Вдруг кто-то забыл или не знает: Бондарчук — это сын Бондарчука. В смысле Федор — сын Сергея. То бишь кинорежиссер — сын кинорежиссера. Родился Федор Сергеевич в День Победы, 9 мая 1967 года. Само собой, в городе Москве. В 1991 году окончил режиссерский факультет ВГИКа, в том же году вместе со Степаном Михалковым (да-да, тем самым Михалковым — сыном Михалкова, кинорежиссером — сыном кинорежиссера) основал студию «Арт Пикчерз Групп», которой и руководит на пару с закадычным другом по сей день.
Базируется студия на киностудии «Мосфильм», в кабинете, перед входом в который висит мемориальная доска, извещающая, что с 1960 по 1994 годы здесь трудился Сергей Федорович Бондарчук. Дай Бог Федору Сергеевичу здоровья, но место еще для одной мемориальной таблички на стене у кабинета есть — я на всякий случай проверил. Вдруг, думаю, кто-нибудь решит увековечить и заслуги Бондарчука-младшего? А в том, что заслуги есть, можно убедиться, заглянув из мосфильмовского коридора в бондарчуковско-михалковскую приемную, все стены которой увешаны грамотами да дипломами, полученными Федором и Степаном за победы в различных фестивалях и конкурсах кино и видеоклипов. Я эти настенные награды подробно изучил за тот час, что ждал Бондарчука, который — по одной из версий его окружения — был срочно вызван на деловые переговоры, а по другой — ушел на прием к стоматологу… — Что, Федор, зубы болят? — Нет, вроде бы не жалуюсь. — Зачем же к стоматологу ходили? — Зубы перед съемками полировал. — Что за фильм-то? — «Мужская работа». Продолжение. — Да-да, слышал. Это, кажется, что-то про войну? — В общих чертах. Про мужскую работу. — А зубы зачем отбеливали? Это же не реклама. Или полагаете, что вояки без пасты не выживут, от кариеса погибнут? — По-моему, у вас несколько превратное представление об армии и служащих в ней людях. А зубы полировал, чтобы вам же потом не было противно смотреть на актера с желтыми зубами на экране. — Курить меньше надо, Федор! — Сигары курить надо! — Полагаете, от них зубы светлеют? — Слушайте, давайте прекратим этот физиологический диспут… — Ладно, переходим к теме морали. Скажите, Федор, в детстве вы были послушным ребенком? — Во всяком случае, делал вид, изображал из себя послушного. — А в действительности, значит, вы были совсем другим? — На самом деле я рос сорванцом. Таким же, как и все мои друзья. Внешне мне удавалось поддерживать образ прилежного, положительного во всех отношениях мальчика. До поры до времени я успешно вводил окружающих в заблуждение. — До какой поры? — Наверное, до института… Впрочем, нет, нет, нет! Моя игра в паиньку закончилась еще в школе. И перед родителями, и перед учителями. — Я почему про послушание спросил? Папа вам, наверное, не раз говорил: «Сынок, курить — здоровью вредить»? — У мамы есть любимая история, которую она до сих пор частенько вспоминает. Этот рассказ как раз и связан с курением. Дело в том, что я достаточно рано начал таскать у отца сигареты. Он курил «Мальборо». По тем временам — крутизна небывалая. Еще отец позволял себе приспуститься до «Союз-Аполлон». Помню, первую стыренную сигарету я выкурил на помойке за домом моего друга Сережи Королева, внука великого нашего конструктора, академика. Курил и закусывал громадной антоновкой. Яблоко было размером с мою голову. Даже не могу сказать, что больше запомнилось — вкус сигареты или антоновки… Так вот. Однажды мама нашла у меня злополучные сигареты, утащенные у отца. Кто-то меня тогда сдал, настучал, что мы курим с приятелями. — Сестра, наверное, заложила. — Нет, едва ли. Алена старше меня на пять лет, в детстве это разница очень существенная, просто огромная, поэтому ей было явно не до моих забав и проказ. Тут другой постарался… Но дело не в этом, а в том, как я отреагировал на обнаруженные в кармане куртки сигареты. Ничего более умного мне в голову не пришло, как сказать маме, что я нашел пачку «Мальборо» на стройке возле школы. Мои слова вызвали приступ смеха. Мама потом долго забавляла всех рассказом, что, оказывается, еще в конце 70-х советские строители курили фирменные штатовские сигареты… Но, кстати, и сигары я попробовал в самом раннем детстве. — Снова папины запасы бомбили? — Разумеется! Вообще-то отец был заядлым курильщиком и много лет собирал трубки, после него осталась громадная и совершенно уникальная коллекция. Есть трубки каменные, инкрустированные, из морской пенки, из початков кукурузы и Бог знает чего еще… Кроме трубок, отец не упускал случая привезти из-за границы хорошие сигары. Однажды гостил на Кубе и получил в подарок от Кастро специально для него, Фиделя, изготовленные сигары. Потом отец ехал на поезде из одного кубинского города в другой и курил эти сигары. По рассказам, весь вагон с благоговением следил за этим действом. — У кастровских сигар был какой-то особенный вид или запах? Как местный люд прознал, что именно курил Сергей Федорович? — Такие подробности мне неведомы, этот рассказ и без того уже превратился в некое предание, семейную легенду. Когда отец рассказывал эпизод с поездом, я представлял у него в зубах огромнейшую, совершенно необычную сигарищу. Отец говорил, что изготовители сигар смачивают табачные листы собственной слюной, а затем скручивают их на коленке, и я живо рисовал эту картину… Как бы там ни было, но факт остается фактом: у отца имелись сигары от Кастро. Мне всегда нравился ореол загадочности, который окружал процесс курения сигар. Было в нем что-то романтическое. Словом, как-то раз я улучил момент и стащил одну сигару… — Подарок Фиделя? — Вряд ли. Я просто выбрал самую толстую, пахучую и красивую. С горем пополам прикурил и… выбросил. Мне жутко не понравилось. По-настоящему же я распробовал вкус и пристрастился к сигарам в последние несколько лет. Правда, мне нравятся легкие сигары. — Это какие же? — Должен признаться, я не слишком большой специалист… — Успокою вас, Федор. Я, к примеру, вовсе не курю. — Вот как? Это становится забавным: разговор о курении и с человеком, понятия не имеющим, что это такое… Ну да ладно. Я знаю, что настоящие мастера различают вкус сигар в зависимости от номера, мне до такого совершенства еще далеко, поэтому скромно скажу, что люблю легкие сигары «Давидофф» и доминиканские. Для меня очевидно, что, помимо качества самих сигар, в их курении важен процесс, атмосфера. Все должно быть обставлено торжественно, даже с пафосом. Ритуал предполагает некую неспешность, обстоятельность. Сигару нельзя выдернуть из пачки, зажать зубами и затянуться на бегу от офиса к машине. Все нужно делать с чувством, с толком, с расстановкой. — Для сего действа у вас в Москве припасено особое местечко? — Обязательно! У нас есть свой ресторан — «Ваниль». — У нас — это у кого? — У Степана Михалкова, Аркадия Новикова и меня. — В «Ванили», поди, и специальная сигарная комната имеется? — А как же без этого? Всем хозяйством заведует кубинец Хорхе. Он знает толк в своем деле. Надо видеть, как Хорхе прислушивается к сигарам, разглядывает, разговаривает с ними. Он ведет себя с сигарами, как с живыми, одушевленными существами. Будучи настоящим патриотом, Хорхе не признает иных сигар, кроме тех, что произведены на Острове свободы. Хорхе специально для меня припасает какие-то особенные экземпляры и жутко ревнует, если я позволяю себе закурить не кубинскую сигару. А мне, признаться, порой хочется попробовать что-нибудь новенькое… — Может, вы и в рестораторы подались лишь для того, чтобы иметь персональный угол, где можно было бы оттягиваться с сигарой? — Смелое предположение! Нет, «Ваниль» — это в первую очередь бизнес-проект. Или вы думаете, что мое хобби — зарабатывать деньги? — Не знаю. А это ваше хобби? — Это не я сказал, а кто-то другой. По-моему, человек слукавил. Никогда не поверю, будто к зарабатыванию денег можно относиться так же, как к коллекционированию марок или спичечных этикеток. Конечно, приятно создать красивое место, куда можно пригласить друзей и знакомых, где самому захочется посидеть вечерком. Но все это во вторую, если не в третью очередь. Сперва — бизнес: рентабельность, доходность и так далее… — Значит, идея с «Ванилью» не спонтанная? — Нет, конечно! Мы со Степаном Никитичем дружим двадцать лет, а работаем вместе — десять, поэтому данный проект далеко не первый. Сначала было одно из первых, если не самое первое, ночное заведение в Москве. Может, помните галерею «Арт Пикчерз» на Фрунзенской набережной? Одна половина галереи была отдана под выставку, а во второй размещался небольшой клуб. Тогда все клубились, тусовались, иметь собственный клуб считалось модно, и, признаться, ни о каких доходах в тот момент мы не думали. Но в конце концов нам надоело, что в карман ничего не капает, более того, все начало работать в убыток. — И вы клуб прихлопнули? — Закрыли. Создали другой — «Булгаков». — Который получил широкую известность в узких кругах московских тусовщиков? — На самом деле не такие уж они и узкие… Потом мы создали еще один клуб — «Инфант». Он базировался в гостинице «Международная». Так что у нас достаточный опыт в организации досуга людей в общественных местах. — Но, по-моему, сегодня ресторанами в Москве никого не удивишь. — Что вы такое говорите! Любой открывающийся в городе ресторан становится событием. Правда, в этом бизнесе есть несколько имен, привлекающих к себе всеобщее внимание… Полагаю, ресторанный бум в Москве будет длиться еще лет пять как минимум. У нас пока еще очень мало ресторанов. Од-но-знач-но! В Нью-Йорке их двадцать пять тысяч штук. — А в Москве? — Бог его знает. Может, тысячи две. Ну, три. Пять от силы. Мало! — А вы где столоваться обычно предпочитаете? — У себя, в «Ванили», и… У себя. Только у себя. Ну, может, еще в «Царской охоте», других новиковских ресторанах. — Понятно, Федор, конкурентам ни единого доброго слова не подарите. — Я же сказал: бизнес… — Можно о другом спрошу? Уже минут десять разглядываю стоящую у вас на столе табличку «Не курить». Смотрю и думаю, как все это уживается с расположенной тут же коробкой с сигарами и вашим ярким и содержательным рассказом о любви к курению? — Объясняю. Эта табличка перекочевала ко мне на стол как переходящее красное знамя. Видите, какой у нас кабинет? Тут не один я тружусь. На рабочем месте у Степана Никитича стоит табличка, разрешающая курить, а у меня — запрещающая. — Посетителей с толку сбиваете? Или, наоборот, в демократию играете, типа выбирай, дорогой, чего душа изволит — хошь кури, хошь не кури? — Это вы слишком мудрено придумали. Все проще. Народ повадился курить возле моего стола. Дым постоянно стоял коромыслом, и от этого можно было с ума сойти. Я не выдержал и объявил строгое предупреждение. — Значит, боретесь за здоровый образ жизни? — Изо всех сил. — Удается? — Од-но-знач-но! — Курите, но не пьете? — Именно так: не пью. — И давно это с вами? — Периодами. Иногда, правда, заносит, но в последние года три со спиртным завязал. — Уж не заболели ли? Аль случилось чего? — Ничего не случилось. Не хочу я об этом говорить! У меня двое детей, они уже прессу читают. Зачем им знать о подвигах отца? — Значит, подвиги все же были? — Было все! Можете так и написать. Было — и прошло. А сегодня я, можно сказать, сутками не вылезаю из спортзала… Сначала получил мощнейший удар по здоровью, а только потом задумался о том, как живу. — А как вы жили-то? — Я давно не расположен раскрывать душу и исповедоваться. Может, когда-нибудь, лет через десять, меня и потянет на сентиментальные откровения. Сегодня я к этому не готов. О сигарах поболтать — да, но не больше. Еще одну реплику позволю себе — и все. Это сказки, будто творческие люди должны беспробудно пить, злоупотреблять наркотиками и вообще вести себя непотребно. Многие мои знакомые вкалывают, как папа Карло, и ни в чем таком не замечены. — Правда, что вам для роли князя Мышкина в «Даун-хаусе» похудеть пришлось? — А куда деваться? После тридцати борьба с лишним весом становится серьезной проблемой. Тем более что пожрать-то я люблю. Извините: поесть… Надо следить не только за физической формой, но и за речью. Сленгом я пользуюсь не для печати.… А вы в «Ванили»-то были? — Нет пока. — Ну так приходите. С Хорхе познакомитесь. Может, он и вас к сигарам пристрастит…
