В этой комнате уже давно не загорается свет, поэтому утро кажется особенно темным и хмурым. Слабо натопленная печка за ночь выстыла. Зато запах копоти не выветривается. Впрочем, потемневшие вязаные занавески на окнах напоминают, что когда-то Игорь больше заботился об украшении своего жилища.
Впервые я побывал здесь лет пять назад, когда Игорю не было и сорока. И квартира эта в солнечном свете больше походила на самодеятельный музей. Всюду, где можно приткнуть, — самые разные экспонаты конца советской эпохи. Фарфоровые статуэтки, грибы из глины, даже какой-то «постамент», как называл его хозяин, с надписью «Слава Советской Армии». Все — начиная от домашних тапочек и кончая телевизором — со свалки. Но вот прошло не так уж много времени, и обстановка заметно переменилась. Жилище потускнело, почернело. Хотя хозяин и попытался сделать его просторнее — выломал переборку. Те же изменения проступили и на осунувшемся лице Игоря: поглощенность одной угрюмой заботой — ее и не высказать. Проснувшись затемно, он долго дожидался, пока рассветет. Ничего не ел, да и не хотелось. Отправился на шабашку — копать траншею: к частному дому подводили газ. На обед пришел пораньше, прилег на койку, курил. На столе опять ничего, кроме апельсиновых корок, которые еще вчера принесла ему подруга. Настой их они употребляли в качестве сока или газировки. Пару южных плодов подруга получила в качестве оплаты: подметает у ларьков мышкинских торговцев. Она, как и Игорь, безработная. Жизнь он начинал типично для большинства рабочей молодежи тех уже далеких застойных лет. Закончил школу под Рыбинском, в Милюшине, потом мышкинское ПУ-34. Получил специальность маляра-штукатура. Работал на стройках. Потом постоянную работу стало найти невозможно. Отбывал срок за небольшую кражу… Теперь, кажется, и вовсе пропала охота искать постоянное место: надо ходить на биржу, отмечаться. Везде, годами ты как проситель, это тягостно. Хорошо, что есть пристанище — комната в старом доме. Осталась после умершего отца. Помнит Игорь и дедушку Василия. Тот еще до революции служил в мальчиках у барина, затем половым в мышкинском трактире… Уже не один год Игорь полностью живет за счет шабашек. Правда, и тысячи рублей в месяц не выходит. Летом — самая хорошая пора: копает старикам гряды, сажает, окучивает. Есть у него и свой маленький огород, картошка — постоянная еда. Осенью перекапывает те же участки у пенсионеров. У него в Мышкине постоянные клиенты. Перекопать сотку нынче стоило 150 рублей. Часто оплачивают и едой или выпивкой. Одна старушка подарила большой пакет макарон. Самая тяжелая пора в минувшем году выпала на весну. Зимние шабашки кончились, а до огородов дело еще не дошло. Тогда он и отправился на свалку, в Пятинское. Набрал там старой картошки, нашел и масло. И вот этот темно-синий пиджак, которого вполне хватит на нынешнюю зиму. Первый раз голод его выгнал на свалку несколько лет назад. Сделал тележку из найденных там же велосипедных колес, возил домой разные вещи и продукты, в том числе консервы и мясо, которое вымачивал в марганцовке. Продуктами делился со своими знакомыми, такими же безработными. Со своим бывшим наставником, мастером из профтехучилища, давно спившимся Петровичем, который сам ходить на свалку стеснялся. Нынче летом его нашли в коридоре квартиры прикрытого подушкой. Экспертиза уже точно не могла установить причину смерти. Ходят слухи, что Петровичу кто-то помог отправиться на тот свет. За свои земляные работы, пока есть шабашка, Игорь получает примерно по 50 рублей в день. Расчет — вечером, иногда — 25 рублей и поллитра самогона. Сегодня денег не будет — хозяин полностью рассчитывается самогоном. Две бутылки на одного, конечно, многовато. Но вечером должна прийти подруга. Выпивает он теперь почти каждый день и так отдыхает после тяжелой работы. Выходить на улицу не хотелось, он задержался на своем символичном обеде минут на двадцать. А подруга уже стучит в дверь: «Где ты пропал? Я хожу, жду тебя!» Поджидала она его на месте шабашки, теперь бы ей достать еще восемь рублей. Обитает она в голой квартире, где остался только обгоревший диван и дверь не закрывается, и ванна, и все раковины там давно куда-то исчезли. Игорь живет без электричества, отключенного за неуплату. Большая задолженность и по квартплате. Более или менее благополучно живущие, сидящие на чиновных местах упрекают таких людей: сам, мол, виноват, лень даже на биржу ходить. Вроде правильно. Но загляните в глаза героя этой заметки: в них темная стена. Наверное, не понять нам таких людей, пока мы сами не окажемся на их месте. И они, наверное, давно разучились понимать тех, кто отгорожен от них этой стеной.
