В начале этого года Международный биографический центр в Кембридже включил советника губернатора Ярославской области по экологии, заведующего лабораторией экологической биохимии водных животных Института биологии внутренних вод РАН профессора Владимира Ивановича Лукьяненко в энциклопедию «Две тысячи выдающихся ученых современности». В список наиболее знаменитых современных ученых Владимир Иванович вошел, как было сказано в дипломе, «за выдающийся вклад в области экспериментальной иммунологии рыб».
— ОТОМ, что рыба может болеть, так же, как человек, — рассказывает Владимир Иванович, — что надо искать пути и способы диагностики заболевания, разработки методов лечения, об этом до сих пор знают немногие. До середины 20-го столетия вообще считалось, что у рыб примитивная система иммунитета — защитной функции организма. Первая моя работа по иммунитету рыб была опубликована в 1962 году, сорок лет назад. В 70-м году я защитил докторскую диссертацию, которая называлась «Иммунобиология рыб», и в 1971 году в Москве была опубликована моя монография по иммунитету рыб, которая стала первой в мире. Эти исследования были замечены и за рубежом, мне стало поступать огромное количество запросов, последовали приглашения на различные международные симпозиумы. Развитие экспериментальной ихтиологии во многом было вызвано, как и все развитие науки в то время, народно-хозяйственными задачами. Начало активно развиваться прудовое рыбное хозяйство, а рыбы в прудах время от времени начинали болеть, и ущербы от вспышек заболеваний были огромные. Поэтому изучение иммунологии рыб, то есть их сопротивляемости заболеваниям, считалось важной проблемой. Но если бы я ориентировался только на получение практической выгоды, вряд ли бы провел те исследования, с помощью которых удалось сделать достаточно неожиданные выводы сугубо практического характера. Например, в процессе изучения неинфекционной иммунологии осетровых рыб — кстати, у меня была единственная лаборатория в мире, которая занималась осетровыми, — с помощью иммунохимических методов удалось показать, что на Каспии есть южнокаспийская популяция севрюги и северокаспийская, южнокаспийская популяция русского осетра и северокаспийская. Это было очень важно. Каждая популяция во время воспроизводства потомства самостоятельна и не смешивается с другой, а значит, перелов одной популяции не приводит к ее восстановлению за счет другой. Вот на Волгу с Каспия раньше, когда она была не зарегулирована водохранилищами, одни осетровые входили ранней весной, их называли яровыми, другие, так называемые озимые, — в конце лета. Яровые нерестились внизу Волги, а озимые заходили в реку летом и поднимались до Куйбышева, а потом, уже по ранней весне, шли еще выше на свои нерестилища. И ихтиологи спорили до одури, отличаются или не отличаются одни от других. По внешнему виду их действительно ни за что не отличишь, а мы с помощью иммунохимических методов научились их различать со стопроцентной точностью. Выяснилось, что до сих пор пропускали на нерест озимых осетровых, а вылавливали в основном яровых. Вследствие этого озимая популяция осетра приобрела огромную численность, потому что ее охраняли, а яровая все таяла. И в восьмидесятых годах двадцатого века я выступил с сенсационным по тем временам предложением — изменить в корне режим рыболовства: яровую расу пропускать, а озимую ловить. И ловить осенью. Казалось бы, нормальное предложение. Но его не захотели принять. В результате у нас сегодня действительно практически вся яровая раса осетровых уничтожена. А я об этом предупреждал еще тридцать лет назад. Обидно, что моими работами в своих интересах пользовались другие страны, а наша не захотела в полной мере воспользоваться. Вот, например, в конце восьмидесятых-начале девяностых годов у нас было жуткое противостояние с Ираном по поводу осетровых. Иран доказывал — и, между прочим, на основе моих работ, мы ведь изучали влияние токсикантов, содержащихся в Каспии, на осетровых, — что Россия ловит грязную рыбу, а они — чистую. Поэтому на мировом рынке черную икру надо покупать не у России, а у Ирана. При этом иранцы умалчивали о том, и это также было доказано мною, что они ловят ту же самую северокаспийскую рыбу, что и мы. Северокаспийские осетровые нагуливаются летом в северном Каспии, а на зимовку идут в южный Каспий по восточному побережью. Затем ранней весной они от туркменских берегов идут мимо Ирана, Азербайджана, Дагестана и приходят снова в северный Каспий. В южном Каспии давно уже всю рыбу переловили, и иранцы ловят наших же северокаспийских осетров. Вообще, все, что сейчас происходит с осетровыми, — для меня трагедия. Я сорок лет отдал их изучению, открытия, сделанные сотрудниками нашей лаборатории, позволили обосновать наилучший режим промысла рыбы: где, как и сколько надо ловить. И вот сейчас я вижу, как на глазах все рушится — идет истребительный, дикий лов рыбы. Когда был ликвидирован Советский Союз, то Туркмения, Казахстан, Азербайджан решили наверстать упущенное, ринулись в открытое море и стали ловить сколько хотят и как хотят. А ведь Каспий — это последняя цитадель осетровых. Из 23 видов ныне существующих на Земле осетровых в Советском Союзе их было 13, и они давали 90 процентов мирового улова. Я дважды выступал на международных симпозиумах по осетровым в Италии и в США, призывал навести порядок, но до сих пор это не удается. Сейчас на Каспии жуткое браконьерство, ловят неполовозрелых рыб, у которых икры вообще нет. И бешеные цены на черную икру, потому что икры не стало. Записала Фото Сергея КИСЕЛЕВА.
