Не шло речи ни об аллее славы, ни о духовом оркестре, ни о гражданской панихиде в каком-нибудь достойном месте. Когда «пазик» с гробом и немногими сопровождающими тело пересек не так давно расширившуюся границу Южного кладбища, один из служителей последнего приюта спросил водителя:
— Кого привез, Андрей? — Дом престарелых. — Ясно, вон туда,- показал распорядитель на едва начавшийся участок с месивом непролазной грязи. БЫЛО на тот момент двенадцать готовых ям, как выразился кто-то из коллег бодрого парня. Но гроб было велено нести именно туда, где торчали безымянные, с одними номерами, могилки. Разный народ под землей, в том числе и бомжи. Начались унизительные переговоры о доплате, о заслугах усопшего. В таком положении трудно рассуждать о морали и тем более накладно говорить резкости. Уладили с грехом пополам дело, понесли гроб в более благопристойное место. А хоронили в этот день совсем не простого человека. Однако пунктом его последней отправки стал не зал, не холл, не домашняя квартира — морг дома-интерната для престарелых и инвалидов. Так мы прощались с единственным, первым и последним в Рыбинске чемпионом Советского Союза по классической (греко-римской) борьбе, некогда членом сборной команды СССР Николаем Алексеевичем Родиным. Его и при жизни нормальные люди называли легендой. Кто постарше, помнят, как ломились спортзалы во время выхода на ковер Николая Родина. Помнят его знаменитые броски, внешнюю и внутреннюю красоту, подкупающую улыбку, незаурядное мастерство как тренера. Не забывают истинного благородства атлета, его уважительного отношения к соперникам и судьям, а позже к коллегам по тренерской работе. Родина засыпали цветами, его носили на руках во многих городах страны, обнимали и приглашали на праздники самые знаменитые спортсмены. А он совсем не менялся. Оставался жизнерадостным, но неизменно скромным. Житейскими невзгодами почти ни с кем не делился, на болячки, заработанные в большом спорте, жаловаться не любил. Мужественно переносил самые трудные этапы в жизни, в том числе и переход в указанный дом, ставший последним пристанищем… Выступили два благодарных специалиста по греко-римской борьбе. Константину Федоровичу Курочкину, в свое время чемпиону России, тоже, как и ушедшему Родину, за семьдесят. Они были соратниками, друзьями, приносили спортивную славу Рыбинску и области. И Константин Федорович, этот до сих пор крепкий бородач, многое хотел сказать на могиле. Не получилось. Твердил сквозь слезы: прости, прости нас. Простит ли нас Родин в ином свете? Наверное, да. В силу его незабываемого характера. От этого не легче. Мы допустили убожество при прощании с замечательным человеком. Мы ничего не припасли, кроме комьев глины и пары венков. Мы не зазвали на кладбище чиновников, современных борцов других стилей и направлений, общественность. Впрочем, как заметил один уважаемый в городе гражданин, и не надо зазывать. Это действительно дело памяти, совести и еще чего-нибудь. Николай Алексеевич Родин не единственный, кому не досталось последних почестей. Абсолютно тихо у нас уходят и уходили многие заслуженные люди. По горькой иронии, примерно также прощались в свое время с другим борцом-классиком, Викентием Семеновичем Бацкевичем. Вывезли на не пойми какой автомашине из больничного морга — и все. Словно и не блистал он на первой рабочей Спартакиаде Союза. И не встречался там на ковре со знаменитым Уве Зееленбиндером, борцом и в спортивном смысле и борцом-антифашистом. Словно не был директором старейшей спортшколы, выдающимся спортивным организатором Рыбинска… Как хочется уйти от кладбищенской темы, тем более что пишем в последнее время об этом немало. Нет, не получается. Есть всегда что-то само собой разумеющееся. Видно, не для всех. Неудобно говорить о какой-либо воспитательной работе среди крестов и памятников. Но ведь надо что-то делать.
