О необычной судьбе и творчестве Александра Лобанова наша газета рассказывала неоднократно. Но феномен Лобанова настолько необычен, что к этой теме можно возвращаться вновь и вновь. Хотя бы для того, чтобы понять, что есть такое человек вообще. Глухонемой, с диагнозом «слабоумие», проживший чуть ли не всю жизнь в стенах психолечебницы под Ярославлем,
Лобанов оставил уникальное художественное наследие — тысячи рисунков и записные книжки. При этом он не умел ни читать, ни писать — был неграмотным. Александр Павлович Лобанов остается неразгаданной тайной, над которой бьются психологи, искусствоведы, философы. Каждый год на международных конференциях психотерапевтов и психологов, посвященных аутсайдерам и теме арт-брют, в том или ином аспекте затрагивается феномен ярославца Александра Лобанова. А в прошлом году во Франции вышла книга, посвященная ему и его творчеству. Может быть, в далеком будущем ученые и смогут разгадать тайну Лобанова, совсем недавно ушедшего из этой жизни. С ДЕТСТВА БЫЛ БАШКОВИТЫМ Родился Александр Лобанов в 1924 году в Мологе, с детства был любознательным, хотя глухонемым и слабоумным. До сих пор не ясно, родился ли он глухонемым, либо это было следствием перенесенного менингита, которым Саша заболел в три года. Мир детства можно представить только по работам художника. Это непременные качели. Это небо и птицы, которые летят высоко. Когда Мологу затапливают, семья переезжает в Ярославль. Помимо Александра в семье было еще двое здоровых детей. Семья была достаточно зажиточной, и они каким-то образом умудрились свой дом перевезти по железной дороге. Впечатления от этого события много лет спустя также найдут отражение в творчестве художника. Сначала Александр учился в Загорской школе для глухонемых, но она закрылась из-за войны. Да и грамота в этой школе у него особенно не шла. По возвращении домой Александра сначала устраивают на предприятие легкой промышленности, типа швейного, но ему там не нравилось, его часто обижали женщины, дразнили, что он маленький. Он это все объяснял дома. Тогда его устраивают работать на моторный завод. Там ему было более комфортно. Тем более что он с детства любил технику, любил мастерить, любил технически что-то воображать. ПОПЫТКА ВЕРНУТЬСЯ ДОМОЙ Но все чаще Александр ведет себя неадекватно. Мать остается одна с тремя детьми, и ей все тяжелее управляться с больным сыном. В 1947 году встает вопрос о том, чтобы поместить его в психиатрическую больницу. Диагноз — слабоумие, поэтому место для него в больнице сразу же находится. Чуть позднее из Ярославля его переводят в печально знаменитое Афонино, где он не просто прожил до конца своих дней, но стал художником и приобрел мировую известность. Сначала Александр очень бунтовал против больницы. У него есть картина «Мальчик стреляет во врача», красноречивее всяких слов говорящая о его протесте. Интересно, что на этом рисунке он изобразил себя мальчиком, хотя ему было уже 23 года. Врач показан настолько грубым, что даже ваза с цветами на столе упала — наклонена, как Пизанская башня. Раз в год мать навещала Александра в больнице. Видимо, чаще было нельзя. Но он всегда ждал этого дня. И копил деньги. За работу в больнице больным выплачивали деньги. Он их копил на дом или на ружье. Страсть к оружию у Александра была с детства и до последних дней. Откуда? То ли веяние времени — ружья так часто встречались на плакатах тех лет. То ли оружие Александром воспринималось как символ защиты. Был в его жизни и реальный случай с ружьем. Некоторое время в доме Лобановых квартировали красногвардейцы, у которых были ружья. Они очень привлекали мальчика. Особенно нравилось ему трогать затворы. И красногвардейцы в шутку пообещали мальчику ружье подарить. Но не подарили. На всю жизнь остались, видимо, и обида, и любовь к оружию. Первое время, когда Александр встречался в больнице с матерью, он просил, умолял, требовал забрать его домой. Позже на ее глазах рвал деньги, которые копил на ружье или на дом. Рвал в отчаянии, вероятно, осознав, что мать уже никогда не заберет его домой. А потом, когда возвращался в палату, записывал сумму уничтоженных денег и писал «не жалко». И так продолжалось из года в год. КАК БОЛЬНОЙ СТАЛ ХУДОЖНИКОМ Мать Александра умерла в 1964 году. Но, несмотря на обиды, он пронес через всю свою жизнь гениального сумасшедшего светлый образ матери. Женщин Лобанов практически не рисовал, и только образ матери был исключением. Дошедший портрет матери (по всей вероятности, это все-таки мать) более чем причудлив. В короне со сложными узорами, с длинной, но довольно тонкой косой через плечо и двузатворным ружьем. После смерти матери Лобанов начал словно успокаиваться и стал рисовать. Брат и сестра в больнице его не навещали. Точнее, попытки были, и первые годы брат приезжал. Но Александр отказывался с ним общаться, вел себя агрессивно, и, по всей вероятности, врачи посоветовали прекратить эти контакты. Начал рисовать Александр в 33 года, как раз после смерти матери. Видимо, для него это тогда был единственный выход из отчаяния. Врачи уверяли, что с таким диагнозом, как у Лобанова, живут 30 — 40 лет, не больше. Ждали конца. Но сначала медперсонал стал замечать, что больной Лобанов ведет себя потише, поспокойнее. Поняли, что рисование его отвлекает, успокаивает. Очень обрадовались этому. Никто всерьез к его рисункам не относился. Тем более что рисовал он на чем попало, чем придется. Рисовал ружья, причем самые причудливые. Много охотничьих сцен, лодки, качели, деревья. Не зная грамоты, Лобанов практически без ошибок подписывал свои работы. Одна из картин называется «Смотрю, как растут деревья». Сначала Лобанов рисунки свои раздаривал местным жителям, персоналу больницы. Некоторые складывал в чемоданчик, который стоял у него всегда под кроватью. До самой смерти. Очень много автопортретов, самых невероятных. Начинал Лобанов любой рисунок всегда с рамочки, которую тщательно вырисовывал. Словно очерчивал грубую действительность от тонкого искусства — рисования. ОТКРЫТИЕ ХУДОЖНИКА Как художника Лобанова открыли случайно. В 1997 году в больнице «Афонино» был страшный голод. Больные буквально умирали от голода, обглодав не только цветы на подоконниках, но и штукатурку на стенах. Скандал, разразившийся благодаря российскому телевидению в области, впервые позволил проникнуть в больницу журналистам. После 1997 года к Лобанову пришла известность. Осознавал ли он ее? Но если до этого он почти никогда не смотрел новости по телевидению, то теперь стал смотреть: он видел там себя и каждый вечер снова ждал появления этого чуда. Ему нравились подарки, которые ему начали присылать со всей страны: карандаши, фломастеры, краска, белая бумага. Он все тщательно рассматривал и убирал. Выставки Лобанова стали устраиваться все чаще. Те, кто изучал творчество Лобанова или претендовал на это, общались с глухонемым художником в основном через его друга, водителя больницы Геннадия. Именно Геннадий служил для Александра проводником в реальный мир, от которого Лобанова так жестоко отгородили. Сначала Геннадий приглашал его к себе домой пообедать, рассказывал ему про охоту. Отсюда тема охоты так обильно представлена в творчестве Лобанова. Геннадию разрешили брать Александра в город. Благодаря Геннадию Александр открыл фотографию. С тех пор фотографировался много и упорно. Летом Лобанов любил сидеть на траве под деревьями и наблюдать за облаками. Со стороны казалось, старичок-философ размышляет о жизни. В конце жизни лицо его все чаще озарялось спокойной, умиротворенной улыбкой. Так улыбается человек, осознавший, что выполнил свой долг, добился цели. Но он же был слабоумным. Непонятно, как он мыслил. Также непонятно, как он писал. Лобанов был абсолютно безграмотным, но не только подписывал свои работы, причем почти без ошибок, но еще и оставил после себя множество записных книжек и исписанные крупным красивым почерком тетрадные листы, в которых и мысль есть, и логика прослеживается: «Белый хлеб — плохо. Пряники — плохо. Не употребляю». Он записывал названия художественных фильмов с только ему понятными обозначениями. Буква «п» означала «понравилось». Он писал свои мысли. Когда ему показывали буквы и слова, написанные крупно, он мотал головой: не понимаю. Когда Александру Павловичу Лобанову исполнилось 75 лет, ему вручили паспорт на его выставке в художественном музее. Это, конечно, исключительный случай для пациентов «Афонина». На выставки, кстати, Лобанов отдавал только те рисунки, которые хотел отдать. Спорить с ним было невозможно. Так же, как не могли его убедить улучшить его жизненные условия. Его хотели поселить в отдельной комнате в «Афонине», но Александр привык жить в палате, где 30 — 40 человек. Отказался он переезжать и к родственникам. Родственники его оказались людьми порядочными, просто не знали, что брат жив, ведь врачи им говорили, что он скоро умрет. Когда Александр на своей выставке увидел брата, показал рукой: я, мол, тебя помню маленьким, ты вырос. Я РИСОВАНЬЕ 30 августа Александру Лобанову исполнилось 80 лет. Он совсем немного не дожил до своего юбилея. Лобанов развивался обратно пропорционально годам. К семидесяти он достиг возраста трехлетнего ребенка, и впервые в его ощущениях появилось слово «я». Он написал «Я рисованье». Слово «художник» он не знал и знать не мог. На кладбище в Чурилкове на могиле Лобанова в день его 80-летия открыли памятник. Художники Елена и Михаил Макаровы, авторы памятника, влюбленные в творчество Лобанова, довольно точно уловили образ рисовальщика: ночь, крылья, сны. Сейчас творчество Александра Лобанова изучается больше за рубежом, чем у себя на родине, в Ярославле. Руководители арт-проекта «ИНЫЕ», открывшие творчество Лобанова, мечтают о музее брютального искусства: коллекции у нас шикарные! Чего стоит только наследие Лобанова, которое готовы принять самые престижные музеи и страны, и мира. Но хотелось бы, конечно, оставить его дома, в Ярославле.
