На крыльцо деревенской избы-дачи выходит молодой светло-рыжий кот. Характерная для персидской породы приплюснутая мордочка грустна, поцарапана, на шее — гривка еще не вылинявшей роскошной зимней шубы. Хромая, перс бредет к сидящим во дворе людям. Те дружно ахают: рыжая спина явно познакомилась с ножницами, печально опущенный хвост свалялся, на боку, рядом с правой задней лапой, болтается какой-то длинный, ужасного вида клок. Кожи?!
— Шерсть с репьями, — успокаивает хозяин. — Со спины мы ему это добро состригли, а с живота, боков и хвоста не удается. Сам потихоньку обдирает. Да-а, вид у кота тот еще. Как же это его угораздило влезть в заросли репейника? — Соседские коты загнали. Рыжий тем временем незаметно меняет направление, следуя уже к накрытому столу. Миг — и он на стуле, принюхивается к еде. Показной немощи как не бывало, быстрому точному прыжку не помешала даже больная лапа. Получив свою порцию, пострадавший в любовных баталиях кот с завидным аппетитом трапезничает, потом укладывается на солнцепеке. Настроение у него заметно улучшилось: вкусно накормили, пожалели, поахали, погладили. Ну чем не жизнь? А шерсть — дело наживное, к осени новая вырастет.
