При одном только упоминании имени великой советской актрисы всплывают в памяти ее роли из кинофильмов, принесшие признание и любовь многомиллионной зрительской аудитории. Это и дуэт Вии Артмане с Евгением Матвеевым в фильме Михаила Ершова «Родная кровь» (1963 год), и блистательное партнерство с Донатасом Банионисом в литовской картине Витаутаса Жалакявичуса «Никто не хотел умирать» (1966 год), это и знаменитая Джулия Ламберт — героиня замечательного романа Сомерсета Моэма «Театр» в телевизионной экранизации Яниса Стрейча (1978 год), и еще множество ролей, которые сыграла блестящая актриса в театре и кино.
Много воды утекло с тех пор, когда моя собеседница блистала в лучах всенародной славы. Сейчас передо мной сидела уставшая от жизненных невзгод пожилая женщина, согретая теплом и вниманием русских дипломатов. — Вия Фрицевна, что бы вы хотели сказать нашим читателям в России? — В первую очередь то, что я их очень люблю. Во время моей последней поездки в Москву я окунулась в забытую атмосферу доброты и радушия. Ведь таких качеств, как искренность, откровенность, открытость души, сердечность, которые есть у русских, в Латвии нет. Потому-то я и стала православной. Мне было так трудно в некий период жизни, и я не могла найти способа помолиться, пока не пришла к тому, как молятся православные. И только тогда почувствовала себя хорошо. Я полюбила Россию еще в юности, когда начала читать русскую классику. Все это очень трогательно и дорого для меня. Это мои зрители, которым я обязана своим названием «народной». Я же была актрисой национальной, да еще сценической. В Латвии меня никто бы не выдвинул. Позже я узнала, что люди из многих республик писали в Москву и удивлялись, почему мне до сих пор еще не присвоили звания народной артистки СССР. — Как вы стали актрисой? — Моя мама — наполовину полька. Она выросла в очень бедной семье и служила в молодости прислугой у богатого барона. Здесь в нее влюбился старший сын соседского зажиточного хуторянина — прибалтийского немца, долго уговаривал стать его женой. Когда они все же поженились и мама забеременела, несчастный случай унес жизнь отца. Потом маму со мной, совсем крохой, родственники прогнали с хутора. Ничего не оставалось как снова батрачить, скитаясь от одних хозяев к другим. Так мы и добрались до Риги, где мама нанялась в богатую семью. Наши новые хозяева оказались поклонниками искусства, их взрослые дочери учились в Берлине — одна балету, другая — пению. Днем хозяева разрешали мне включать в гостиной радио, и я напевала и танцевала под эту музыку. Однажды одна из хозяйских дочек заметила мои развлечения и научила меня нескольким балетным па. В этом доме довольно часто устраивались роскошные приемы и концерты, бывали знаменитости, и я слушала их из-за полуприкрытой двери раскрыв рот. Я всегда умела радоваться даже самым маленьким подаркам судьбы, например цветам, которые люблю с детства. Когда я была маленькой, у меня почти не было игрушек. Пока мама работала, ухаживала за скотиной, готовила, мыла, стирала, я играла во дворе, на пригорках и лужайках. И здесь моими игрушками были… цветы. Из них я делала себе кукол: шапочка цветка или ягодка была головкой, на стебелек я надевала юбочку из лепестков… Потом, когда я уже училась в школе, в Риге была создана студия «а-ля Айседора Дункан». Меня в нее сразу приняли, потому что моя молодая хозяйка кое-чему меня все-таки научила. Я увлеклась театром, бегала почти на все спектакли и латышской, и русской труппы. Знаете, если бы не танцы, я, наверное, и не рискнула бы поступать в актерскую студию. Отучившись там год, каких только высказываний не слышала в свой адрес от старших актрис! Чаще всего они возмущались: «Что это за актриса: ни груди нет, ни задницы… Но самое главное — нет профиля!» Я страшно переживала. Пока Артур не убедил меня в обратном. — Это ваш муж — латышский актер Артур Димитерис. А как вы с ним познакомились? — Это было во время войны. Я ходила в театр на «Ромео и Джульетту», где он играл Ромео. Но это было как бы заочное знакомство. А встретились мы позже, когда меня приняли в труппу театра «Дайлес». Как галантно он за мной, девятнадцатилетней, ухаживал: то цветы подарит, то конфеты, а то мимолетно, пока никто не видит, обнимет за кулисами! Он был старше на целых четырнадцать лет, да еще и женат на очень известной элитарной художнице Джемме Скулме. А я кто? Золушка из коммунальной квартиры! Я долго переживала из-за того, что стала разлучницей! Все время думала: а если со мной кто-нибудь также поступит? К тому же я верила в Бога и очень боялась, что он меня за это накажет. Тайком ходила в церковь, время-то атеистическое было, молилась, просила прощения. Но Артур меня успокаивал, говоря, что за счастье людей не судят, а он свое счастье и родство душ нашел здесь, в нашей коммуналке, все начав с нуля. Потом, после фильма «Родная кровь», пошли сплетни, что моя дочь Криста — от Евгения Матвеева, но муж меня успокаивал — про актеров всегда ходят сплетни. Нам было хорошо вместе! Страсть постепенно переросла в тихую близость, и долгие годы мы были друг для друга отдушиной. Вечерами, придя домой, сядем на кухне, выпьем по рюмочке и рассказываем, кто что за день наворотил… Я долго не могла прийти в себя, когда Артура не стало. — Чем занимаются ваши дети? — Они занимаются творчеством. Сын Каспар писал песни, стихи, пел их как бард под гитару, у него прекрасное чувство юмора, и он хорошо рисует. Так же, как и его сводный брат — от первого брака Артура — Юрис. Наша дочь Криста тоже художница. Каспар стал лютеранским священником после того, как прошел через многие очень серьезные ситуации, связанные с мирскими искушениями и вредными привычками. Даже чуть было не потерял жизнь — но я не хочу об этом вспоминать. И после того как оказался на пороге смерти, абсолютно изменился. Такая у него судьба. Я безумно счастлива, что у меня есть внуки. Правда, с детьми Каспара я вижусь редко — они живут в приходе. А вот с дочкой Кристы мы день и ночь вместе. Я вожу ее в театр, она уже смотрит спектакли для взрослых. А ведь она еще только подросток. Однажды после спектакля она попросила отвести ее на сцену: «Хочу посмотреть, что там, за занавесом». Может быть, с этого у нее и начнется путь в искусство? — Как разрешились ваши жилищные проблемы? — Так получилось, что, спустя много лет, у дома, в котором я жила, нашлись хозяева, его бывшие владельцы. Моя семья сорок семь лет прожила в одном из таких домов. И вдруг заявился человек, назвавший себя потомком владельца дома. Это все произошло в 1993 году. Дом ему вернули, а он заложил его сразу в несколько банков. И банки, чтобы вернуть свои деньги, стали требовать их с нас. Мы взбунтовались. Дошло до того, что в доме отключили отопление. Зимой в комнатах было 8 градусов. Кроме того, прохудилась крыша, домоуправление чинить ее отказывалось. А мы жили как раз на последнем этаже. Все мои картины, мебель испортились. Мне было негде ночевать. Для меня наступили очень трудные времена: я вынуждена была круглый год — и зимой и летом — жить на даче, а домику уже сто лет. Трехкомнатная квартира в Риге обходится больше 100 долларов в месяц, то есть больше чем средняя пенсия. Таким образом, пришлось снова вернуться к тому, с чего я и начинала, — к земле, к крестьянскому труду. Сейчас, слава Богу, эта проблема разрешилась, я обустроена, но уже боюсь об этом рассказывать, чтобы опять чего-нибудь не произошло. — Как вы себя чувствуете? — Как видите, хожу с палочкой — за последние 4 года перенесла два инсульта и один инфаркт. Живу Божьей помощью. Все нормально: зубы купаются в стакане, а волосы сушатся на лампочке (смеется). — Какие у вас творческие планы? — В театре уже не работаю — тяжело. Пишу книгу о себе и своем времени. В ней я хочу поблагодарить всех, с кем вместе жила и работала, зрителей, которые нас любили, уважали, помнили и, наверное, какое-то время будут помнить, а также хочу сказать спасибо эпохе, в которую мне суждено было жить. Хотя, к сожалению, эту эпоху больше не берут во внимание и сделанную нами работу ни во что не ставят.
