Сергей — личность в районе «пятерки» в Ярославле известная. Сложись иначе судьба, мог бы он стать хлебосольным хозяином-семьянином, у которого двери дома не закрываются перед гостями. Общительный. У такого Сергея, каким он стал, двери тоже не закрываются.
Только вот гости — горе горемычное. Те, кого называют бомжами. Даже если у них и жилье есть. Опустившиеся, нетрезвые люди ручейком тянулись к подъезду его пятиэтажки. Там всегда можно было выпить и даже покуролесить. Было — потому что Сергей с 7 февраля на подписке о невыезде. И ему, скорее всего, не до гостей. Хотя его соседи за железными дверями до сих пор трясутся от страха и ни за что не хотят открывать чужим, как ни уговаривай… Да и понятно: на лестничной площадке живут в основном старушки, ветераны моторного завода. Это же сколько лет пьяного, разгульного террора выдержали бедолаги! От террора этого — кто сталкивался, знает — спасения нет. Связываться с люмпенами бесполезно и даже опасно: они уже ничего не соображают своими пропитыми мозгами и терять им нечего. Милиция на жалобы типа «соседи шумят» обычно не выезжает — не царское это дело! Что ж, возможно, настал конец страданиям соседей — светит Сергею срок от пяти до пятнадцати лет по статье за умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, повлекшее по неосторожности смерть потерпевшего. Хотя кто знает: говорят, явился он намедни с повинной. За что же повинился Сергей? Еще осенью после побоев скончалась его мать. Нелегкую жизнь прожила Зинаида. Женщины во дворе и вспомнить не могут, когда у нее муж был. И был ли? Но двоих детей она как могла растила. Наверное, нелегко ей пришлось, раз к рюмке потянулась. Дочь — инвалид, сын — непутевый. Никто также не вспомнил, работал ли он когда? Зато все хором говорили о его судимости, о его вечно пьяных гостях. Ходили слухи: год назад «скорую» вызывали к его подъезду — там на лестнице лежала избитая молодая женщина. Потом она якобы скончалась от побоев. Но так все и затихло. Видно, никому та бабенка не нужна оказалась — ни живая, ни мертвая. Мать Сергея, Зинаида, говорят, если было что выпить — выпьет, нет — просто так с женщинами на лавочке посидит. Другого ничего плохого о ней не сказали. И подругу себе нашла тетя Зина еще большую горемыку — Любу с помойки. Никто, с кем мы говорили, не знает, сколько было Любе точно лет — настолько ее обезобразили наросты грязи и лохмотья. Прикидывали, что около сорока. Жила она буквальным образом на земле. Есть в конце улицы Юности площадка с мусорными контейнерами. Прямо за ними -лесопосадки вдоль Автозаводской. Сразу за старой голубятней — крошечная полянка среди тополей. Тут-то и обитала Люба. Спала на куче хлама и картонных коробках, которые примялись и склеились от грязи, от дождей — жила она здесь где-то год. Кормилась отбросами из мусорных контейнеров. На ее полянку стекалась по ночам шушера со всей округи. Получалось, где-то над престижными кварталами Ярославля полыхало небо от рекламных огней казино и ночных клубов. Там невесть от чего разбогатевшие горожане тратили огромные деньги на роскошные блюда и вина. Тут, у Любы, костер на полянке тоже освещал кусочек неба над округой. Но ночной клуб здесь размещался на ящиках вокруг костра, и по кругу шли в лучшем случае склянки с боярышниковой настойкой или каким-нибудь лосьоном. Женщина из соседнего дома вспоминает: особенным шоком для всех стал слух, будто беременна Люба!.. Пожаловались в милицию — чтобы что-то сделали, убрали беднягу с ее компаниями куда-нибудь. Там отвечали: если у вас есть излишки жилплощади — возьмите ее к себе! И действительно, куда таких Люб девать? Их сейчас столько… Развязка произошла 5 ноября. Только-только за плечами новый праздник, выдуманный депутатами Госдумы, — годовщина освобождения Руси от польских интервентов. Да какая разница — тоже повод в принципе неплохой. Зина, собираясь к собутыльнице, прихватила с собой пенсию — не решилась оставить ее дома. Как всегда, на полянке что-то пили. Пришел и Сергей. Посидел с ними. Потом, видимо, из-за утаенной от него пенсии поссорился с матерью, принялся избивать, пинать ее… Ушел. Люба потом рассказала местным сердобольным женщинам, что Зина прилегла, стихла. Люба укрыла ее картонными коробками. Потом пригляделась-прислушалась — а бедняжка вроде как и не дышит! Cкончалась. Как явствует из милицейских сводок, от побоев. Дело было в начале ноября. А 7 февраля зарегистрирована явка Сергея с повинной. Начальник штаба Ленинского РОВД подполковник милиции Станислав Шемякин сказал: работники угрозыска раскрыли это убийство. А в угрозыске объяснили: все это время они собирали доказательства, заводили протоколы со слов свидетелей. Поражает в этой трагической истории наша привычка к убийству: ведь бабульки, с кем довелось говорить, так сказать, на месте, знали об избиении и смерти Зинаиды чуть ли не на следующий день! И сын ее спокойно расхаживал по городу. Стоит ли удивляться, если многие мне говорили: «А, бытовуха! Да это сплошь и рядом: сын убивает отца, внучка — бабушку…» И на подписке о невыезде он потому, что, дескать, если каждого сажать… Действительно, чего тут удивительного — если такое сплошь да рядом? Представляю подобную историю в газетах времен социализма. Такая публикация стала бы шоком для всей страны. А для редактора, допустившего ее, была бы большим риском. В социалистическом обществе такого просто не могло произойти — чтобы сын убил мать! Это означало бы подрыв устоев социалистической морали. И вообще, нечто из ряда вон выходящее. А сейчас, в век цифровой техники, биоинженерии и тому подобного, мы с такой легкостью переносим известие об уничтожении себе подобных… Как будто наши эмоции перетекли в цифры, схемы и определяются нажатием на кнопки «вкл.» или «выкл.». Умилил заботливый вопрос одного участкового — правда, улицы Юности и Автозаводская не его район: мол, что с Любой? А с Любой вот что. Нашли ее вскоре после того трагического случая в подъезде одного из соседних с помойкой домов. То ли помог ей кто уйти из жизни, то ли душа покинула это немытое тело, потому что жить больше Любе было невмочь…
