Осколки практически всех знаменательных событий России хранятся в тайниках тысячелетней истории Ярославля. Здесь возрождалась российская монархия, отсюда двинули свои силы на освобождение Москвы Минин и Пожарский, здесь пережидала опалу жена Лжедмитрия I Марина Мнишек, неоднократно посещал наш город Петр Великий, останавливались в нем ссыльные декабристы.
Едва ли не каждый уцелевший старинный дом города хранит в себе память об исторических личностях общероссийского масштаба. Об одной из них и пойдет мой рассказ. А ТАК ЛИ УЖ ГЛУП БЫЛ БИРОН? Курляндский герцог Эрнест-Иоанн Бирон оставил весьма заметный след в российской истории. Этот человек, не получивший никакого систематического образования и, по определению современников, туповатый, деспотичный, жестокий, в течение десяти лет, с 1730 по 1740 годы, был чуть ли не полноправным правителем России и едва не сел на российский престол. Так ли уж глуп был человек, который в 1718 году в возрасте 28 лет получил небольшую должность при царском дворе, а с годами стал фаворитом русской императрицы? Есть сведения, что он явился в Россию с неосуществившимся желанием поступить в камер-юнкеры при дворе супруги царевича Алексея Петровича, что занимался в Митаве педагогикой, в Риге служил по распивочной части. Состоя на службе при царском дворе, он и вправду действовал сначала неумно и явно перестарался в достижении своих честолюбивых целей, ибо за чрезмерное усердие в клевете и подкопах был удален от двора. Но намерений своих не оставил и снова был допущен пред монаршьи очи в 1724 году, чтобы уже не расставаться со своей покровительницей до самой ее смерти. Советы этого туповатого служаки явно пришлись по душе Анне Иоанновне, и она все более и более приближала его к себе. Уже через шесть лет после снятия с Бирона опалы он был удостоен должности обер-камергера. Должность эта хоть и не сопровождалась особенным повышением в служебной иерархии, тем не менее относилась ко второму классу гражданской службы и сразу поставила курляндца выше сенаторов. В этом же году Бирон был награжден александровской и андреевской лентами и возведен императором Карлом VI в графское достоинство Римской империи. Вскоре русская царица наградила своего любимца и весь его род званием владетельного Курляндского герцога. Советы Бирона своей покровительнице были столь значительны, что десятилетие ее правления историки часто называют правлением Бирона, а само это время — бироновщиной. Кто теперь разберется в извилистых лабиринтах вечно смутной российской истории? Действительно ли был глуп и жесток Бирон, или же русским вельможам, роды которых терялись в глубокой древности, тяжело было кланяться незваному иноземцу и трепетать перед его надменной волей? Возможно, истину, как всегда, надо искать посередине. Но то, что Бирона ненавидело все царское окружение, — факт бесспорный. Однако при рождении внука, которого Анна Иоанновна объявила наследником престола, его опекунами были назначены не родители, а Эрнест-Иоанн Бирон. Итак, со смертью монархини царская власть фактически перешла к Курляндскому герцогу. На ту пору он был благополучно женат, причем, как опять же утверждают современники, брак был заключен по обоюдной любви, и имел троих детей — двух сыновей и дочь. ИЗ СПАЛЬНИ — В ШЛИССЕЛЬБУРГСКУЮ КРЕПОСТЬ Власть — пища лакомая, а потому русская история зело изобильна царскими переворотами. В ночь с 8 на 9 ноября 1740 года, когда Бирон сладко почивал со своей горячо любимой женой Бенигной-Готлибой, другой иноземец — барон Миних, также немало преуспевший на ниве российской истории, пробирался к его спальне, чтобы положить конец власти доселе удачливого курляндца. Такова была воля принцессы Анны Леопольдовны — дочери почившей императрицы. Так свершился первый переворот в жизни герцога Бирона. Наутро он, его семья и два брата были арестованы и препровождены в Шлиссельбург. Суд длился до апреля следующего года и окончился с таким вердиктом: герцог Бирон был признан виновным в отсутствии религиозности, насильственном захвате обманом регенства, намерении удалить из России императорскую фамилию с целью утвердить престол за собой и своим потомством, небрежении о здоровье государыни, «малослыханной жестокости», водворении немцев, усилении шпионства. Столь тяжкая вина дала возможность комиссии по делу Бирона присудить его к четвертованию. Но Анна Леопольдовна смягчила приговор, повелев лишить его чинов, знаков отличия, всего имущества и с семейством сослать в городок Пелым Тобольской губернии Туринского уезда на расстоянии около 3000 верст от Петербурга. В начале ноября Бирон с семейством прибыл на место своей ссылки. ЕЛИЗАВЕТА ОТПЛАТИЛА ДОБРОМ ЗА ДОБРО Зря свергнутый герцог проделал столь долгий путь. Пока он трясся по ухабам, в российской столице произошел новый, второй в жизни Бирона переворот и на трон взошла дочь Петра Первого Елизавета. Некогда Бирон спас Елизавету от заточения в монастырь. Теперь пришла очередь Елизавете спасать Бирона. 28 января 1741 года в Пелым прискакал сенатский курьер с императорским указом, возвращавшим Бирону полную свободу и одно из своих имений. Домик же в Пелыме, в котором так и не успело обжиться бироновское семейство, не остался пустым. Его занял тот самый барон Миних, который принимал непосредственное участие в свержении Бирона. Миниху повезло меньше, чем его удачливому соплеменнику. Он прожил в Пелыме 20 лет. Таковы превратности судьбы. Но и Бирона ждало разочарование. По дороге из своей несостоявшейся ссылки он получил новый императорский указ, которым повелевалось ему отправиться в Ярославль и жить там безвыездно. Причина ужесточения монаршьей воли до сих пор доподлинно неизвестна. 26 марта 1741 год Бирон со своей семьей прибыл в Ярославль, где ему был отведен большой каменный дом с садом на берегу Волги. Его братья Карл и Густав прожили в Ярославле два года, после чего получили полное помилование с возвращением им «пожитков и всякой посуды», а также чинов, и отправились в свои лифляндские имения. Бывший регент и его семья задержались в нашем городе без малого на 20 лет. ЗА ПРИСТОЙНЫМ И ЧЕСТНЫМ ПРИСМОТРОМ Возможно, после столичного житья Ярославль и мог показаться Бирону ссылкой, но, судя по фактам, жилось ему у нас весьма вольготно и безбедно. Вот что говорится по этому поводу в одном из магистрских журналов того времени: «Герцог Курляндский с фамилиею в 1742 году квартиру имел в купленном ярославским магистратом и гражданством на приборные деньги на 1200 рублев в каменном доме, в котором на безопасных с каменными железными затворами и решетками выходах и кладовых палатах состояло теплых четыре, да неподалеку от оных, об одном апартаменте несколько покоев и немалое ж число купеческих каменных для делания кож… палаты с печьми, все с каменными сводами и особливо выходы и погреба… и несколько жилых палаток из амбаров, выломав своды, в другие потребности переделаны. Того сверх каменного строения в разные времена деревянные покои построены». На содержание герцогской семьи было определено 5000 рублей в год. Государыня дозволила Бирону принимать у себя всех, кого он пожелает, выезжать самому на охоту, однако ж, не далее как на 20 верст кругом Ярославля, «за пристойным и честным присмотром», то есть в сопровождении караульного офицера. Сверх того, по приказанию императрицы Бирону были присланы из столицы принадлежавшие ему библиотека, мебель, посуда, охотничьи собаки, экипажи и несколько лошадей. Сам герцог был весьма удручен своим провинциальным житьем, а потому предавался разного рода склочным занятиям. В частности, документальный след в истории оставила его тяжба с приставленным к нему офицером Дурново, якобы притеснявшим опальное семейство. Бирон за множеством досуга составил пространное письмо на имя государыни, в котором перечислял многочисленные вины своего притеснителя. Елизавета потребовала объяснений от обвиняемого, тот их написал. Тем дело и кончилось. А вот жена герцога ярославскую ссылку приняла со смирением и не стала предаваться унынию. Вместе со своей дочерью она стала вышивать на шелковой материи изображения сибирских инородцев. Кстати сказать, материей этой до сих пор обиты стены митавского замка Биронов. Занималась герцогиня и сочинительством — несколько ее стихотворений духовного содержания на немецком языке, сочиненных в Ярославле, в 1777 году были изданы в Москве. КАК ДОЧЬ БИРОНА ВЫРВАЛАСЬ ИЗ НЕВОЛИ Дети герцога, видимо, во многом унаследовали черты характера своего строптивого родителя. Младший сын Карл, оставивший о себе славу шалуна и повесы, дважды покушался бежать из Ярославля, но безуспешно. А вот дочери его Гедвиге-Елизавете это удалось, хотя несколько своеобразным способом, поскольку девица сия хотела не только вырваться из провинциального города, но и вернуть себе любовь и покровительство царских особ. А потому с первых же дней своего приезда в Ярославль Гедвига-Елизавета постаралась расположить в свою пользу влиятельных лиц города, чтобы при их посредничестве связаться с более высокими особами. Но мирные ярославцы далеки были от интриг царского двора, а потому ничем не могли пособить молодой принцессе. Тогда она написала письмо к начальнику тайной канцелярии графу Шувалову и просила его принять участие в ее положении. Но и это ни к чему не привело. Наступил год 1749-й. В этом году императрица переехала со своим двором в Москву и в апреле отправилась пешком на богомолье в Троицкую лавру. Узнав об этом, Гедвига-Елизавета ночью явилась к жене ярославского воеводы Бобрищевой-Пушкиной и, обливаясь слезами, объяснила ей, что давно уже чувствует душевную потребность принять православие, но отец, не желая допустить этого, подвергает ее жестоким преследованиям. Принцесса умоляла Пушкину отвезти ее в лавру, где хотела лично просить императрицу о заступничестве. Пушкина обрадовалась случаю обратить на себя внимание государыни, и в ту же ночь они отправились в Сергиев Посад. План удался вполне. Елизавета Петровна, известная своей великой набожностью, взяла под свое покровительство «бедную овечку». Через три недели Гедвига-Елизавета торжественно приняла православие в церкви Головинского дворца, получила имя Екатерины Ивановны и должность главной надзирательницы над фрейлинами. Не столько бегство дочери, сколько ее переход в другую веру поначалу поверг Бирона в отчаяние, так что даже сама Елизавета опасалась за жизнь его. Но через несколько недель герцог вполне оправился и даже простил вероотступницу. ТРЕТИЙ ПЕРЕВОРОТ СПАС ЯРОСЛАВЦЕВ Увы, дом, в котором обитало семейство Биронов, не дожил до наших дней. 11 мая 1760 года в Ярославле заполыхал грандиозный пожар, в результате которого дом герцога сгорел до основания. «Сгорело все, что нам в нынешнем несчастливом состоянии некоторую спокойностью служить имело», — жаловался Бирон канцлеру М. Л. Воронцову. Капризное семейство герцога и без того было в тягость мирным обывателям Ярославля. Но после того как Бироны погорели, городские власти впали в полное уныние, ибо Бирон требовал построить для себя новый дом. Ему на жительство предложили один из лучших домов города, принадлежавший купцу Викулину (ныне ул. Советская, 3), да плюсом для его челяди несколько соседних домов с прилегающим к ним обширным садом, но бывший царский баловень выказал недовольство и потребовал для себя новых палат на месте сгоревших старых. Для небольшого города строительство апартаментов для такой особы было сущим разорением. А потому магистрат обратился к сенату с мольбой «избавить ярославцев от постройки для бывшего герцога Бирона, с фамилией, нового дома из городского кошту». Нежелание Бирона жить в предоставленном ему жилище можно объяснить еще и тем, что опальный герцог под предлогом отсутствия приличного угла все-таки хотел вырваться на свободу. «Спаление» бироновского жилища вызвало в городе такой переполох, что полицмейстерская контора выдала распоряжение: запечатать печи во всем городе. В народе поднялся страшный ропот. После долгих размышлений магистрат разрешил топку печей, но не более двух раз в неделю — по понедельникам и субботам. Далее домохозяев обязали иметь дневную и ночную стражу, которая «примечала бы всяких чинов людей, а паче из подлых, сумнительных по образу нищих и ханжей, кои шататься будут по улицам поздно». Спас ярославцев от бироновского разорения третий царский переворот. Пришедший к власти в 1761 году Петр Третий освободил узника. Великодушный император, явивший свою милость едва ли не ко всем лицам, пострадавшим в предыдущие два царствования, даровал свободу и ярославскому узнику. И не одну только свободу. Призвав Бирона в Петербург, Петр Третий возвратил ему ордена и знаки отличия, отказав, однако, в возврате ему Курляндского герцогства, потому как сам имел на него виды. И лишь четвертый переворот, путем которого к власти пришла Екатерина Вторая, вернул Бирону его имение. Императрица милостиво отпустила герцога в родную Курляндию, коей тот правил еще 7 лет и на исходе 1769 года передал управление своему сыну Петру. 17 декабря 1772 года в Миттаве, имея 82 года от роду, Бирон умер. А на месте дома, принадлежавшего в середине XVIII века ярославскому купцу Мякушкину и в котором коротал дни своего изгнания могущественный Бирон, со временем вырос другой дом. Теперь в нем располагается департамент образования.
