Приземлился недавно на моей скамеечке у забора молодой мужчина, горожанин, чуть под хмельком, настроенный явно на долгие философские разговоры. А мне философствовать некогда, у меня сено на лугу и тучи на небе. Поэтому интересуюсь мимоходом:
— Что, к теще в гости приехал? — Не-е! — мотает он головой. — К бабушке. Моя теща что тот червь, который даже металл точит. Подумалось: гордый какой, ведь теща всего-то потребовала, чтобы зять устроился на работу и перестал сидеть на шее у дочери. Но болезнь, имя которой иждивенчество, уже поразила его организм и оказалась сильнее любви. МУЖ-ДОМОХОЗЯЙКА Когда-то давно на уроке истории я рассказывала об английской семье, где мама работала, а папа готовил еду и во время отсутствия мамы чинил детскую одежду и штопал чулки. В стране был кризис, мужчин на работу не брали, а женщин и детей, наоборот, брали, потому что платить им можно было меньше. Я рассказывала эту историю советским детям, и они воспринимали ее словно сказку, да и самой мне этот сюжет казался причудой далекого и непонятного нам капитализма. Ведь наши папы все сплошь работали и были ударниками коммунистического труда, передовиками. А на их иждивении были дети и старики, которым в те времена еще только-только начали платить мизерные пенсии. А за нежелание работать можно было попасть в разряд тунеядцев и даже получить срок — малоприятное последствие. Ныне же все перевернулось с ног на голову. Сегодняшние мужья-домохозяйки — явление распространенное даже в деревне, хотя и вызывает оно у людей, особенно пожилого возраста, разноречивые чувства. Не понять им, что иждивенчество — это болезнь и относиться к нему надо как к болезни. Если успеешь ухватить вовремя — излечишь, а нет — пиши пропал человек. В одной из деревень нашего района произошла обычная житейская история. Работал мужчина на хорошей должности, попивал, правда, но не сильно. В связи с трудным экономическим положением хозяйства должность его упразднили, а мужику предложили другую работу — поскромнее, физически потяжелее, а с зарплатой поменьше. Первой возгордилась жена: — Вот еще, будет мой коровам хвосты крутить! Пусть дома сидит. Пока он там свои вшивые копейки зарабатывает, я буду фуфайки навозные стирать? Прокормлю! И что получилось? Пока она на своей работе вкалывала, он дома за огородом глядел, скотину обряжал, сострадал ее усталому виду, по утрам только что кофе в постель не подавал. Всклокоченный, чумазый, часто небритый, а иногда и под хмельком, он все меньше и меньше напоминал аккуратно одетого мужчину. А жена безропотно везла свой воз, все чаще замечая, что и домашние дела муж не успевает переделать, оставляя их ей на вечер. Пробовала напоминать о его роли домохозяйки, натыкалась на явную агрессию. Иногда нахально и даже весело улыбаясь, он клянчил: «Дай на пивко!» И тогда она испугалась, ибо не услышала, а прочитала в глазах: «Откажешь — в морду дам!» Стала тайком подыскивать мужу работу. Нашла. Непрестижную и грязную, с маленькой зарплатой, но работу. А он не хочет, из штанов готов выпрыгнуть, доказывая, как он полезен на домашнем фронте. Другая бы, может, и отступила, а эта тоже была бой-баба. Крутилась вокруг него как могла, добивалась не мытьем, так катаньем. Сумела уговорить. Вовремя успела. Теперь у них все хорошо. Вот такая история-урок многим женщинам, которые еще только готовятся взять на свой хребет мужа-домохозяйку. НАДЕЖДЫ В НЕУРОЖАЙНЫЙ ГОД Когда мы пускаем детей на свет, мы не просто даем им жизнь, вместе с ней мы сеем свои надежды на спокойную, защищенную, обеспеченную старость. И счастливы родители, если семена эти попадают в благодатную почву, прорастают, дают всходы, которые еще лелеять и лелеять, защищать от ветра. И чем больше родительских усилий, тем больше урожай. Но случится в человеческой жизни, как, впрочем, и в природе, стихийное бедствие, когда все усилия летят в тартарары, когда вместо буйно расцветших надежд торчат на поле сломанные стебельки-судьбы и болью исходит сердце при виде их. Бедствий таких уже множество. Конечно, на первом плане в городе — СПИД, наркомания, а для деревни пострашнее беда — иждивенчество. В союзе с пьянством оно пожирает сегодня молодые деревенские силы. Накануне силосозаготовительной кампании председатель колхоза поручает работу на трамбовке мужчине предпенсионного возраста. Тот отказывается, ссылаясь на гипертонию и другие недуги, говорит: — Молодых бы посылать надо… — Да где их взять, молодых? — вздыхает председатель. И правда, нет в колхозе молодого пополнения, вернее, раз-два и обчелся. Выпускники профтехучилищ шестидесятых годов завершают свой трудовой путь. И все-таки это лишь полуправда. Потому что в эту самую минуту начала трудового дня выползли на июльское солнышко те, кому никуда торопиться не надо, — иждивенцы. По большей части они накормлены, прилично одеты, но в этом благополучии нет и доли их заслуг. Они давно уже и упорно сидят на шее своих стареющих родителей, и с утра их одолевает одна-единственная забота — где бы достать на опохмелку. В долг уже давным-давно никто не дает, надо где-то что-то добыть и продать или же подшабашить слегка на пропой. Раковая опухоль иждивенчества уже скрутила их по рукам и ногам, и работа для них, даже самая малая, — тяжкий крест. Где искать причины этой болезни? В наследственности? Вряд ли, ведь часто в одной и той же семье рядом с сыном-тружеником вырастает сын-иждивенец. В национальных особенностях характера? Мол, русские по природе своей лентяи? Разжеванная и выплюнутая версия, потому что среди моих знакомых — русских, кстати говоря, — столько трудоголиков, что порой только диву даешься. И не только среди стариков, которые и в девяносто лет возятся на грядках, растят огурчики-помидорчики-картошечку. Видится мне, что вырастила иждивенцев вся окружающая действительность. С детства они видели, что халявщики, мелкие воришки, торговцы самогоном живут ничуть не хуже, а то и лучше тех, кто работает на износ. Особенно если тут замешан пример родителей — все, тесто забродило. Горько видеть, как по наклонной плоскости катятся мальчишки, которые буквально выросли в кабинах отцовских тракторов, мечтали повторить их трудовые подвиги, а потом предпочли труду «стояние на паперти», только папертью для них стала целая деревня. УЛЫБАЙСЯ, БАБУШКА Вспоминается детский сад, семидесятые годы. Румяный, пухлощекий мальчик в белоснежной рубашке и шортах читает стихи для своей любимой бабушки: «Улыбайся, бабушка, всегда будь молодой!» Мальчик вырос, пошел в школу, бабушка по-прежнему души в нем не чаяла. Бывало, урок начнется, а его все нет и нет. Звонили бабушке: — Саша где? — Сейчас идет, вот доест седьмую котлетку и прибежит, вы уж не ругайте его. Мы и не ругали, нам-то что, хотя, заглядывая в будущее, понимали, что эти котлетки комом станут в бабушкином горле. Так и вышло. После школы, помотавшись по чужбине, покуролесив, Саша однажды объявился в доме бабушки. Был так же любим, только вот семь котлеток за один раз бабушка не всегда могла ему обеспечить, да к тому же внуку хотелось под хорошую закуску стопочку покрепче, а то и не одну. Когда бабушка намекала на то, что не плохо бы и на работу устроиться, внук нервничал и кричал на бабушку, и бабушка уже не улыбалась, а плакала. Между тем он в подполье у бабули обнаружил многочисленные житейские запасы, потому что была она всю жизнь труженицей и рачительной хозяйкой. Начал он эти запасы потихонечку таскать и на водку обменивать. Когда бабушка обнаружила иссякшую снедь, слегла, сердце не выдержало. Только что-то не видно любимого внука на ее могилке. И другая история. На автобусной остановке, куда подъезжает хлебная машина, сидят женщины, судачат о том о сем. Подходит маленькая седоволосая старушка в плаще из болоньи, кто-то шутит: — Не жарко тебе? — Нет, не жарко. Как ночь на отаве гуляла, так и пришла. «На отаве» — чисто деревенское выражение, на отаву выгоняют корову, а еще жену — разбушевавшийся пьяный муж. Разговор на остановке продолжился: — От мужа поди не бегала, так от внука побегай. — От мужа не бегала, — соглашается старушка, моргая заслезившимися глазами, — мы с ним ладили. Да и этот ведь меня не обижает, только просит все вина, сигарет, пожрать. А где я все возьму? Невелика у меня пенсия. Внуки-иждивенцы — еще одна трагедия современной деревни. И вина бабушек, которые от чрезмерной любви взяли себе на воспитание внуков, а с главной задачей воспитания — приучить их к труду — не справились. Виновата все та же любовь, которая обернулась большой бедой и для тех, и для других. УСТАНОВКА НА ИЖДИВЕНЧЕСТВО В одном из июльских номеров «Литературной газеты» публицист Фотина Морозова, рассуждая о правилах иждивенчества, рассказала историю о двух мальчиках, один — из трудолюбивой семьи, другой — из семьи иждивенцев. Подарил богатый мальчик бедному свой старенький велосипед, а на другой день увидел, что от велосипеда осталась груда металлолома, а бедный мальчик сидел около нее и, не желая ударить палец о палец, ждал, когда кто-нибудь сердобольный подарит ему что-нибудь еще. Этот пример точно высвечивает психологию иждивенца. «Не уедно — так улежно», — это про них. Пусть и бедно, еда скудная, зато можно залечь перед телевизором на диван в то время, когда все горбатятся по сенокосам и огородам. Люди сердобольные, осенью все равно дадут, а с миру по нитке — голому, как известно, рубашка. Или еще, все из того же кошелька народной мудрости, — на волчью яму не набраться хламу. Это о том, что иждивенцу достается бесплатно, то не бережется, рвется и выбрасывается. А есть случаи и совсем дикие: замочив белье и не найдя времени его постирать, взять и закопать в землю или опустить в подполье, пусть гниет, люди еще дадут. Так и живут на свете иждивенцы. Можно сказать, они и не виноваты ни в чем, Бог их такими создал, даже в самых благополучных государствах такие имеются, как клопы, как вши, как прочие паразиты. Бороться с ними бесполезно, борись не борись, а они есть — и все тут.
