Что лисица хитра и проказлива, об этом знают все. С раннего детства, как только ребенок начинает что-нибудь мыслить, взрослые читают ему сказки о кумушке: как она обманула мужика, везшего в санях мороженую рыбу, как в басне Крылова объегорила ворону, и многие другие сказки и байки, в которых хитрунья всегда выходит сухой из воды.
У охотников свои понятия о лисе, они хорошо знают ее, так сказать, другие стороны и поступки. Многие охотники-лисятники сталкивались на охоте с исключительной изворотливостью их, спасающих свою пышную шкурку, а нередко и с непостижимой глупостью. Например, существует охота на лисиц зимой нагоном, то есть загонщики гонят из лесного отъема или поднятую в поле с лежки куму на затаившиеся номера (на стрелков), в результате чего лиса попадает под выстрел. И так из года в год, из века в век не может она понять, что не надо бежать, куда гонят, что там опасность и смерть. Зайцы, которых считают косыми и глупыми, и те поступают хитрее. Например, русак из-под загонщика часто бежит не прямолинейно, а дает стрекача в сторону, перпендикулярную загону. И охотник с сожалением провожает взглядом удирающего рыже-голубого бегуна. А заяц-беляк, тот еще проворнее, он обитатель лесистой местности, и добыть его без гончей собаки довольно проблематично. Главная его особенность в том, что он не боится загонщиков. Беляк никогда не бросается опрометью, а то и дело останавливается, встает столбиком, выслушивает и как будто знает, что впереди ожидают дяди с ружьями. Принимает верное решение, поворачивает назад и, не обращая внимания на орущих загонщиков, прошмыгивает между ними в противоположную сторону. А лисица не понимает, подводит, казалось бы, ее хитрый ум, и, видимо, никогда не поймет. Впрочем, и у людей такое случается нередко, когда они несколько раз наступают на одни и те же грабли… Вспоминается один выход на охоту в последний день сезона — 28 февраля. Компания состояла из трех человек: мой давний испытанный друг Георгий, я и только что отслуживший в армии мой внук Дима. Он без ружья и был у нас в качестве загонщика. Оставив машину у селения Нажеровка, мы в полной охотничьей готовности пошагали на лыжах в сторону села Василькова. Эти равнинные места нам знакомы хорошо, охотились здесь не раз и знали, где какой зверь обитает. По курсу нашего движения находился небольшой ручей Кузяйка, образующий болотинку с низкими кустами тальника и невысокими березами. Местечко было довольно уремное, и здесь любила устраиваться на дневную лежку Патрикеевна. Распорядителем на охотах всегда был Георгий, он в молодости окончил высшее военное училище, и у него на всю жизнь осталась привычка командовать, он офицер запаса — ему и карты в руки. Внушив Диме, как надо идти, какие шумы производить, какой стороны довлеть, мы оставили загонщика, а сами пошли в обход, достигли, как говорят, намеченных рубежей, окопались, обтоптались и были готовы к встрече с кумой. Но перед этим моментом мы шепотом слегка поспорили. Я убеждал командира, что надо сместиться, так как почти за спиной село Стрелы и лиса не пойдет в деревню. Мои убеждения не возымели действия, и Георгий поставил точку в споре, сказав: «Пойдет как миленькая, как ошпаренная, к тебе в ноги прикатится, только не зевай!» Загонщик шел, покрикивал, постукивал лыжной палкой по деревьям, в общем, делал свое дело. И вот появилась она, сначала держала направление вроде на нас, и мы уже обнадежились, но крупный лисовин приостановился, посмотрел в сторону села и, не сообразуясь с нашими замыслами, отвалил в направлении Елизаровской гривы. Держа пышный хвост на отлете, набрал скорость и скрылся из виду. Тут уж я наехал на своего друга, попенял ему: «Я говорил тебе — не пойдет на деревню! А ты — пойдет как миленькая. Вот она и убежала как миленькая! По твоей вине остались без трофея!» Георгий конфузливо молчал. Да и что скажешь? В других загонах лисиц не оказалось, и во второй половине дня мы возвращались к машине пустыми, как говорят охотники, «попом», то есть без трофея. Шли по шоссейной дороге, что связывает Нажеровку с Васильковом. Усталость и единственное желание поскорее добраться до машины притупили горечь неудачной охоты, и мы тащились по дороге, держа лыжи под мышкой, разговаривали, вспоминали прошлые счастливые и невезучие охоты. Естественно, говорили больше о лисицах. Я вспомнил один, можно сказать, банальный случай, но как нельзя лучше подтверждающий чрезвычайно тонкий слух лисиц. В один из зимних лунных вечеров я подстерегал их в окрестностях родной деревни Галахово. Между лесом, где они днюют, и свинофермой — небольшое болото Изгорь, на краю его я и оборудовал засидку со стульчиком для сидения. Вглядываясь в стенку елового леса, я временами поднимал голову, любовался звездным небом, во всю ширь раздобревшей луной. Но вот что-то мелькнуло на опушке, а затем и обозначилось еле приметное пятнышко, с каждой секундой оно росло. Мне стало ясно, лисица жалует к свинарнику полакомиться поросятками-младенцами, погибшими и выброшенными свинарками. Вечер был морозный, я был в овчинных рукавицах, и когда лисица по своей набитой тропе приблизилась ко мне метров на двести, я решил снять рукавицу с правой руки. Сняв, положил на колено. И только стал поднимать ружье к плечу, готовясь к выстрелу, рукавица свалилась и, как казалось мне, бесшумно упала в мягкий снег. Но этого хватило для того, чтобы не сбылась моя мечта — украсить огненным пышным воротником мою жену. Лисица мгновенно, в прыжке, развернулась и скрылась в мерцающей мгле. Правы знатоки, утверждающие, что лисица и под снегом слышит писк мыши за полкилометра. А шорох упавшей рукавицы, для меня не слышимый, оказался достаточным для чуткого зверя, чтобы понять: впереди опасность! Охотникам известно: лисица больше всего боится человека, его запаха, крика, более опасных врагов у нее нет. Начало этому было, видимо, положено тогда, когда наш пращур стал укрывать свое тело шкурами зверей. Мех лисицы наиболее подходил — легкий, теплый, красивый. С тех давних пор и поныне существует противоборство: кто кого! И всегда с переменным успехом. Вспомнили еще об одной зимней охоте в окрестностях Ново-Ошанского. Это бывшая барская усадьба на возвышенном месте, ниже с южной стороны широкая пойма небольшой речушки Княжны, когда-то здесь был приличный пруд, ныне превратившийся в болото с маленьким зеркалом воды в центре. Буйно растущий, густой в человеческий рост камыш занял большую площадь, был трудно проходим и являлся хорошим укрытием: летом уткам, зимой русакам и лисицам. Охотясь на последних, наш предводитель Георгий с высокого угора осматривал местность. Светило солнце, февральский снег, отражая лучи, слепил глаза. Георгий, обладая исключительно острым зрением, увидел пару лисиц, тихой рысью спускающихся с противоположной горы, трусящих прямо в камыши. «Давайте скорей окружать! — шепотом призвал нас третий компаньон Николай. — А то уйдут». «Не горячись, — возразил Георгий. — Оставим их в покое, пусть облежатся, через часик вернемся, возьмем их, как шавок, голыми руками…» Мы удалились от камышей и вернулись через некоторое время. Я и Георгий встали на номера. Николай пошел в загон. Двигался он с попутным ветерком, и были четко слышны его голос, похлопывание рукавицами и другие шумовые эффекты. Стоя, мы сжимали в руках ружья, готовые произвести выстрел, как только появятся лисицы. А загонщик все ближе и ближе, вот уж голова его в белой шапочке плывет над желтыми камышами, а лисиц все нет и нет. В итоге загонщик вышел к нам, а лисиц не оказалось. Местность хорошо просматривалась, и не могли же рыжие бестии уйти незамеченными! «Значит, их и не было вовсе!» — подумал я и обратился к распорядителю, высказав сомнение в присутствии пары лисиц в камышах. В ответ Георгий, человек горячих кровей, моментально, словно чайник «Тефаль», вскипел и запальчиво возразил: «Вы думаете, у меня галлюцинации али мираж какой? Нет уж, извините-подвиньтесь, свои гляделки протрите!» Преодолев наше сопротивление, Георгий вторично послал Николая в загон, напутствовав фразой: «Продери как следует, они там, в камышах!» Загонщик повторил свой путь так же, как и в первый раз, с той лишь разницей, что орал в камышах пуще прежнего. Я стоял, не веря появлению «пары», расслабился, грыз сухарик, и ружье висело на плече. И вдруг выпуливают из камышей обе, одна в моем направлении, другая бросилась в сторону Георгия.… Тут, наверное, читатель может предположить, что кумушки нас как-нибудь надули, но нет, обе оказались нашими трофеями. Почти каждый охотник встречался с тем, как лисы скрывались от преследователей в металлических мелиоративных трубах, их в нашей низменной местности было много, брошенных на краях полей и где попало. Охотник тропит огневку или камышевку, старается по следу достичь лежащую в каком-нибудь снежном намете и понимает: цель уже близка, ружье наготове, вот-вот из белого снега вырвется рыжее пламя, тут уж не зевай, не будь мазилой, и, возможно, женская часть твоей семьи будет любоваться и восторгаться золотистым воротником или горжеткой, а ты будешь сохранять притворное равнодушие… Лисий след приводит к метельному, отвердевшему застругу, под которым торчит… труба-трехсотка. В нее и забралась обладательница вожделенного меха. Взять лисицу в трубе невозможно, длина их бывает до 15 метров, надежное убежище! Некоторые охотники разводили у конца трубы костер, намеревались дымом выкурить, но лиса в этих случаях не покидает своего недоступного убежища. Некоторые стреляли в трубу, и это бесполезно, дробь при выстреле стремится в стороны, дробины стукаются о стенки трубы, теряют силу, становятся неубойными. Да и как достать потом ее из трубы? На другой день можешь прийти и по следу посмотреть, как лисица благополучно покинула железную нору и ушла в полевые просторы. После любого нашего с Николаем рассказа Георгий искал момент, чтобы вставить фразу: «А все-таки лисица в деревню идет!» Мы возражали, и Георгий в доказательство пересказал когда-то произошедший случай с лучшим ростовским охотником-лисятником Трусовым, от выстрела которого редкой лисице удавалось спастись. Будто бы Трусов с напарником по свежей пороше целый день преследовали матерого лисовина, в конце концов он прибежал к крайнему дому малонаселенной деревни, и след его оборвался. Охотники, не поднимая голов, кружили вокруг дома, высматривая, проверяя все места и закоулки, где бы мог спрятаться неутомимый беглец, но лисовина нигде не было. Но не мог же он удрать, выходного следа не видно! И тут Трусов случайно оторвал взгляд от снега, поднял голову и, к удивлению своему, увидел лисовина на… коньке крыши, прижавшегося к печной, из красного кирпича трубе. После, когда лисовин был приторочен к рюкзаку, охотники стали разгадывать, каким образом он забрался на конек. Оказалось, очень просто: к крыше дома наклонно были приставлены слеги, десятка два. По ним-то, как по лестнице, и взобрался хитрый лисовин. Впрочем, это и стоило ему жизни. Ту трусовскую быль-небылицу я подытожил стихотворным экспромтом: «Сидел лисовин за трубой и выгибал хвост дугой…» Все может быть и все не может быть, добавил я и вспомнил прочитанное в какой-то охотничьей литературе: как лисица, преследуемая сворой гончих, не могла от них оторваться, они настолько ее допекли, что она пошла на отчаянный поступок: разбрызгивая воду, побежала по отмели какого-то водоема, затем, словно утка, нырнула на дно, села, и только носик черной пуговкой торчал из воды. Гончие и подумать не могли, что лисица может укрыться под водой, и потеряли ее след. Вот так и шли мы, разговаривая, приближаясь к Нажеровке, уже четко желтела лимонным цветом оставленная на дороге наша легковушка. День был сам по себе превосходный, канун марта, и уже во всем чувствовалось приближение весны: почернели дороги, принабухли верхушки молодого березняка. Опускающееся солнце грело нам левый бок, мы с удовольствием подставляли свои лица его ласковым лучам. Шли, вполне смирившись с результатом неудачной охоты, и уже предвкушали тот благостный час, когда в Ростове на кухне Георгия, освободившись от охотничьих доспехов, выпьем по чарочке и пуще прежнего потекут жаркие беседы. Вдруг наш командир остановился, резко поднял руку вверх, этот сигнал означал: всем стоять! Мы встали, с недоумением смотрели в лицо Георгия, а он не сказал, а еле слышно выдохнул: «Лиса-а». И указал рукой в сторону поля, примыкающего к Петрушину. И действительно, мы увидели на синеватом снегу четкое рыжее пятно, не похожее ни на камень, ни на кочку. Георгий тем временем вынул из-под куртки телескопическую зрительную трубку, приложил окуляр к правому глазу и, как Петр Первый на вражеский флот, воззрился на лисицу, тут же прошептав: «Да, это она! Спит крепко». Это охотничье счастье — трофей лежит как на блюдечке, осталось только взять его! Командир, не теряя времени, уже отдавал четкие команды загонщику: «Зайдешь от ивановской дороги, старайся отжимать ее от Петрушина, надави как следует, не давай ей думать. А мы встанем вон там, в деревню она не пойдет, как меня убедили, а побежит по канаве как миленькая…» Мы с Георгием встали на номера, он, как всегда, на верном лазу, я метров на сто в стороне, окопались, замаскировались, приготовились принять зверя. Вот и загонщик наш уже виден, напомню, он без ружья, с одной лыжной палкой. Ему, загонщику, в загоне дозволяется все: кричать, петь песни, свистеть, можно во всеуслышание ругать своего начальника, жену, если таковая есть, правительство. Все это только на пользу — чем больше шума, тем лучше. Вот он и шел вольно, размахивая палкой, стучал по молодым деревцам и подходил к лисице все ближе. А та, видимо, понимала, что попала в обхват, не вскакивала, чтобы бежать, а только вжималась в снег. Мы напряглись, сдвинули на ружьях кнопки предохранителей на положение «огонь». У меня ружье было двуствольное, зато у Георгия — пятизарядка, мимо него не только лиса, мышка не проскочит! Но когда от загонщика до беспечного трофея оставалось шагов этак пятнадцать, лисица вымахнула из своей утрамбованной ямки и, не задумываясь, бросилась в Петрушино. Загонщик, как его учили, ринулся параллельно направлению хода лисицы, а та, не обращая внимания на этот маневр, продолжала бежать в деревню. Я обомлел, это не сообразовывалось с моим убеждением и обезоруживало меня перед Георгием. Загонщик добежал до крайнего дома, из него вышла женщина и что-то прокричала. Стало ясно, что лисица избежала наших выстрелов и теперь, видимо, мчится по ту сторону Петрушина. Я подошел к Георгию, он был зол и встретил меня свирепым возгласом: «Ну что, охотничек, твердил — не пойдет в деревню, пошла как миленькая!» Теперь я был сконфужен, лисицу не добыли по моей вине, а это всегда откладывает неприятный осадок в душе. Тем временем загонщик подошел к нам, от быстрого бега он вспотел, капли пота усеяли лицо, волосы взмокли и темнели прядями на чистом юношеском лбу. Вытерев лицо вязаной шапочкой, он выкрикнул: «Кот!!!» «Как кот?!» — изумились мы. «Я ведь лисиц-то никогда не видел, вот и бежал за котом до самого дома, пока старуха на меня не накричала: зачем, говорит, ты моего Барсика гоняешь!» Этот откормленный огненно-рыжий Барсик, видимо, намышковавшись в поле, лег отдыхать, безветренная погода и пригревающие лучи разморили его, он крепко спал до тех пор, пока наш загонщик не потревожил его безмятежный сон. Впоследствии, приезжая на охоту в эти места, я всегда обращался к Георгию: «Посмотри в подзорную трубу, не лежит ли петрушинская «лисица»?
