть не просят. Девять трупов здесь вообще два Новых года встретили. И вот повезло же мне явиться в бюро как раз в тот день, когда троих отправляли к месту вечного покоя в Осташенское. Все, что сохранилось за это время от человека, грудой лежит в мешке. Вот откуда запах. Ведь процесс гниения прервать невозможно. Мумии фараонов тоже гниют, только очень медленно. Как ни крути, сколько ни втирай смол и бальзамов, труп он и в пирамиде труп, и в мавзолее, и уж тем более на бетонном полу морга. Александр Дмитриевич говорит, что даже эти «пакеты» похоронят по-человечески, в гробах. Городской бюджет выделяет на каждую процедуру по тысяче рублей. Прежде этой суммы хватало и на венок с табличкой, и на посмертное белье для усопших. Мужчинам полагались кальсоны и брюки с рубашкой, женщинам — ночная рубаха и чулки. Покойников одевали чин по чину. Понемногу атрибуты приличной панихиды отошли в небытие, и теперь денег не хватает даже на обивку гроба. Их не хватает даже на захоронения. По данным МП «Ритуальные услуги», что на Вспольинском поле, сегодня на самые скромные похороны требуется две с половиной тысячи рублей. Так на кой ляд им возиться не пойми с чем за тысячу. Отсюда еще одна причина «перенаселенности» хранилища. ТРОЕКРАТНЫЕ ПОХОРОНЫ Да и народ наш совесть потерял окончательно. Порой отошедшего в мир иной непутевая родня пропила уже не единожды. Сходили в собес с видом неблагополучных, получили похоронное пособие и неделю справляли поминки. Между тем покойник остался в морге под грифом «невостребован». Родные не чешутся, но неким невероятным чутьем узнают про казенные похороны, которые в конце концов состоятся, и являются на свежий холмик, чтобы продолжить тризну по безвременно умершему члену семьи. Видать, пьют до тех пор, пока от водки следующий не преставится. Ну, а там уж сам Бог велел… Ведь из почти десяти тысяч исследованных за прошлый год покойников половина умерли в состоянии опьянения. Интересуюсь у Александра Дмитриевича, мол, суррогата всякого, очевидно, люди наглотались. «Никак нет, — констатирует он печально. — Левой водкой нынче травятся крайне редко». Я не унимаюсь: «В чем же дело, от чего мрут-то?» «Так от водки, — еще печальней отвечает опытный анатом. — От ее доступности и безмерного количества». Ах вон оно что. Чувство меры никогда не являлось отличительной чертой национального характера пребывающего в нашей местности народа. Здесь даже лица кавказской национальности надираются в стельку. Такова сила пассионарности и геоисторического фактора, если объяснять происходящее по Льву Гумилеву. Заключение криминалиста в отличие от теории этнографа звучит приземленно и конкретно: «Вскрытие показало, что человек умер от алкогольного отравления». Вот она, истина в стакане, вернее, в последней инстанции. ЗДРАВСТВУЙТЕ, ДОКТОР ФАУСТ Насчет того, что окончательное слово за вскрытием, тут ничего не попишешь. Терапевт в своем диагнозе предполагает, а хирург, держа в руках, располагает. Сообщение Александра Дмитриевича о том, что половина исследуемых умерли ненасильственной смертью, несколько приглушило тревогу о нынешней кровожадности сограждан. Доктор посетовал, что очень много народу уходит на тот свет скоропостижно. Можно сказать, бегут, а не уходят. Тут и кровоизлияние, и инфаркт. Заболевание определить гораздо сложнее, чем травму. В любом случае возни предостаточно. В работу включаются специалисты из химического, криминалистического, биологического отделений. При травме, например, определяют механизмы повреждения, ищут на предметах кровь, волосы и прочие следы преступления. Проводят идентификацию личности. Кропотливая работа порой забирает недели. А уж если по голому черепу восстанавливать портрет, то во всей округе грамотнее Вадима Смирнова не сыщешь. В лаборатории профессора Герасимова разве что делают нечто подобное. Это они черты Ярослава Мудрого воссоздали и прочим знаменитостям придали зримый облик. Вадим Васильевич занимается людьми попроще. От этого работа его не становится менее значимой. Разве что менее оплачиваемой. Но для родственников убедиться в подлинности останков дорогого стоит. Морально, разумеется, морально. Ведь душа болит и сердце не на месте. А если предмет исследования еще и улика, то сведения Смирнова бесценны. Сувенирный скелетик на стене в кабинете Вадима Васильевича органично вписывается в интерьер наряду с настоящими костями и черепами. Где-то с края сознания выплывает Гамлет со словами «бедный Йорик» и фраза «мементо мори». А вот окно и угол стола утопают в зелени. Из горшков так и прет. Во все стороны торчат стрелолистники, ползут какие-то плющи и традесканции. Глядя на собеседника, ловишь себя на мысли, что доктор Фауст в наши дни запросто мог бы принять облик доктора Смирнова. Выдающийся нос и выразительная лепка лица достойны кисти голландцев. Не хватает в крупных буклях парика. Его заменяет буйная листва, на живительном фоне которой длится наш диалог. Точнее, монолог утомленного грубой действительностью криминалиста, создавшего мощную службу с одного письменного стола. Чего только не повидал за тридцать с лишним лет работы эксперт с лицом средневекового алхимика. Его склонность к философии — явление, вероятно, профессиональное, что заметил еще Шекспир, описывая людей, ежедневно работающих бок о бок со смертью. На мое нытье о нехорошем запахе ответил далеким воспоминанием из практики молодого специалиста. Говорит, что в ту пору его однажды сильно помутило. Было это в первый и последний раз. КОГДА БЛЮЕТ АНАТОМ Жил-был художник один лет тридцать назад. Что-то там имел, плюс холсты. Одинокий талантище тянул жизненную лямку от шабашки до шабашки. И так он был рад каждому заказу, что всякий раз покупал для разугрева дела пару ящиков водки и безвылазно творил очередную нетленку. Товарищи по цеху имели в виду творческий цикл собрата и не беспокоили его по мелочам. Как-то под очередной заказ живописец затарился всем жизненно необходимым и давай воплощать замысел. Неделя, другая проходит, щетиной зарос художник, всякими там нечистотами. Потому, наверное, ощутил потребность помыться. Он пошел в ванную комнату и открыл для начала кран с горячей водой. То ли дурно ему стало, то ли просто здоровье покинуло его в одночасье, только из ванны он больше не вышел. Когда через несколько дней из квартиры творца по всему дому распространилась неслыханная вонь, соседи вызвали его друзей. Те открыли дверь и чуть не повалились на пороге. Такой сюрреализм смог выдержать не каждый. Сквозь пары кипятка в ванной виднелось распластанное тело. Оно напоминало громадный футбольный мяч. Вынести его через дверь не представлялось возможным. Мужики снесли перегородки, каким-то образом погрузили труп в ванну и вытащили ее из квартиры. Они так и доставили заполненную до краев емкость в ветхое здание старого морга. В тот утренний час на крыльцо бодрой походкой взошел после плотного завтрака молодой криминалист Вадим Смирнов. На него потянуло сквознячком из помещения. Организм ответил безусловным рефлексом на возникший атмосферный дискомфорт. Внутренности вывернуло буквально наизнанку. Завтрак вылетел на штиблеты. Так шло становление специалиста. В КЛОАКЕ ДВУНОГИХ В дальнейшем практика закалила Вадима Васильевича. В рамках профессии он выдерживает характер стойкий, почти нордический. При этом обыденные неурядицы могут его вывести из себя. Его злит человеческая тупость и звероподобность. Он не может привыкнуть к зрелищу, когда на осмотре трупа наблюдаешь такое, от чего волосы дыбом. В одной комнате притон, и грязные, безумные двуногие валяются прямо на полу, в другой — они испражняются где попало, в третьей — мечется полуголодная псина, и посреди этого бардака возлежит покойник. Можно, оказывается, приучить себя копаться в бездыханном теле, но нельзя заиметь прививку от безобразия и несправедливости. МУРОМЕЦ НЕ ПОДКАЧАЛ В молодости по долгу службы Вадим Смирнов неоднократно сталкивался с останками людей, прославленных своими деяниями. Как-то местные музейщики наткнулись в своих фондах на раку с мощами последнего удельного князя земли Ярославской Андрея Черного. Реликвия до 1923 года хранилась в Спасо-Преображенском монастыре, пока большевики ее не выдворили оттуда. Рака что гроб, только выдалбливается из цельного ствола. После причисления к лику святых туда кладется новопреставленный. По преданиям, Андрей Черный вид имел могучий, рост огромный. Очевидно, предки придали князю внешней внушительности исходя из его политических заслуг. Он продал Ярославский удел Москве, чем и отметился в летописных заметках той поры. Когда Вадим Смирнов заглянул в раку, он обнаружил там покрытый домотканым полотном скелет. Смерив его взглядом, анатом отметил необычайно высокий рост. Привлекло внимание физиологическое несоответствие в пропорциях. Тогда криминалист приподнял покрывало, и его взору предстала отделенная от туловища голова, которую перенесли намного дальше от тела. Пустое пространство было заполнено чем-то вроде пакли. А вот Илья Муромец не разочаровал. Вадим Смирнов побывал на Украине в Киево-Печерской лавре. Там во время Великой Отечественной войны немцы взорвали Успенский собор и вместе с ним днепровский берег, где покоились останки всевозможных святых. Илья лежал рядом с архангельским архиепископом и неким богомазом. Из разоренной усыпальницы кости перенесли в институт к медикам. У Смирнова глаз наметан, и он сразу же определил у архиепископа туберкулез тазобедренных суставов, что соответствовало хроникам. Покрутив в руках левую голень Муромца, Вадим Васильевич обнаружил на ней зарубцевавшийся перелом. Вот они «тридцать лет и три года сиднем на печи…» Богатырь, действительно, был два с лишним метра ростом, и можно не сомневаться: лупил врагов направо и налево. ИДЕЙНЫЙ И ПРОЧИЙ БАНДИТИЗМ А вот другие останки перевернули взгляд на мир некогда убежденного коммуниста Смирнова. Несколько лет назад он участвовал в раскопках могильных ям у деревни Селифонтово. Глинистая, заболоченная почва хорошо сохранила мрачные свидетельства сталинской эпохи: сто восемьдесят черепов с дырами от пуль. Вся партийная элита Гаврилов-Яма на период 1936 года. В востребованности своего дела Вадим Васильевич сегодня не сомневается. А ведь колебался некогда, в пору обещаний Хрущева построить в стране к 1980 году коммунизм. Тогда, думал, и преступности конец. А оно вон как повернулось. Недавно пришлось опознавать трупы, оставленные бандой Боровкова. По 14 останкам криминалисты провели идентификацию. Убийцы заливали свои жертвы цементом прямо в гараже. Предварительно измывались над ними. Или вот эксперты вскрывали девочку, замученную маньяком в плавнях на «чертовой лапе» в Красноперекопском районе. Такой у нас нынче «коммунизм», дорогой Никита Сергеевич, земля Вам пухом. ГОРИМ ЧАСТИЧНО Сумасшедших тоже меньше не становится. С чего бы, в самом деле, с каких таких объективных предпосылок! В январе эксперты выезжали на одну квартиру. Хозяйка жилища на газовой плите кремировала себе левую руку. Иными словами, превратила ее в уголь и пепел. Как установили, женщина зажгла газ и два часа непрерывно держала над огнем сначала левую кисть, а после и остальное, я чуть не до локтя. Сотворив это безумие, она собрала обуглившиеся кусочки в совок и выбросила в мусорное ведро. Потом пошла в ванную комнату, наверное, чтобы все же потушить то, что осталось от конечности. Там ее настигла смерть. Про всевозможные сожжения Вадим Смирнов рассуждает с основательностью специалиста. Каждую зиму приходится сталкиваться с деревенскими пожарищами. Вот где настоящая кремация происходит. Деревянная изба при возгорании дает температуру до 1200 градусов. Это как мартеновская печь, стальные ножи плавятся. В таких случаях при опознании выручает атлас по костям диких и домашних животных профессора Пашковой. Смотри — сверяй, где хозяин, где его Жучка. В практике Вадима Васильевича встречались примеры сожжения останков в промышленных печах. На асфальтобетонном заводе таким образом пытались использовать установку. Зачастую убийцы пользуются услугами русской печки. В Угличе, образованный мужчина, учитель, порешил жену и тещу — людей, надо заметить, тоже не без высшего образования. На дворе зима, трупы девать некуда. Злодею пришла в голову идея обратить родню во прах. Он сначала расчленил тела, а после кусочками отправил в топку вместе с дровами. Говорят, дым столбом стоял, и пахло на всю округу. Учитель только отшучивался, мол, свинью решил закоптить. Теперь шуткует в местах не столь отдаленных, осужденный на 18 лет. Доктор Смирнов сожалеет, что в стране отсутствует смертная казнь. Все за Европой тянемся, напяливаем на себя ее старые шляпки, как классик говорил. Там подобный криминал творился лет двести назад, и казни у них были публичными — выведут колодника на площадь, и палач его четвертует на глазах почтенной публики. Так понемногу и взрастили демократию. Ибо основой свободы является законопослушание. ТРУП — ВСЕМУ НАЧАЛО А пока криминалистам приходится вооружаться по последнему слову техники. Примерно через месяц в бюро откроется лаборатория геномной дактилоскопии. Может, придется пореже пальцем во всякие малоприятные места лазать. Нашли, допустим, на месте преступления волос убийцы, сверили его с базой данных по генетическим наборам подозреваемых — и дело в шляпе. Комбинация генов настолько индивидуальна, что точность метода составляет 99,97 процента. Тут уж никуда не денешься, стопудовый аргумент. Прежняя формулировка у биологов звучала как «не исключается». Подобным образом можно определять отцовство, в судебных тяжбах за наследство, что стало модным в последнее время. Ближайшая лаборатория в Иванове завалена заказами выясняющих отношения сторон. Так что нынешнее общество без криминалистики как без рук. На прощание Вадим Смирнов философски заметил: «Жизнь начинается с трупа, трупом и заканчивается». Фото Виктора ОРЛОВА.
