Какой оставишь в жизни след? Чем су- меешь зацепиться в людской памяти? Добром или злом вспомнят тебя люди, бросая на могильный холмик горсть пшена? Думать об этом не хочется — грустно, но думается, ибо жизнь-то не в гору ползет, а все под горку катится. И в такие минуты, странные минуты раздумий над собственной судьбой, встают в памяти лица людей, которых давно уже нет, только вот свет их глаз… Вспоминаешь и понимаешь — это путеводная звезда. Одна из таких звезд в моей жизни — бабушка Мотя, Матрена Ефимовна Смирнова, какая-то то ли двоюродная, то ли троюродная мамина тетка, мне-то уже девятая вода на киселе, да вот поди ж ты — и светит, и греет.
МОТИНЫ ПОЛОВИЧКИ Они хранятся в нашем доме, будто какая-то семейная реликвия, на пол давно не стелются — все заменила пестрая синтетика, но время от времени мама вывешивает их посушить и, любовно разглаживая шершавой ладонью, приголубливает: «Мотя ткала…» Матрена Ефимовна и правда была в этом деле мастерицей, подолгу колдовала и выдумывала, чтобы получались они необычными, похожими на радуги, и дарили людям радость. Поэтому и заказы поступали ей со всей округи. А была она ровесницей века, уже минувшего. Родилась и выросла в деревне Красная Гора. Семья, в которой было пятеро детей, а земли только два надела, очень часто испытывала нужду. Приходилось в ножки кладовскому барину поклониться, чтобы дал в аренду землицы. А как только заневестилась Матрена, ее тут же просватали. Ни любви, ни согласия не спросили. Старший брат посмотрел строго-настрого, да только и сказал: «Не дури!» Уж очень, видно, понравился ему этот парень. Был Александр питерским рабочим, воевал всю гражданскую. Вернулся израненный, покалеченный. От деревни до деревни вез его сопровождающий на лошади, вез на Родину — в деревню Маклаково, вез без всякой надежды. А дома то ли забота близких, то ли целительный деревенский воздух сделали свое дело — поправился солдат, вскоре стал ходить, еле заметно прихрамывая. Перебралась после свадьбы Матрена к нему, со всей молодой силой отдалась работе. Если удавалось выкроить свободное время, убегала в лес драть корье, чтобы отвезти в Кубье, продать и купить кое-что. А когда задумали строиться, наравне с мужчинами рубила лес. Муж, привыкший к городской жизни, в деревенском труде был помощником неважным, и пахать-то вначале не умел, она сама настраивала ему плуг, сама его с землицей роднила. Шли годы. Муж оказался ласковым и спокойным, любящим и заботливым. И все бы хорошо, да не хватало в их доме детского лепета. МАМА-КОКА Матрена Ефимовна, такая сильная и здоровая, не могла без боли смотреть на соседских ребятишек. Особенно тянулась к племяннику, завидовала сестре поначалу, а потом, когда и мальчик к ней привязался, уговорила сестру отдать ей Толю. Всей своей истосковавшейся душой привязалась к нему. В трудах и заботах время летело быстро. Из трехлетнего парнишки превратился Толя в ладного юношу. Вот уже стал брать в руки балалайку и уходить на беседу, а она провожала его долгим-долгим ревнивым взглядом… Грянула война. Александра Гавриловича по состоянию здоровья на фронт не взяли, но ушел Анатолий, еще юный, хрупкий парнишка. Не суждено ему было вернуться в родную деревню и снова взять в руки балалайку. Незадолго до окончания войны сложил он голову, а в сердце Матрены Ефимовны навсегда осталась глубокая рана. И лечили ее опять дети. Когда ушла из жизни сестра Мария, ушла совсем молодой, Матрена Ефимовна пригрела ее сирот. Стоя над могилой сестры, она крепко прижимала к груди трехлетнего Леню, обводила горестным взглядом остальных — семилетнюю Таисию и пятилетнего Лешу. Отец нашел им новую мать, но ненадолго. Как только ушел на фронт, не нужны стали этой женщине чужие дети. С болью и страданием смотрела на их горе Матрена Ефимовна, смотрела, смотрела, да и привела всех троих к себе. Усадила за стол, достала скудную похлебку. Муж не возражал. А вскоре семья еще пополнилась. Уже были заморозки. Увидела в окошко, что к дому идет женщина с двумя детьми. Младшенького на руках несет, а чуть постарше мальчик прямо по кочкам в одних чулках шлепает. Кровью облилось сердце. Это приехала сестра Александра Гавриловича. Муж ее на фронте погиб, детей осталось четверо — мал мала меньше. Вот и привезла в деревню четырехлетнего Бориса и полуторагодовалого Валерия. Время было суровое, надо к сроку на работу поспеть. Поцеловала она своих детей — и в обратный путь. А наутро услышала Матрена Ефимовна дорогие сердцу слова: — Мама-кока! С добрым утром! Не в силах сдерживать слезы, поцеловала русоволосую головку малыша. Александр Гаврилович тоже привязался к ребятишкам. Возвращаясь с работы, первым делом спрашивал: — Ну как тут наши деточки? А деточки росли, и кроме еды им требовалась одежка и обувка. Помогали золотые руки мамы-коки. Долгими зимними вечерами кроила, шила, перешивала свои вещи и вещи мужа. Засиживалась допоздна, да так на руке и забывалась коротким тревожным сном. И в том, что всем семейством пережили лихую годину, всех детей сберегли, заслуга Матрены Ефимовны. Бывало, только проснувшись, по первой зыбкой рани, звеня ведром, отправлялась в хлев доить корову, а детишки поднимались следом и, встав в кружок, подставляли чашки под струю парного, душистого молока. Белоголовые и темноволосые, в залатанных рубашонках, счастливо заглядывали они в глаза своей маме-коке. БОЛЬШИЕ ДЕТКИ — БОЛЬШИЕ БЕДКИ Трудным было счастье Матрены Ефимовны. Мечтала, что детей ждет лучшая доля. Таю, единственную дочку, рядила, чтобы не хуже людей была, чтобы женихи стороной не обходили. Вышла она замуж в чужую деревню, с горем и обидами прибегала к своей маме-коке, прибегала за советом, хоть и не всегда слушалась. Вскоре подошла пора Алексею в армию отправляться. Засучив по локоть рукава кофты, пекла ему подорожники, обильно поливая их светлыми материнскими слезами. Думалось между делом: «Вот и еще один сокол вылетел из родного гнезда». На отвальной громко играла гармошка, а Матрена Ефимовна сквозь пелену слез видела деревенское кладбище и сиротливо сжавшегося у края могилы Алешу, подумала о сестре: «Видела бы она, какого я ей парня подняла…» А вслед за Алешей из родного гнезда от горячего хлеба, от парного молока уехал Леня. В город уехал, в ремесленное — решил рабочим стать, видно, крепко подействовали на него рассказы Александра Гавриловича о своей городской юности. Потом уехал Борис. Вернулся к матери. И тогда стала Матрена Ефимовна ощущать пустоту в доме, один Валера уже не мог ее заполнить. За столом вдруг оказалось слишком много места. С нетерпением ждала лета, когда дети шумной стаей опять собирались в ее дом. Заболела младшая сестра, слегла в больницу. Врачи сказали — надолго. Так оказалась в доме Матрены Ефимовны еще одна дочка — Клава. Уже наступил пятидесятый год. Пришло время и Валерию выбирать дорогу в жизни. Мечтал по примеру Леонида в ремесленное поступить. Но не могла Матрена Ефимовна представить, что уедет и он. Посоветовавшись с мужем, решили уехать всей семьей. Купили в Рыбинске дом. Вскоре в этот дом вернулся Алексей с женой и двумя ребятишками. Стали их устраивать, младшего внука нянчить. Но не суждено ей было испить чашу счастья в этом новом доме — пожар, вспыхнувший однажды, лишил их семью и крова, и всего, что было нажито долгими годами и тяжелыми трудами. С тяжелым нервным потрясением Матрена Ефимовна слегла в больницу. После выздоровления поселились на квартире. И пошли к ним люди, чтобы разделить горе — знакомые и совсем чужие люди, пожилые и дети. Несли кто полотенце, кто кулек муки, кто несколько кусков сахару. Но и эта людская доброта не могла уже больше привязать ее к городу. Валерий выучился, стал жить самостоятельно. И они вернулись в деревню, стали снова работать в колхозе. Когда ей уже перевалило за семьдесят, она продолжала вместе с молодыми убирать сено. Бывало, время обеда подойдет, а она отвечает: «Не пойду обедать, лучше у копны посижу». Отказывали ноги, изнашивалось сердце. А ведь еще вернувшись из Рыбинска, успели с мужем выстроить дом, только пожить в нем Александру Гавриловичу не пришлось, тяжело заболел он и умер. Последние годы жизни она провела в одиночестве. Нет, конечно, ее навещала Таисия, писали теплые письма Борис и Валерий, навещал иногда и Алексей. Рядом жила сестра с племянницей — в их доме она всегда встречала тепло и радушие. Временами то Борис, то Валерий забирали ее к себе, но, пожив какое-то время, она опять возвращалась в Маклаково, умудряясь не сидеть без дела, всем дарить свое участие, ее за это любили, она была всегда желанной гостьей, в том числе и в нашем доме. Была прекрасной рассказчицей и добрым лучистым человеком. БОГ НЕ СПАС В наше немилосердное время, когда газеты то и дело сообщают о младенцах, найденных в мусорных контейнерах, о тысячах и тысячах сирот при живых родителях, о семейных детских домах, которые воспринимаются будто чудо, жизнь Матрены Ефимовны кажется подвигом, за который только и следует человека причислять к лику святых. Но Господь оказался немилостив к этой женщине — гибель ее была ужасна. По той причине, что была страшной непоседой, она отправилась в лес за грибами — плохо видела и с палочкой, но это ее ничуть не смущало. Ушла ненадолго, даже дом за собой не заперла, просто приставила что-то к калитке. Ушла и пропала. Родственники решили, что она уехала в Рыбинск, так как собиралась навестить Валерия, посмотреть, какую он купил дачу. Племяннице Александре Николаевне снились тревожные сны, да и муж ее однажды, отправившись за грибами, услышал в лесу страшный стон, который пробрал его ознобом до самых костей и заставил убежать из леса. Но и тут еще никто не думал о беде. Ее нашли случайно, на седьмой день, наткнулись грибники. Она была вся окровавленная, но лежала спокойно, положив руки под голову. Место же гибели представляло страшную картину, земля в радиусе пяти-шести метров была вытоптана до грязи, в стороне валялись очки. А случилось вот что. В лесу пасся колхозный скот, и, увлекшись грибами, она, очевидно, не заметила, как нос к носу столкнулась с быком-производителем. В испуге махнула палочкой, и он ей этого не простил… В могилу положили половички, вытканные ее руками. Прошло уже много лет, но я то и дело вижу на ее могиле птичек, клюющих зерна, которые люди не забывают бросить в знак памяти и уважения.
