У магазина в Мартынове трое мужичков с озабоченными лицами считали мелкую монету: с полкилограмма, не меньше. Как оказалось, продавец почему-то отказался продавать им жидкий товар за железные деньги. «Пойдем к «душману», — предложил один, и все дружно ринулись по этому зашифрованному адресу. Все больше и больше в деревнях таких людей, у которых основной работой стала пьянка. Мартыново — на далекой окраине Мышкинского округа. Нанять автомобиль по срочному делу до райцентра здесь стоит 350 — 400 рублей. Здешний сельхозкооператив «Верный путь», правда, не из последних в районе, хотя с зарплатой случаются задержки. Другой работы нет. И вот на фоне такой обычной для сельской глубинки ситуации тут нашлись молодые люди, создавшие по своему почину рабочие места.
ТЯЖКОЕ ВРЕМЯ Самое простое — обзавестись личным хозяйством, коровами, овцами. Но трудно сделать это, если у тебя нет никакой техники, если ты не работаешь в колхозе, если ты — учитель или культработник. Тут, запрягшись в крестьянское тягло, навсегда придется распроститься с книгой и вычеркнуть себя из рядов и без того поредевшей сельской интеллигенции. Зачем тогда учился пять лет в институте, выкраивал деньги на поездки в Ярославль? Николай Румянцев, как и другие герои этих заметок, сумел совместить крайности деревенской жизни. И образование ему пригодилось, и личное подворье не заброшено — все идет на одно общее дело: этнографический музей, обеспечивающий зарплату за счет туризма. Супруги Румянцевы, как сказали мне в администрации округа, готовятся к популярному конкурсу «Лучшая семья». А начиналась тропинка к нему десять лет назад очень и очень нелегко. Когда Николай учился в восьмом классе, у него умер отец, работавший в «Верном пути» механизатором. Пришла пора самому позаботиться о себе. Отцовское ремесло не привлекало, с детства хотел стать или врачом, или учителем. До Углича здесь рукой подать, поступил туда в педучилище, стал работать в Мартыновской школе учителем физкультуры. Вскоре призвали в армию, служил пограничником в Калининградской области. Когда возвратился домой, предложили ему место учителя русского языка и литературы. Николай любит книги, пишет стихи. Начал учиться в Ярославском педуниверситете, отработал еще семь лет в школе. Румянцев бы, конечно, мог после армии и не возвращаться в родную деревню, но здесь, в Мартынове, его ждала Настя, познакомился он с ней, когда ей было еще лет четырнадцать. Настя — не здешняя и не деревенская. Выросла в рабочем поселке в Архангельской области. Там бы и нашла свою судьбу, но грянули реформы. «Времена на Севере начались нехорошие, тяжелые, — говорил Румянцев, — стало сокращаться производство». И сестра Настиного отца — живет она в Мартынове — решила помочь родне: «Давайте мы вашу дочь здесь вырастим». Девушка училась в мышкинском профтехучилище, привыкала к деревенской жизни и поджидала своего суженого. Они поженились, теперь у них уже трое детей: Владиславу, первому, скоро будет пять лет, Антону — три, Арине — два года. Не каждый папа в 29 лет может похвастаться такой семьей. Николай учился в институте и работал в школе, а Насте пришлось сидеть с детьми и заниматься по хозяйству. К деревенскому укладу она привыкла не сразу, сначала даже доить не умела. У них корова, овцы, куры, кролики. Без хозяйства на одну зарплату молодой семье было просто не прожить. Николай сам вручную косит сено, сам стрижет овец. Теперь, когда Настя стала работать в этнографическом музее смотрителем, а он — методистом, жить стало легче. И у Николая появилось не только время сочинять сказки для детей, без которых уснуть они не могут, но и идея: а не записать ли некоторые? Не волшебные, а о природе, о жучке, о мышке — те, что учат маленького человека познавать и осваивать окружающий мир. АКТИВНАЯ ЖИЗНЬ Музей, где мартыновцы встречают туристов, создал здешний молодой учитель Сергей Темняткин. Недавно в Ярославле вышла его книга «Моя Кацкая Русь», где в живых рассказах и документах запечатлено, как он с детства шел к этой идее, как сумел увлечь ей односельчан. Румянцев вместе с Темняткиным учились в Мартыновской школе, потом оба решили стать в ней учителями. А началось все с малого — с художественной самодеятельности. В деревне каждый такой концерт превращается в настоящий праздник для людей. — Мы вели активную жизнь, — вспоминает Румянцев. — У нас был свой театр, выступали не только в нашем доме культуры, ездили в соседние села и в Мышкин. Но кто в молодости не выступал на клубной сцене? Однако Темняткин углубил это дело, умело привлек местный материал, заинтересовался здешними мифами, обрядами, стариной. Каждое диалектное слово, услышанное от бабушки, для него находка. Так в школе появился свой оригинальный предмет — кацковедение. А в деревне своя газета — «Кацкая летопись», которой пошел уже двенадцатый год. А что такое Кацкий стан, что за народ — кацкари? Стан по реке Кадке — это административная территория времен еще Ивана Грозного. На современной карте области это часть Мышкинского и Угличского округов. Здесь выявлен свой уклад жизни, свои обычаи. Сейчас Темняткин собирает материалы для «Словаря кацкарей». Круто переменилась судьба здешнего краеведения, когда этим редким для наших деревень начинанием заинтересовался губернатор Анатолий Лисицын. Он побывал в Мартынове, и ему здесь все очень понравилось. В области были выделены средства, на которые кацкари приобрели дом Максима Григорьева, срубленный в 1911 году. В нем и открыли новую экспозицию, рассказывающую о жизни Кацкого стана. В комнатах постарались сохранить все так, как было во времена дедов и прадедов. В деревню все чаще стали заглядывать любопытствующие гости. Темняткин с краеведами начал подумывать о том, как проложить сюда туристический маршрут. Дело невиданное для вымирающих наших сел и деревень. Улицы в Мартынове покрыли асфальтом. В области выделили средства и на приобретение еще одной избы, напротив музея. В ней решили угощать туристов яствами, приготовленными в русской печке. Румянцев сначала прирабатывал экскурсоводом, а когда сложилась у них так называемая фольклорная программа, взял это дело на себя. Из школы он ушел, в музее зарабатывает не меньше. Так пригодилась ему и художественная самодеятельность. Николай признался, что очень любит выступать перед туристами. Жалеет, что петь не умеет, не дал Бог голоса. НАРОДНЫЙ ТЕАТР — У нас свой народный театр, — рассказывает Румянцев, — называется он «У Бабы-Мани». Театральное представление в местном говоре именуется «каменничаньем». Все персонажи говорят только на кацком диалекте. Все это взято из жизни. Раньше на гулянках, на «беседах» играли в такие игры, где все собравшиеся становились актерами. Например, Баба-Маня и дед Егор хотят женить своего сына Тита. Тит выбирает невесту — Агашку. Начинается сватовство, Агашка соглашается. Но разборчивой Бабе-Мане невеста не нравится. Выбирают другую Агашку — опять против. В этой игре, сильно сдобренной народным юмором, теперь принимают участие и зрители — туристы. Румянцев играет сразу две роли: Бабы-Мани и деда Егора. Своеобразный модерн, испокон веков знакомый народной драматургии. Большинство туристов от души смеется, выставляя своих Агашек. Один только раз учителя из подмосковного Одинцова не поняли своих коллег — мартыновских учителей. Даже обиделись: «Что же вы нас осмеиваете, ругаете?» — А ведь это и есть суть народного представления, карнавальной культуры, — объясняли им кацкари. МОСКВИЧИ В основном, как сказал Темняткин, сюда приезжают москвичи. До 80 процентов туристов из столицы. Порой просто полюбоваться на природу, подышать деревенским воздухом. Одна женщина так и сказала: «Не надо мне и экскурсии, я хоть на лавочке посижу — и то хорошо!» Для столичного жителя это иной мир, потерянный рай. Над музейной избой высится серебристый тополь, точно сошедший из стихов Есенина. «Вон, ворона прилетела!» «Это не ворона, а грач», — поправляет экскурсовод. «А то грачей со скворцами спутали!» — удивляется Румянцев. У туалетов, похожих на детские теремки, повешен над лоханью рукомойник. Одна группа приехала — как начали его кувырдать: не знают, как рукомойником пользоваться. Удивляя кацкарей, любит фотографироваться столичный житель на фоне дровяной поленницы или тына. Видит в этом какой-то особый шарм. Находятся любители походить по Мартынову с деревянной колотушкой наподобие деревенского сторожа. А то и покосить не прочь. Иные вздыхают, глядя на экспонаты, мол, в такой обстановке прошло и наше детство. Все это наводит на мысль, что если бы удалось в двадцатом веке сохранить два параллельных мира — деревенский и индустриальный, жизнь бы в России была намного интереснее. Не об этой ли мечте тосковал и поэт Николай Рубцов: «Но хочется как-то сразу жить в городе и в селе»? А во второй избе подают гостям два самых популярных местных блюда: томленую картошку и топленое молоко. Приготавливаются они в русской печке. Продукты сюда поступают самые отборные — из личных хозяйств работников музея. Небольшой, а рынок сбыта. В музее семь работников: надо печи топить, дрова колоть, воду греть, еду варить. Здесь нет даже своего телефона. Когда я сюда приехал ранним утром, Сергей Темняткин уже нанял частный автомобиль и отправился в Углич. Оттуда он должен был возвратиться с группой туристов. Румянцев топил печи, распорядился готовить томленую картошку, а сам в обед отправился на рейсовом автобусе в Мышкин — за другой группой. ПРИКАЗЧИКИ Приведу характерную запись из книги отзывов музея кацкарей: «Сказать по чести, музей ваш удивляет в первую очередь не какими-то диковинными экспонатами, а… обыкновенностью своей! Право же, разве каждый из нас не видел прежде всех этих печек, лавочек, вышивок крестиком, подзоров, лоскутных одеял?.. Мы видели, а вы разглядели! Уезжая от вас, по-новому смотришь на свою жизнь. Ловишь себя на мысли, что она прекрасна и удивительна, эта вот жизнь, которая у тебя под носом, а не чужая, не за тридевять земель. А когда человек ловит себя на мысли, что жизнь прекрасна, он чувствует себя счастливым…» Но стоит добавить, что встретил я здесь и редкие вещи. Мартыново далеко от райцентра, и здесь сохранилось многое из того, что в ближних деревнях уже исчезло. Например, только в книгах я читал про свадебный, еще, видимо, языческий обряд, когда крестьяне выносят «девью красоту» — украшенную бантами елочку. Символ юности невесты, самого сокровенного ее дара. А здесь на фото запечатлено такое шествие колхозников. Николай Румянцев своими глазами видел этот обряд еще несколько лет назад. И еще одно фото заставило призадуматься. Большинство здешних жителей до революции уезжали в Питер на заработки, занимались отхожими промыслами. И вот передо мной групповой снимок таких отходников. И все эти мужики, как объяснили мне, работали приказчиками. Дореволюционные юмористы часто делали их своими героями. Но вот глядят они сквозь эпоху — все в приличных пиджаках. А лица? В них и достоинство, и душевность, и еще что-то непередаваемое. «Таких лиц уже никогда не возьмет объектив», — вспоминается цитата из Солженицына. Срезали в коллективизацию весь этот слой сельских предпринимателей. Редко теперь такое лицо встретишь в деревнях. Не в обиду будет сказано сельскому жителю, но чаще попадаются лица иные, похожие на те, что мараковали над полкилограммом железных денег, собранных для какого-то почти мифологического «душмана». БУДУЩЕЕ Сергей Темняткин пока не обзавелся семьей. А у Николая Румянцева я поинтересовался: как он видит будущее своих детей? Николай Викторович сказал, что в первую очередь надо всем детям дать образование. Сначала в Мартыновской школе, если ее не закроют. Потом в средней, что в соседнем селе Рождествене. А потом — и высшее. Если жизнь не ухудшится, уточнил он, то есть у него идея затеять какое-нибудь семейное дело. Здесь, в деревне, по его мнению, пока только такое и возможно. — Ведь и музей наш тоже — это семейное дело, — говорил Румянцев. — Здесь работают Сергей Николаевич и его родственники. Мы с женой, брат моей жены. Помимо музея кацкарей он привел и другой пример семейного подряда. Это льноводческий сельхозкооператив «Мерга», который создал бывший председатель «Верного пути» Сергей Ершов. В большинстве хозяйств лен — культура убыточная, а им приносит выгоду. «Если жизнь будет нормальная на селе, то никуда отсюда не уеду», — закончил он.
