НЕ УЕДНО, ТАК УЛЕЖНОМежду городским и сельским жителем, как говорится, огромная разница. Вернее, разниц этих очень много, просто я сегодня решила поговорить об одной, зато самой существенной. О чем печалится одинокий городской старичок или старушка?
А о том, что перед смертью некому будет подать стакан воды. Деревенская старушка о воде даже и не вспомнит — у нее другие печали: некому будет в старости дров наколоть. У нас в деревне даже пословица на сей счет имеется — не уедно, так улежно. Мол, что там еда (и вода тоже!), и без них жить можно, если печка натоплена, лежи да плюй в потолок. А на холодной печи ни на какую воду не потянет. В общем, главная забота во все времена у деревни одна и та же: как запасти на зиму дрова? Причем не на эту зиму, а на следующую. Хотя так было не всегда. Еще лет пятьдесят назад крестьянин и не помышлял о том, чтобы иметь двух-трехлетний запас дров, и постройки-то под названием дровяник, то есть дровяной сарай, на крестьянском подворье не было. Может, в какой-то другой местности было и по-иному, а вот наши старожилы советской эпохи утверждают именно это. Во-первых, в войну и после войны деревня в основном из баб и ребятишек состояла — много ли тут нарубишь? Именно нарубишь, ведь только теперь дрова стали добывать с помощью бензопилы. Собирали по лесу в основном сухостой или если и пилили пилой-двоеручкой или лучковкой, то осину, а то и ольху по берегам ручьев и оврагам. Если удавалось навозить к дому с запасом на неделю-две, то у ребятишек появлялась обязанность — каждый вечер отпилить и наколоть дров на истопле, так это звучало на местном диалекте. Пилить и колоть умел каждый, вернее, должен был уметь. Я еще помню одну деревенскую свадьбу, когда в горницу втащили козлы (специальный станок), положили кряж дров и стали проверять сноровку молодых. Теперь никому и в голову не придет подвергнуть молодых такому испытанию. Да и незачем. Забота о дровах теперь полностью легла на плечи мужчины. А ГДЕ ЖЕ ЛЕС? При наличии современной техники — тракторов и бензопил — заготовка дров перестала быть проблемой, а вернее, она перешла в другую плоскость. Если еще лет десять — двадцать назад леса пошехонские были глухи и древесиной обильны, то за последние десять лет очень многое изменилось. Беспредел, царящий во всех отраслях экономики, не обошел и леса. Не надо быть большим специалистом, чтобы, просто выбравшись за грибами, горестно вздохнуть: «Не тот лес!» Только ленивый не погрел на нем руки. Варварская рубка до добра не довела: заготовить качественные дрова стало не так-то просто. Как известно, у хороших хозяев особым спросом пользуется береза, так вот ее-то, матушки, и осталось в наших лесах очень мало, хотя у каждого дома к концу зимы все равно появится березовая поленница, а то и не одна. К осине все еще в наших краях брезгливое отношение, а уж ольха — вообще насмешка. Привыкшие к вольнице мужики весь лес обшарят, а березок все равно навыхватывают. Хотя наш новый лесник и взялся за дело рьяно, старается навести определенный порядок, горюет, что нет видеокамеры или хотя бы фотоаппарата, чтобы уличать нарушителей, но царящая годами анархия плохо поддается управлению. Если же попробовать жить по закону, то требуется совсем немногое: прийти в контору колхоза и выписать лесорубочный билет. Древесина лиственных пород имеет смехотворную цену: береза — три рубля пятьдесят копеек за кубометр; осина вообще цены не имеет, если не считать за цену пятьдесят копеек, которые стоит кубометр этого сатанинского дерева. Правда, чтобы заполучить билет, надо сначала оплатить бумагу. То ли за стоимость самой бумаги — четыре листа, два из которых зеленых, глянцевых — шутка ли! То ли за оформление билета — писанины-то сколько! — но получается в два раза дороже, чем стоит сам лес. По восемь рублей с каждого кубометра, если выписать десять кубов, то сам лес будет стоить (пополам осина и береза) около двадцати рублей, а бумага — все восемьдесят. Пенсионерам лес на дрова выписывается бесплатно, но за оформление лесорубочного билета они платят те же самые восемьдесят рублей. Справедливости ради надо сказать, что часть пенсионеров уже получила за дрова комиссионные выплаты по 250 рублей на человека. Если купить готовые, но неколотые, хватит как раз на 2,5 кубометра, а на зиму и десяти бывает мало. Готовятся получать такие же выплаты и бюджетники, хотя этот вопрос и решается со скрипом. Остается одиноким женщинам найти того, кто эти дрова заготовит. На сегодняшний день рынок дровяных услуг достаточно широк. Можно договориться с мужиками, и привезут к дому хлыстами, у дома распилят, а подростки или алкаши за вполне умеренную цену и расколют, и уложат. Можно договориться и купить уже испиленные, цены колеблются от пятисот до семисот рублей за тракторную телегу. Цены зависят от качества дров и от умения договариваться. Время от времени объявления о купле-продаже дров печатает районная газета, дровяной бизнес охватил и горожан. Но наши бабульки не спешат покупаться на газетные объявления — лучше своим мужикам дать подзаработать. А некоторые и вообще выжидают — то кто-то уезжает, то у кого-то крепко подпирает с деньгами, глядишь и купишь поленницу сухих березовых дров по вполне сносной цене. НОЧКОЙ ТЕМНОЮ Есть в деревне категория людей (и всегда была!), для которых зима наступает внезапно. Их не волнует наличие или отсутствие березняка в наших лесах — им в лес все равно идти не с чем. Бензопилы если и были, то давно проданы и пропиты, а у многих их и не было никогда. И цены на дрова их всегда и любые устраивают, потому что они считают большой человеческой глупостью деньги на дрова тратить, если есть вещи понужнее и поприятнее. Правда, некоторые из них в минуты просветления умудряются все-таки сходить в лес и дрова заготовить, чтобы в период разгульного веселья их благополучно пропить. К людям подобного рода некрасовское слово «дровосек» ну никак не подходит. Они добытчики, воры-дровушники. Не так-то просто украсть у хорошего хозяина, а они все равно умудряются. Иной хозяин катушки ниток не пожалеет, чтобы укутать, упечатать свою поленницу, а наутро еще и еще раз убедиться: воруют-с! Ну, убедился, ну и что? Любой вор-дровушник знает, что за это не посадят, в лучшем случае морду набьют, да только для этого еще поймать надо. А он привычный, он, как неуловимый мститель, все равно пересидит в сугробе любого хозяина, а лишь тот за порог — заскрипели, поехали саночки. А еще смешнее, когда вор ночью с мешком попадается, тащит дрова, будто картошку, и в ус не дует. Некоторые же бедолаги из года в год умудряются отапливать свое жилище за счет колхоза, таская дрова от водогреек, кочегарок и других обогреваемых объектов. На это просто все закрывают глаза, ведь воровать у государства, равно как и у колхоза, никогда не считалось зазорным. Когда наша Согожа была сплавной, все деревни, стоящие по ее берегам, по весне промышляли добычей леса, это делалось открыто, просто, обыденно, на слуху нет ни одного уголовного дела, которое было бы заведено по сей причине. Есть в сегодняшней деревне и еще один источник дровяных запасов или справления сиюминутных нужд — это старые дома и постройки. Часто осевшие по городам хозяева и не подозревают, что домик-то тает. В таких случаях дети вспоминают занятия своих бабушек — каждый вечер напилить и наколоть дров, чтобы обогреть своих ослабевших духом родителей. В общем, вовсю дымит моя деревня, печки, печечки и печурки помогают селянину пережить холодное зимнее время. «Не уедно, так улежно», — не нами сказано.
