Неизвестно, то ли из уважения и солидарности по отношению к французскому пролетариату, то ли как в том анекдоте: давайте дадим нашему колхозу имя индийского борца с империализмом Рабиндраната Тагора — уж больно на… твою мать похоже, но незадолго до начала Великой Отечественной поселку, образовавшемуся неподалеку от деревообрабатывающего комбината, как и ему самому, собственно, было присвоено имя Парижской коммуны. По крайней мере, мне не удалось выпытать у ярославских историков и местных старожилов никакого мало-мальски серьезного объяснения на этот счет. С тех пор жители маленького поселка площадью всего-то пару десятых квадратного километра стали ярославскими парижанами.
— Время такое было. Если называть — то красиво и громко, пусть даже и безотносительно, — отшутились специалисты. А ведь известно из детской сказки про капитана Врунгеля: как вы яхту назовете — так она и поплывет. В общем, судьба у поселка сложилась не лучшим образом, как и у самой коммуны. Едва мы с фотокорреспондентом вышли из автобуса, как оказались в атмосфере российской деревни образца XXI века, далеко не в лучшем смысле этих слов. Весенняя оттепель обнажила прикрытые ранее толстым слоем снега покосившиеся избы. Дорожки и улицы превратились в снежно-грязевое месиво, а промежутки этой живописной картины «украшены» остовами обгоревших зданий. И это в считанных километрах от центра Ярославля. Время здесь как будто бы останавливается. Прохожие, которых надо еще поискать на широких улицах поселка, медленно передвигаются от своих домов к колонке с водой и в обратном направлении. Больше идти некуда — нет ни детских садов, ни школ, ни поликлиники, ни опорного пункта милиции. До ближайших признаков цивилизации — промзоны и трассы с остановками и магазином — недалеко, но не всякий житель поселка способен добраться туда. Ведь самому молодому жителю Парижской коммуны уже под семьдесят. Только нескончаемая струйка молодых людей, спешащих на занятия в ближайший корпус сельхозакадемии хоть как-то оживляет местность. Главная улица поселка — имени 18 Марта (как раз день той французской Парижской коммуны) — в середине дня пустынна. Молодая женщина по имени Наташа не спеша прогуливается с коляской. Фотографироваться отказывается, однако говорит, что район в принципе нравится, здесь тихо, спокойно, есть где погулять с малышом, ничто не нарушает его крепкий полуденный сон. Молодая семья приехала сюда из Брейтовского района и снимает квартиру в каменном доме неподалеку, в соседнем поселке «Лакокраски». Наше внимание привлекает колоритный дедок, отдыхающий на завалинке своего дома в компании домашней живности. Вокруг Николая, как он сам представился, игриво скачут два симпатичных козленка. — А много ли местных жителей держат скотину? — завязываем с ним разговор. — Нет, раньше сосед корову держал, потом отказался, все-таки не молодые мы уже. Так по мелочи некоторые держат птицу, барашка, я вот трех козлят. — Мы посмотрели, собаки в каждом дворе. Что, покушаются на сад-огород? — А где сейчас на чужой урожай не охотятся? Собака от таких копалей — лучшая защита. И от цыган вездесущих тоже. А если, не дай Бог, что посерьезней случится, так у многих из нас охотничьи ружья есть, дубинки. Всем миром отобьемся как-нибудь. — Коренных «парижан», наверное, немного осталось? — Пожалуй, только крайних три дома. Но их хозяевам уже за восемьдесят. Вот они доживут свой век, потом наша очередь — и умрет поселок. Молодежь сюда не едет, а кто приезжает, так либо сносят деревянные дома вообще, либо обкладывают кирпичом. И в основном едет сюда люд не простой, все больше горцы да предприниматели. Напротив двора Николая с лопатой наперевес вышел на борьбу со снегом еще один мужчина преклонных лет. Оказалось, Борис здесь не живет, у него есть благоустроенная квартира в Брагине. Просто четырнадцать лет назад купил здесь дом, который использует в качестве дачи. — Неужели садово-огородные работы начали? — А что ждать-то? Сейчас снег убираю, дорожки-тропинки к своему дому чищу. Чуть позже редиску посажу. Она морозов не боится, только пленкой укрою — и порядок. Пусть растет. А там и другие заботы подоспеют. Так и живем. Летом сюда капитально переберусь, до осени. Коренные жители действительно оказались очень старыми, дальше своей калитки не ходят. Вспоминают, что в тридцатых годах прошлого века «Парижская коммуна» поставляла борты и кабины для ярославских пятитонных грузовиков, в войну работали много. Как говорится, все для фронта, все для победы. А потом надобность в продукции предприятия стала падать, и поселок вместе с ним стал стареть и хиреть. Особенно это заметно в последние годы. — Ну нам-то что, свое отжили. Единственная забота наша — до 9 Мая дотянуть, — делятся своими мыслями фронтовики-ветераны. На улице Домбровского наше внимание привлек двор сгоревшего дома. На калитке закреплен венок из искусственных цветов с траурной лентой. Как рассказали местные жители, недели полторы назад здесь заживо сгорел двадцатилетний парень. То ли сам, то ли помог кто — судить не берутся. Всякое бывает. Вечером все произошло, очень неожиданно. Огонь быстро облизал маленькую домушку, перекинулся на сарай. Пока пожарных вызвали, пока ждали — сгорело все дотла. На пепелище только два трупа обгоревших нашли: самого хозяина и его собаки. Это был едва ли не единственный молодой житель поселка. фото Сергея КИСЕЛЕВА. P.S. В прошлом году деревообрабатывающий комбинат «Парижская коммуна» сменил свое название и стал «Славмебелью». Посчитали прежнее имя несчастливым.
