В рассказах Бунина или Чехова часто упоминаются персонажи, одетые в чуйку. Вряд ли современный читатель представляет, как выглядела эта распространенная в дореволюционной России одежда. Я тоже представляю ее плохо, поэтому, когда Геннадий Иванович Махаев облачился в настоящую чуйку из темно-синего сукна, пожалел, что под руками не оказалось фотоаппарата.
Махаеву 57 лет, постоянно живет он в Петербурге, но в последние годы часто приезжает в Мышкин. Этим летом он провел здесь почти два месяца, до начала сентября. Недалеко еще ушли те времена, когда люди помалкивали о своей родословной, если их предки были дворянами, купцами или раскулаченными крестьянами. И вот теперь оказалось, что мы очень мало о них знаем. Как, например, выглядели местные торговцы в Мышкине или в соседнем Угличе лет 100-150 назад? Махаев решил заполнить этот пробел. Из семейного предания он знал, что дед его, Иван Капитонович Махаев, был известным в Мышкине купцом. Родился он в 1860 году, происходил из крестьян села Флоровского, родители его были крепостными здешнего помещика Травина. Выбившись честным трудом в люди, Иван Капитонович стал владельцем кирпичного завода, лесной биржи и нескольких жилых домов на берегу Волги. Один из них, у пристани, в окна которого в ветреную погоду залетали брызги от волн, мышкинцы прозвали Венецией. Еще десять-пятнадцать лет назад он слыл достопримечательностью городка. После революции, когда начали отнимать особняки и имущество, Иван Капитонович, как и многие другие мест-ные торговцы, попытался скрыться в Питере. И на первых порах ему это удалось. Но при подчистке в 1929 году как бывший буржуазный элемент был арестован и через год умер в тюрьме. Было ему тогда семьдесят лет. Супруга его Александра Алексеевна была дочерью угличского купца Свешникова. Умерла она перед войной в 1940 году. Сын их Иван Иванович работал в северной столице жестянщиком. Все больше его тянуло в Мышкин, на родину предков. Приезжая сюда в гости, он брал с собой и сына Геннадия. Этот мастеровой человек, прошедший войну, заботливо сохранил старые купеческие фотографии, многие вещи и другие семейные реликвии и передал их наследнику. Махаев-внук теперь на инвалидной пенсии. Все свое свободное время он отдает работе в петербургских архивах. Там он прочитал редкие документы, позволившие ему установить свою родословную до 1730 года, то есть до пятого колена. И нынешним летом решил поделиться накопившимися историческими данными с земляками своего отца и деда. В местном музее Махаев оборудовал нечто вроде экспозиции под открытым небом. Центром ее стала подлинная садовая беседка из купеческого особняка. Пыльное, жаркое лето, пора отдыха. И купец выбрался на природу, то есть в сад. Здесь под тенистой елью — старинный стол, на нем кипит самовар, стоят чашки кузнецовского фарфора. Для культурного развлечения — французская «Викторола», самая новейшая музыкальная аппаратура по тем временам. Уже не граммофон, но еще не патефон. На стене в беседке размещены увеличенные фотографии прадеда и другой старинной родни. На вешалке то, что уцелело из их гардероба. Демонстрируя одежду, Махаев облачается в чуйку своего дедушки. Не помешает уточнить, что одежда эта похожа на длиннополый пиджак или легкое пальто. Картуз тоже дедовский, на подкладке его сохранился даже ярлык. Тут же и полотняная вышитая рубашка. Махаев показывает на портрет своего прадеда по материнской линии, угличского купца Свешникова. Тот сфотографирован как раз в этой самой рубашке, хорошо различима вышитая манжета. А ленок-то, наверное, тоже угличский. Полотно из него выглядит как новенькое: на рубашке ни единого пятнышка. Похоже, купцы, тогдашние новые русские, были людьми бережливыми. Об этом же свидетельствуют кружева и другая одежда женского гардероба. Кое-что из него, правда, не скрывает Махаев, пришлось сшить заново, чтобы был полный купеческий комплект. В таком наряде за самоваром в летнее время Геннадий Иванович часто встречал у беседки туристов и рассказывал им историю своего купеческого рода. Занимаясь в архивах, в первую очередь он интересовался местным купечеством. Но постепенно увлекся историей маленьких соседних городов, заглянул и в те стороны жизни, которыми архивисты обычно занимаются мало. Это криминальная хроника позапрошлого века, разные уголовные дела, сто лет назад бывшие у всех на устах в том же Мышкине или Угличе. Углубившись в них, Махаев решил попробовать себя в жанре исторического детектива. Первая его повесть называется «Убийство в Угличе». Она рассказывает о потрясшем этот тихий городок злодеянии в марте 1884 года. Тогда поздним вечером в лавке на Московской улице были найдены трупы купца Шунаева, его пятидесятилетнего сына и кухарки. Все трое зарублены топором. Затем у дороги в лесу отыскали тело купца Заворыкина, отравленного в «номерах у Хряпина». Раскрывая это преступление, отважные угличские сыщики, переодевшись босяками, отправляются в Рыбинск. Там, пожив в ночлежке и поработав на разгрузке барок, они выходят на заказчика этого убийства. Другой детектив потомка известного купеческого рода, напечатанный в местной типографии, называется «Мышкинский след». Для него Геннадий Иванович тоже использовал уголовные дела и документы, разысканные в архивах. Герои — подлинные исторические лица, знакомые его деда и прадеда.
