По данным общероссийской статистики, наибольшую тревогу у людей вызывает опасение оказаться без работы. Особенно если до пенсии осталось три-четыре года. В глубинке трудно подыскать в этом возрасте новое место. Так случилось и с моим однофамильцем Николаем Смирновым. Ему пришлось даже вступить в схватку с голодом, который Смирнов сумел не только победить — он с успехом использовал метод голодания для лечения.
Последнюю зарплату Нико- лай Викторович получил 26 де- кабря 1995 года на Мышкинской льносемстанции, где отработал 20 лет. Здесь готовили семена льна не только для местных хозяйств, но и для Некоузского, Большесельского районов. Смирнов был и электриком, и машинистом. Фактически присматривал за всем оборудованием и агрегатами. Но в начале девяностых в льноводстве наступил кризис, из которого и теперь эта когда-то доходная отрасль не выбралась. Резко уменьшились поля с северным шелком, спрос на семена настолько упал, что станцию пришлось законсервировать. До пенсии Смирнову оставалось два года. Двадцать лет он каждый день ходил на работу по улице Лесной, где его все знали и часто просили отходов — льняного жмыха на корм скоту. Потом стали удивляться — станцию закрыли, а он по-прежнему ходит на работу. Так и родились слухи, что Смирнова оставили там сторожем. Он действительно присматривал за осиротевшим оборудованием и постройками, но только без всякой оплаты. Особенного труда это не составляло — рядом находился его картофельный участок. Тогда ему и в голову прийти не могло, что предприятие, которому он отдал столько лет, закрыто навсегда. Слухи о том, что Смирнов работает сторожем, еще более укрепились, когда на Лесной узнали, как он применил физическую силу к неизвестному, пытавшемуся проникнуть в одно из помещений станции. Потом и еще не раз ему приходилось прогонять оттуда излишне любопытных. А деньги тем временем, как он их ни растягивал, закончились. И к концу первого года добровольный сторож понял, что он стоит на грани голода. Настроение, как он попросту сказал, «стало очень тяжелым». «Работу бы я, конечно, мог найти, — вспоминает он. — Но все продолжал надеяться, что наше производство возобновится. Я ведь и не увольнялся оттуда. К тому же одно время зашел разговор, что меня могут досрочно отправить на пенсию». Однако сверху досрочные оформления уже не стали поощряться. Была возможность встать и на биржу. Но пособие по безработице тогда выдавали продуктами. Их надо было получать в колхозе. Другой бы на его месте согласился, но Николай Викторович рассудил так: «Мяса мне не надо — я его не ем. А картошка у меня есть и своя. А молоко — так только за ним ходить надоест». Решил надеяться на себя да на огород с картофельником. В территориальном центре социальной защиты получил помощь — одеждой. Обносился он за эти годы основательно. Летом собирал грибы и ягоды. К концу срока стал и печником подрабатывать. Хороших мастеров сейчас в наших краях почти не стало. Соорудить печь стоит 5 — 6 тысяч рублей. А с голодом он впервые познакомился во время войны, на которую выпало его детство: родился в 1938-м. Незатухающее воспоминание: «Тогда все время хотелось есть». А позднее ему довелось узнать, что есть вещи и похуже. Служить в армии пришлось в Семипалатинске, где находился полигон для испытания ядерного оружия. Из армии он был демобилизован в 19 лет. А позднее служба напомнила о себе тяжелой болезнью. В 42 года, по его словам, пришлось прощаться с жизнью. «Собирался в могилу лечь. Все болело, слабость, так бы все и лежал», — вспоминает Николай Викторович. Тогда он и начал по народному рецепту лечиться травами. Потом увлекся и методом голодания. Бросил выпивать, стал разборчив в питании, не употребляет мяса, яиц, а вместо чая пьет кипяток. Первая его голодовка длилась 12 дней. Затем голодал по 12 — 15 дней в году. Один раз — 34 и два раза — по 32 дня. В последние цифры, как он сам признался, никто не верит. Хотя желающих уменьшить свой вес сейчас появилось немало. Пытаются поститься, но у них ничего не выходит: «Не можем, хочется есть!» И сейчас, уже пятый год находясь на пенсии, он не бросает этой методы: каждый год 15 дней очищает организм. У него своя система «входа в голод»: вместо слабительного употребляет поллитровку рассола. Кашу и хлеб начинает принимать только на третий день после голодания. Иначе можно повредить желудок. Но я думаю, что не одна лишь народная медицина, которая теперь в большой моде, помогла ему выстоять. Не менее важно, пожалуй, что Николай Смирнов — заядлый книжник. С молодости увлекся чтением, коллекционирует книги. То есть знает он, как не только тело, но и душу освежить. Например, одно время собрал целую библиотеку альбомов по живописи и искусству. И теперь, получая пенсию в 930 рублей, вместо чая и табака он покупает и духовную литературу, и спортивную. Смирнов хорошо знает жизнь своих бывших собратьев по несчастью, безработных. Больше всего им вредят, как обобщенно заметил Николай Викторович, вредные привычки. Вино, табак, а то и чифирь, который варят из чая. На такое снадобье тоже денег надо немало. Пока мы разговаривали, у меня из ума не шел один такой безработный, дождавшийся наконец-то пенсии. Правда, в отличие от моего собеседника он на бирже стоял. Но стоило лишь получить там какие-либо мизерные деньги — сразу же покупал на них авоську лосьона «Лимон». Похоже, пенсия не облегчила его существования. Наоборот, ходит злой, лицо как у больного. Потому что пить стал больше. Может, оно и на пользу нам, лишение некоторых материальных благ. А вот Николай Смирнов, выйдя на пенсию, жить стал явно лучше и веселее. Если раньше картошку сажать приходилось без удобрения, то теперь у него появилась возможность покупать навоз. Вдобавок к верной собаке Умке завел еще кошку. Хотя школа выживания, оставшаяся позади, и теперь еще аукается. Пока еще окончательно не рассчитался с задолженностью за электроэнергию и с платежами за землю. О целебном голоде хорошо мечтается на сытый желудок. Голодать же безработному — совсем иное дело. На эти скептические замечания Смирнов философски отвечает: «Да, бывало, что и вода-то в глотку не идет — становится колом. А как вы думаете, сколько голодный человек сможет съесть за раз картошки без хлеба? С ведром — легко управится. Ну уж а крапивы, которая сильно уваривается, и не сосчитаешь. Я в основном и питался одной растительностью». За время безработицы ему пришлось расстаться со многими вещами. С альбомами по искусству. Продал гармошку, стиральную машину и кое-что из мебели. Не торговался — сколько дадут. Иногда цена не подымалась выше буханки хлеба. Последние месяцы книжный шкаф хотел продать, но не нашел покупателя. Из домашнего обихода в избе самая впечатляющая вещь — русская печка с подтопком, свидетельствующая о ремесле хозяина. Она поверху отделана изразцами и какими-то затейливыми плинфами. Есть на ней и уютная лежанка. Во время нашего разговора хозяин как раз пек лепешки. Жизнью своей и свободой, которую дает пенсионный возраст, он очень доволен. Теперь даже голодающим бомжам помогает из своих огородных припасов.
