Неуютные подвалы тутаевских многоэтажек. В одних — воды грунтовые подпирают: недаром район будущих новостроек старожилы называли квакенбургом — было здесь сплошное, чахлыми кустами поросшее болото. В других — сантехника течет, а деваться воде некуда, не впитывает ее земля. Пока не откачают, лужи стоят, после откачки воцаряется затхлая сырость.Но если заняться этим вопросом целенаправленно, можно отыскать несколько вполне пригодных для посиделок подвальчиков. Эти сухие и обжитые уголки местная молодежь называет каморами.
— А зачем вам? Ищете кого? Мой вихрастый собеседник вертит головой налево и направо, то обгоняет, то идет рядом, заглядывая в глаза. На веснушчатой физиономии любопытство необычайное. Еще бы! Приличная с виду тетя собирается лезть в камору, но не говорит зачем. От таких скандалов только и жди… Я, в свою очередь, пытаюсь понять, почему мальчишка согласился показать дорогу. Ведь за это могут и наподдать хорошенько. Подаренная шоколадка при таком раскладе будет слабым утешением. Ларчик, как говорится, открывался просто: дверь в подвал заколочена крепко-накрепко, проникнуть можно только через расположенное на уровне земли окошечко. То есть мне в подвал не попасть при всем желании. Мальчонка, хихикнув несколько даже победно, ныряет в узкий лаз с проворством котенка. — Не хотите говорить, не надо. А то бы я позвал… И рыжая голова, чуточку помедлив, скрывается в полумраке подвала. Приходится разворачиваться и не солоно хлебавши отправляться восвояси. Обидно, конечно, что первая попытка оказалась неудачной, но стоит проявить упорство: в запасе у меня еще не менее десятка адресов обитаемых камор. Именно в каморах в последние годы зарегистрированы два убийства. Первой жертвой стал безобидный бомж, второй — случайно зашедший пятнадцатилетний мальчишка. Потерявшие человеческий облик хозяева закутков бомжа запинали, подростка забили кирпичами и бутылками. Кроме того, подвальные приюты играют далеко не последнюю роль в таких вопросах, как подростковое пьянство, проституция, наркомания. А для малолетних токсикоманов каморы — вообще дом родной. Где они еще могут без помех посидеть с мешком на голове? Для справки: в Тутаеве на учете состоит два десятка токсикоманов, восемьдесят — половине из которых не исполнилось и шестнадцати лет — наркоманов. Сифилис, гонорея для этой публики — семечки, так как трое из восьмидесяти ВИЧ- инфицированы. Факт установленный, а сколько неустановленных? До следующей каморы, если идти дворами, совсем недалеко. Вот и нужная дверь. Незаколоченная и помеченная маленьким меловым крестиком. Это поработал мой агент. Вместе со мной парень идти побоялся — приятели неправильно поймут, зато обо всем подробно рассказал и метки, как уговаривались, поставил. Открываю дверь, вхожу, осматриваюсь и принюхиваюсь: сухо, тепло, темно. Откуда-то доносятся голоса. Направляюсь на звуки, осторожно ощупывая ногой дорогу. Она явно расчищена, а через трубы переброшены доски. Поворот, второй, голоса слышны все яснее… А вот и камора! Отгороженная клетушка, из-за хлипких стен которой виден свет, щели между необ- струганными досками в палец шириной. Стучу… — Не заперто, заваливай! Заваливаю. Как вы уже догадались, меня не ждали. Поэтому момент получается напряженным. Запоздало перетрусив, пытаюсь рассмотреть лица каморников, определить их настроение. Можно ведь так нарваться — не возрадуешься, проклянешь и любопытство, и привычку совать нос, куда не просят. Но сегодня везение на моей стороне. В довольно опрятной комнатушке сидят мальчишки и девчонки 10 — 12 лет. Головы, как подсолнухи, повернуты в одну сторону, к двери. В глазах откровенное удивление. — Привет всем… Такая замечательная погода, а вы здесь сидите… Тишина. Не ответив на приветствие, компания переглядывается, девочка со смутно знакомым лицом прячет за спину сигарету. — Вы к кому? Роль распорядителя взял на себя крепкий паренек в безрукавке на голое тело. Он постарше, держится уверенно, но без нахальства. — Ни к кому конкретно, просто хочу узнать, почему вас так привлекают подвалы. — А что, нельзя? От жары, предположим, решили передохнуть, посидеть, пивка хлебнуть. Хотите — садитесь с нами. Свободных мест, и правда, предостаточно. Вокруг дощатого стола с бутылками пива и пачками сигарет сгрудились стулья, по стенам — накрытые покрывалами нары, в дальнем углу к стене прислонены свернутые раскладушки. Освещена комнатуха болтающейся под потолком электрической лампочкой. Кто-то даже не поленился сделать проволочный каркас для абажура из газетных листов. — У вас тут благоустроено, значит, частенько здесь передыхаете? Крепыш таинственно-подчеркнуто молчит, инициатива переходит к слегка захмелевшей девчонке. — Да мы сюда всего на часик или два заходим, здесь ведь люди живут. Даже ночуют — под стеллажом и матрасы, и одеяла лежат, подушки… Разговорчивую девчонку прерывает толчком в бок ее сосед. Та ойкает, закрывает рот ладошкой, потом вспыхивает. А что тут такого, все ведь знают! Помнишь, сантехник велел ничего не трогать и мусор за собой убирать. Сказал еще, что хозяева нам уши пообрывают, если что-то пропадет! Ага, картина проясняется. Раз сантехники камору не разоряют, а как бы даже охраняют, значит, здесь обитают вполне добропорядочные бомжи. Днем они подрабатывают на пропитание, к вечеру возвращаются «домой». Людей этих по- человечески жалко, обычно они пали жертвой пьянства и черных маклеров, которые, подпоив бедолаг, выманили у них подпись на нужных документах и выкинули за дверь собственной квартиры. Есть, к сожалению, примеры прямо противоположные — в некоторых подвалах существуют настоящие притоны. Мои юные любители пива на прямо поставленный вопрос — где? — решаются ответить только после длительного совещания за дверью. Слово опять за парнишкой в безрукавке. — Проводим, покажем, но и сами не зайдем, и вас не пустим. Нельзя туда чужим заходить. Хозяин — барин, идем… в другой конец этого же подвала. Передвигаемся по команде крепыша Вовки чуть не ползком. Голоса велено не подавать, не чихать, не спотыкаться. Нас трое, кроме меня Вовка взял еще одного паренька. Остальным приказал или сидеть в комнатухе, или вообще убираться куда подальше. В этой части подвала сравнительно светло — вентиляционные окошки заложены кирпичом лишь наполовину. Поэтому мы видим прижатый к губам палец провожатого и понимаем — страшная камора совсем близко. Странно, но в этом закутке нет ни света, ни шума. А вот запах есть, из щелей пробивается вонь растворителя, тлеющей травы и чего-то совсем уж непонятного. Когда нам, для того чтобы заглянуть в щель остается сделать пару шагов, в каморе поднимается нешуточная возня, раздается смех, бормотанье. Но мы уже у цели. В рассеянном подвальном свете видно, что в загородке собралось не менее десятка человек. И стоило взглянуть на них, становится понятно: наши ухищрения были напрасны. Народ в таком состоянии, что, скорее всего, и себя не узнает. Еще бы, на столе целая лаборатория: жгуты, шприцы, закопченные ложки, свечные огарки. Тут же валяются смятые тюбики (клей «Момент»), пустые спичечные коробки. — Кайф словили, — шепчет Вовка. — Сейчас тако-о-е начнут творить. Кино. Чувство самосохранения, а больше боязнь за мальчишек заставляют прекратить подглядывание и уносить ноги. Не ровен час, кто-нибудь из «наркош» выйдет по нужде и увидит шпионов. А кроме того, мне вовсе не хочется быть свидетелем непотребности в компании с несовершеннолетними. — И часто вы такое кино смотрите? — Подумаешь, что мы — маленькие? Прячемся-то только потому, что знакомые там есть. Поймают, точно прибьют. — А может, вас в компанию пригласят? — Ну уж, скажете, кто сюда пойдет? — Почему бы и нет, вон как у них весело. В ответ получаю гневную отповедь на тему — мы не дураки: на «герыч» сядешь, не слезешь живым; СПИД опять же, гадость всякая заразная. Припомнили, как водится, «знакомого еще одного знакомого», который в четырнадцать лет сифилис заработал. А при воспоминании о «подружке старшей сестры приятеля» моих собеседников отчего-то передернуло даже. Чудом, наверное, отнесло от близости с упомянутой девицей. Посидели, поговорили, посмеялись. При свете дня было видно, что мальчишки из нормальных семей: сытые, умытые, хорошо одетые, развитые и грамотные. — Ну зачем вам в подвалы лезть. Мерзость всякую высматривать?! — Да скучно же! Сколько раз говорим, а вы как не слышите… — Да? В самом деле не слышала, отвлеклась, наверное. Отвлеклись; не придали значения; пропустили мимо ушей; некогда, своих проблем достаточно; не услышали… Много, очень много отговорок есть у взрослых людей.
