Из окна квартиры Энгелины Алексеевны Раковой открывается чудесный вид — раздольные луга, перемежающиеся тонкими, звенящими на ветру березами. Бывает, проснется она ночью, подойдет к балконной двери и глядит, глядит вдаль, думает о долгой непростой судьбе своей, вспоминает. А от основной автотрассы, проходящей через местечко Толга, к ее дому ведет дорога, которую строила она со своими подопечными — заключенными колонии строгого режима. И на эту дорогу смотрит она. Дорогу, с которой связана ее жизнь.
БЕДА ПРИЕХАЛА НА ЧЕРНОМ ВОРОНКЕ Энгелина Алексеевна Ракова, в девичестве Вишнякова, родилась в деревне Иловец под Старой Руссой 9 июня 1925 года. Семья была большая — три сестры и два брата. Отец в гражданскую войну был офицером Красной армии, а после войны до 1934 года директорствовал в Старорусской школе. Каждое лето вывозил своих учеников в летние военные лагеря, забирая с собой и своих детишек. Как говорит Энгелина Алексеевна, выросла она в военной обстановке. А в марте 1937 года в их дом пришла беда. Точнее сказать, она приехала глубокой ночью на черном воронке и забрала их отца. Через десять дней его расстреляли, и до 1954 года семья Вишняковых носила на себе позорное клеймо семьи врага народа. А тогда, сразу же после ареста отца, оставшейся с пятерыми детьми матери разрешили доработать в школе до конца учебного года, а затем убираться восвояси. И Вишняковы уехали в деревню. Мать с трудом устроилась на работу в продовольственный ларек. Ее мизерная зарплата и была основным источником дохода большой семьи. Старший брат поступил в Ленинградский геологический институт, но вскоре был отчислен все по той же причине — сын врага народа. Тревога жила в их доме постоянно. Тревога за оставшихся, что вот-вот заберут еще кого-то. Почти 70 лет прошло с той поры, но и сейчас от каждой останавливающейся ночью возле дома машины просыпается Энгелина Алексеевна в страхе, а потом до утра заснуть не может. ИЗ КОЛОНИИ В КОЛОНИЮ В начале Великой Отечественной войны семью Вишняковых эвакуировали в Омскую область, где они прожили три года. В поисках работы одна из сестер посылала запросы во все края, и вот в 1944 году пришел ответ — в женскую колонию для малолетних под Ярославлем, в Красном Бору, требуется учитель. Так семья Вишняковых оказалась на Ярославской земле. Так судьбой Энгелины Алексеевны стала колония. 32 года жизни отдала она работе в местах заключения. «Наша мама 32 года за колючей проволокой провела», — смеется дочь Лариса Аркадьевна, которая, к слову сказать, тоже немалый срок провела на территории колонии, расположенной в те годы в Толгском монастыре. Колония в Красном Бору дала работу чуть не всей семье Вишняковых: мать работала в ларьке, брат — бухгалтером, сестра — учителем, сама же Энгелина Алексеевна стала воспитателем трудных девчонок, не имея, к слову сказать, не только специального, но и вообще какого-либо, кроме среднего, образования. Здесь же в 1949 году и замуж вышла. Ее муж, Аркадий Раков, искалеченный на фронтах Великой Отечественной, работал в колонии учителем физкультуры. Только в 1952 году местное начальство спохватилось, что дало приют целому выводку врага народа. А спохватившись, повелело немедленно убираться с их территории. Выбор был невелик — Аркадий Раков попросил перевести его в колонию для беспризорников на Толгу. Его взяли, а с ним и его жену. В семье Раковых было уже двое детей-погодков — Лариса и Владимир. ТОЛГСКОЕ ГОСУДАРСТВО На ту пору местечка Толга в его сегодняшнем виде еще не было. Все, что тогда именовалось Толгой, умещалось в монастырских стенах. Здесь располагалась колония для беспризорников, здесь же размещался и весь обслуживающий персонал вместе с семьями. Семье Раковых отвели одну из бывших келий. Была она хоть тесноватая и довольно холодная — зимой, случалось, вода в ведрах замерзала, но зато выходила окнами на Волгу и вбирала много солнца. Здесь же, в монастырских стенах, по соседству с помещениями для беспризорников, росли и дети работников колонии. Здесь они ходили в детский сад, в школу, бегали в клуб на концерты и фильмы. Вся жизнь колонии проходила у них на глазах. «Случалось, — вспоминает Лариса Аркадьевна, — мы устраивали для колонистов своеобразные представления: пели, сидя на заборе, плясали, а они нам аплодировали. Вместе с воспитанниками колонии отмечали в клубе праздники, танцевали. Всегда жалели их. Была такая игра, когда на веревочку привязывают различные мелкие сувениры, водящему завязывают глаза, дают в руки ножницы, и он, если повезет, должен срезать что-нибудь. Мы всегда потихоньку подыгрывали колонистам, подставляя им под ножницы то конфету, то пряник… Сейчас в кедровую монастырскую рощу беспрепятственно могут попасть разве что иностранцы, а мы тогда, пожалуй, на каждом кедре посидели». Так и росли они вместе, дети монастыря, в своем почти что независимом толгском государстве. С многочисленных фотографий, которые бережно хранит Энгелина Алексеевна, глядят на нас ребячьи глаза. Хорошие глаза. И лица хорошие, открытые. Лица детей тяжелых военных и послевоенных лет. Как прави
