В конце прошлой недели прокурор Ярославской области Михаил Зелепукин объявил кавказцам войну.- Россия живет в состоянии войны с терроризмом, — заявил прокурор. — Люди, занимающиеся террором на профессиональном уровне, живут среди нас. Их поиск и своевременная изоляция — единственная панацея…
Если адат противоречит закону, Бог с ним… с законом Необходимо проведение проверок законности регистрации и пребывания на территории области выходцев из Северо-Кавказского региона, а также приобретения и использования ими жилищного фонда, недвижимости и земельных участков, финансово-хозяйственной деятельности предприятий и организаций, учредителями и руководителями которых являются лица указанной категории. Мы должны знать: чем они дышат, что они делают, каковы источники их доходов и направления расходов, с тем чтобы исключить малейшую возможность совершения террористических актов в Ярославской области… Чеченцы не смолчали. — Это заявление развяжет руки национал-шовинистам, — заявил в тот же день и.о. председателя ярославского отделения Ассамблеи народов России, президент общества чечено-ингушской культуры «Вайнах», уроженец Старой Сунжи, восточного предместья города Грозного, Нур-Эл Хасиев. — Тем, которые работают в плане разжигания межнациональной розни… В который раз вспыхнул и погас провинциальный конфликт между чиновником и чеченцем. И конфликт этот еще не раз повторится, не в Ярославле, так в Ростове, Краснодаре или Москве. Так и ругаются они бесконечно — чиновник с чеченцем. Один кричит о криминальной нации, другой доказывает, что нация его самая законопослушная. И никогда не договорятся, потому что хотя и в одном государстве живут, да по разным законам. И события последних лет в том же Ярославле наглядно это показывают. ЧАЙ ПО-ВАХХАБИТСКИ В своей речи Михаил Зелепукин говорил о Беслане и взрывах в Москве, но не упомянул другой крупный теракт — взрыв Дома правительства Чечни 27 декабря 2002 года. Погиб 71 человек, 640 получили ранения. А ведь к этому теракту Ярославль имеет прямое отношение. История такова. Уроженец Ачхой-Мартана Гелани Тумриев, выпускник зооинженерного факультета Ярославского филиала Московской сельскохозяйственной академии им. К. А. Тимирязева, член КПСС с 1988 года, председатель колхоза «Знамя Советов», в 97-м году ударился в ваххабизм, похитил в Ярославле двоих своих детей от разных русских женщин — мальчика и девочку, вывез их в Чечню и пристроил в ряды незаконных вооруженных формирований. Дочь Тумриева, Алина Володина, 14 лет, сидела с отцом в кабине начиненного взрывчаткой КамАЗа, который и взорвал Дом правительства. И сам Тумриев, и Алина при этом погибли. А сын, 17-летний Илья Федотов, еще раньше пропал без вести в составе басаевского войска, напавшего на Дагестан в августе 1999 года. Оба ребенка были фактически внебрачными. Илья отца не знал до 15 лет, Алина знала едва-едва. Тумриев детей не растил, алиментов не платил, в 95-м уехал из Ярославля в Чечню, летом 97-го, когда Чечня была уже Ичкерией, вернулся в Ярославль, навестил своих давно брошенных женщин, опять втерся к ним в доверие, сказал, что решил теперь заботиться о детях, выпросил их у матерей на несколько дней: Алину — погостить в деревне под Ярославлем, а Илью — свозить на курорт в Саки, и вывез детей в Чечню 8 августа 1997 года. Матери похищенных детей до этого случая ничего друг о друге не знали. Познакомились по ходу уголовного дела. Пару лет назад я встречался с ними, записывал интервью. В этот раз беспокоить постеснялся. — Ни у меня, ни у Марины даже мысли не возникало, что мы своих детей больше не увидим, — сказала мне тогда Елена Федотова, мать Ильи. — Тем более что Тумриев поедет в Чечню. Нам-то он говорил, что все это время в Москве жил. Думали, он уж совсем тут обрусел. Тумриев поселил детей у себя в Ачхой-Мартане, где жил со своей новой бездетной женой Айзой. 17 декабря 1997 года прокуратура Ярославля возбудила уголовное дело по статье 126 (похищение людей), адрес, по которому удерживались дети в Ачхой-Мартане, был известен, но ни Ярославская прокуратура, ни милиция не могли тогда сунуться в независимую Ичкерию. Мать Алины Володиной, Марина, обратилась за помощью к ярославской чеченской диаспоре. И уже упомянутый выше Нур-Эл Хасиев, тогда член совета общества чечено-ингушской культуры «Вайнах», отправился в Чечню. Нур-Эл Хасиев — бывший однокашник Тумриева по сельхозакадемии, в Ярославль переехал из Чечни в 80-м году, зять бывшего управляющего крупного строительного треста, хороший знакомый губернатора Анатолия Лисицына, то есть человек в Ярославле известный, влиятельный и уважаемый. В октябре 1996 года Хасиев вызволил из чеченского плена русского солдата Сашу Сидоренко. Вот он и поехал в Ачхой к похитителю детей Гелани Тумриеву. И вот что он рассказал мне об этой давней поездке. — До
м Тумриева я быстренько разыскал. Целый дом, машина «газелька», мать Гелани в тяжелом состоянии, отца тогда он уже похоронил. Жена Тумриева меня встретила, мы посидели, выпили чаю, хотя я и чай у них боялся пить, слышал, что могут чего-нибудь в чай подмешать. Выпьешь — и ваххабитом станешь. Потом Гелани приехал с охраной. Долго мы разговаривали с ним — о философии, о ситуации. Переубедить его я не смог, детей он не отпустил. Потом я еще раз приехал. В России дети уже числились в федеральном розыске. Алина училась в школе, лучшей ученицей была на фоне остальных, Илья возмужал, быстро стал лидером. Тумриева в Ачхое уважали, он там эмиром был, ну и Илья этим пользовался. Письма написали, я эти письма в Ярославль матерям привез. Чтобы матерей успокоить, я детей сфотографировал, хотя Гелани запрещал мне это делать. Я в Ачхой несколько раз ездил. Последний раз — за два месяца до второй чеченской кампании. Договорился с Гелани, что он привезет детей осенью. И больше я его не видел. Он мне предлагал привезти матерей в Ингушетию на свидание с детьми, но мать Алины не согласилась, сказала: он меня убьет. — И все-таки как он похищенных детей смог из Ярославля увезти в Чечню? Там же посты на дороге, — спрашиваю я. — Посадил в машину и увез. Он же не крал этих детей. К себе на родину вез. Вообще, мне эта история поперек горла. И эфэсбэшники меня чуть ли не в пособничестве обвиняли. Меня из-за этого Тумриева никак не назначат представителем Чеченской Республики в Ярославской области. Область не заключает договор с Чечней, а без него и представительства быть не может. Я думаю, это из-за Гелани, из-за того, что я с ним дружил. А если кто с Гитлером в одном классе учился, он тоже враг человечества? «ДЕВОЧКА ЧУВСТВУЕТ СЕБЯ ХОРОШО…» Письма, которые Хасиев передал матерям, были написаны Ильей и чеченской мачехой Айзой. Алина почему-то не написала. Всего писем было два. Вот их текст. Привет, мама, бабушка и дедушка. Пишет вам Илья. Со мной все в порядке. Когда мы ехали на море, после Москвы нас остановили на посту ГАИ и отправили машину на экспертизу, а потом сказали, что она краденая, и отобрали ее. Мы долетели на самолете до Чечни. Потом, когда купим новую машину, поедем на море. Мама, у меня все в порядке, ты не переживай. Училище пока подождет. Потом я тебе… (зачеркнуто — авт.). В следующее воскресенье купим машину и поедем на море на дней 10 примерно. Потом мы с отцом тебе позвоним, может быть, на работу. Сюда, где мы сейчас, письмо не пошлешь. Ну все, пока. Всем привет. Илья. Р. S. I love you. Письмо написано явно под присмотром взрослых. История с краденой машиной выглядит неправдоподобно, а самолеты в Чечню не летают до сих пор. Кроме того, Илья ничего не пишет о своей сводной сестре Алине. Илья познакомился с ней в день похищения в машине отца, раньше о ней даже не слышал, и странно, что мальчик не делится с матерью таким событием. Второе письмо пришло спустя пару месяцев. По словам Елены Федотовой, Хасиев ей письма не передавал. Они были подброшены в почтовый ящик. Штампы на конвертах отсутствовали. Привет, мама, бабушка и дедушка. С горячим приветом к вам Илья. У нас тут все хорошо. У меня есть тут друзья. Я учу арабский язык, уже умею писать и немножко читать. Мама, я хочу пойти учиться на компьютерные курсы. Мама, меня здесь хорошо приняли, и все ко мне хорошо относятся. Самое главное, чтобы у вас все было хорошо. Сейчас здесь почта работает плохо, поэтому вам сюда письмо никак не прислать, это после войны так. Но потом, будем надеяться, можно будет. Я вам напишу, как только можно будет прислать ко мне письмо. Мама, может быть, мы с отцом тебе скоро позвоним на работу. Мама, Отец учит меня всему, он хочет, чтобы я стал настоящим человеком. В Ярославле уже, наверное, снег, а здесь еще тепло. Пока. Передавайте привет бабе Еве, тете Марине и Максу. Передаю ручку Айзе. (Дальше другим почерком. — авт.) Здравствуй, Лена. Как дела, как работа, как жизнь молодая. Как там твои родители, как у них здоровье. Лена, я знаю, что ты переживаешь за сына, и я тебя понимаю, так как ты мать. Но тебе незачем переживать, с ним все в порядке, он даже поправился, ты не узнаешь его. У него здесь много друзей. Его здесь никто не обижает и насильно не держит. Он очень способный мальчик. Нашел себе невесту. В общем, у него все хорошо и отлично. Главное, чтобы ты не переживала. В начале весны или летом мы пригласим к себе в гости, и ты сможешь убедиться в этом сама. Когда я пишу эти строки, он сидит рядом со мной и видит все, что я пишу. У нас очень дружная семья. Мы с Ильей в хороших отношениях, а не так, как в сказках показывают злую
мачеху со своими падчерицами. Не обращай внимания на мои ошибки. До свидания, Лена, с уважением к тебе Айза. Такое вот наглое послание. Тут надо помнить, что Лена и Марина уже несколько месяцев ничего не знали о своих детях, ни разу не разговаривали с ними по телефону. Детей просто увезли обманом, а потом шлют вот такие письма как ни в чем не бывало… Удивительно, что даже сейчас, когда Илья и Алина погибли, а Тумриев назван террористом, Нур-Эл Хасиев, кажется, не видит преступления в том, что Гелани обманом увез детей в Чечню. Хасиев, конечно, осуждает Тумриева за то, что тот ваххабит и террорист и детей в это втравил, но вот в самом увозе детей в Чечню Хасиев, похоже, ничего страшного не видит. — Гелани детей-то этих любил, — говорит Нур-Эл. — Хотел, чтобы они воспитывались нормально, были набожными, достойными. Он не желал им худа. Алинка говорила: передай маме, что я ее люблю, жду. Она живая такая девочка была. Я видел, что дети обу- ты-одеты, мачеха к ним хорошо относилась. Их там не угнетали. И вот тут мы подошли к одной специфической особенности чеченского менталитета, о которой, скорее всего, прокурор Михаил Зелепукин не знает. Иначе свою борьбу с терроризмом он начал бы не с простодушного огульного обвинения всех «выходцев с Северного Кавказа», а, наоборот, попытался бы им понравиться. Потому что ссориться с чеченцами непродуктивно. Это кажется и не нация вовсе, а гигантская организация со своим уставом. Живучая, закрытая и закаленная. Лучше с чеченцами дружить и использовать по мере надобности их слабости. НЕ ПОЧЕРНЕТЬ ЛИЦОМ Обывательское мнение о том, что чеченцы — криминальный народ, не политкорректно, да и неверно. Но народ этот особенный. И принципиальное отличие вайнахов, то есть чеченцев и ингушей, от многих других народов заключается в том, что это общество до сих пор сохранило древний свод своих правил и законов — адаты. И не в виде потрепанной музейной книжки, исторического раритета, вроде библейских заповедей, которые можно нарушать, главное, не попасться властям. Адаты передаются изустно. И за их нарушение карает не власть, не районный суд, а общество. Бывает, что адаты входят в противоречие с государственными законами, например, с Уголовным кодексом Российской Федерации, и тогда вайнах действует по ситуации — выбирает меньшее из двух зол. По адатам ребенок принадлежит отцу, поэтому в похищении Тумриевым детей, с точки зрения чеченца, криминала нет. При более тщательном разбирательстве Тумриеву, конечно, можно было бы предъявить претензии. Детей он не воспитывал, не содержал, забрал их уже большими, не дает видеться с матерью, но в главном он прав — дети принадлежат отцу. Поэтому письмо Масхадову, посланное в свое время депутатом Госдумы Еленой Мизулиной, исполнительный лист Фрунзенского районного суда города Ярославля, посланный в ичкерийский минюст, а также запросы замминистра внутренних дел России Владимира Колесникова в МВД Ичкерии не могли повлиять на судьбу детей. Дети принадлежат отцу, и никакой Масхадов не вправе их отобрать. Нур-Эл Хасиев и его шеф Халимов тоже действовали в соответствии с адатом. Никто не имеет права вмешиваться в чужие семейные дела, а уж тем более докладывать об этих делах властям. Предположим, рассказали бы они Мизулиной всю правду и про ваххабитскую семью, и про то, что письма ребенок написал под диктовку. Соплеменниками бы это было расценено как стукачество — «удар языком». Тогда бы они себя скомпрометировали, или, как говорят чеченцы, «почернели лицом». И на репутации Хасиева и Халимова среди вайнахов можно было бы ставить крест. В октябре 2000 года, когда в республику уже вернулась федеральная власть, прокуратура Чечни также не могла ничего выяснить о судьбе похищенных детей. А ведь тогда Алина была еще жива, но никто в Ачхой-Мартане не дал оперативникам никаких показаний. Потому что, опять же по адату, такие показания давать нельзя — это и вмешательство в семью, и стукачество. Фактически адаты прикрывали Тумриева от преследования, но только потому, что люди, которые искали ребенка в Чечне, русские опера, ничего не смыслили в этом параллельном чеченском кодексе. Знай они о местных законах — и Алину можно было бы спасти. Те же адаты подразумевают право матери, пусть даже и русской, на свидание с ребенком. Нужно было только найти уважаемого чеченца, который бы мог выйти на старшего в семье Тумриевых, а тот в свою очередь повлиять на Гелани Тумриева. Глядишь, этот старший и вынудил бы Гелани вернуть ребенка матери. Ваххабиты, правда, даже чеченцы, авторитетов не признают, но и на
этом можно было сыграть. Раз Гелани не признает над собой права старшего, значит, сам нарушает адат, а такого человека и «языком ударить» не грех. Но ничего этого сделано не было. Ребенка в Чечне искали так же, как и в Ярославле: опросили соседей, составили протокол, осмотрели пустой дом и уехали писать рапорт о проведенных розыскных мероприятиях. И Тумриев успешно скрывался еще больше года, а потом посадил свою дочь в КамАЗ и атаковал вместе с ней Дом правительства Чечни. ПЕРЕДАТЬ ВЕСТЬ Террористическое подполье, коль скоро оно имеет отношение к Чечне, нельзя побороть преследованиями по этническому признаку. То есть теми мерами, которые предложил Михаил Зелепукин. Единственный эффективный способ борьбы — как можно глубже проникнуть в чеченское общество и действовать тонко, с уважением к людям и традициям, по возможности оборачивая чеченский многовековой уклад в свою пользу. Потому что к грубости чеченцы привыкли и выработали массу способов ей противостоять. И рощи им выжигали, и в заложники брали, и выселяли в полном составе, и бомбили — не действует. Любые грубые меры только плодили новых противников власти. Кажется, никто и не попытался победить их мозгами. На Кавказе лучше, чем в Ярославле, понимают все эти тонкости. В той же Ингушетии власти выступают против суда присяжных, потому что знают, что никакой компьютер не сможет выбрать среди вайнахов 12 независимых заседателей. Каждый будет решать, ориентируясь не на здравый смысл, а на собственные родственные связи. И палаточные лагеря чеченских беженцев в Ингушетии закрыли потому, что в этих лагерях время от времени скрывались бандиты. И никто их не выдавал… А есть еще такой адат. Если ты узнал о постигшем человека несчастье, ты обязан сообщить об этом его родственникам, «передать весть» — так это называется. — Илья с отцом добровольно жил, — сказал мне в конце нашей беседы Нур-Эл Хасиев. — А когда началась вторая кампания, Илья взял автомат и ушел вместе с ребятами в горы. Когда Илья попал в плен, он мог перейти на сторону федералов и спастись без проблем. Он же этого не сделал. И его расстреляли. Нур-Эл понял, что проговорился, и больше не сказал ни слова. Об обстоятельствах гибели Ильи Федотова и месте его захоронения ни мать, ни ФСБ, ни прокуратура ничего не знают. А проживающий в Ярославле чеченец Нур-Эл Хасиев, оказывается, в курсе. Вот откуда он это взял? Просто кто-то «передал весточку». От редакции. Эта статья вышла в «Московском комсомольце» 10 июня 2005 года. Она будет интересна читателям «Золотого кольца» потому, что речь идет о ярославских детях, похищенных и увезенных в Чечню в 1997 году, а также и потому, что «Золотое кольцо» неоднократно писало об этих детях. Это произошло после обращения в редакцию их матерей — Елены Федотовой и Марины Володиной. После выхода статей мы пытались разыскать следы ярославских подростков в Чечне. Обращались с этой целью и в ФСБ, и к депутату Госдумы России Елене Мизулиной, и к президенту общества «Вайнах» Нур-Эл Хасиеву. Какие-то обстоятельства чеченской жизни детей тогда удалось узнать, но вернуть их в Ярославль к их родным матерям никто тогда не смог. Об их трагической участи редакции «ЗК» стало известно не вчера. Но лишь теперь наш коллега, столичный журналист Вадим Речкалов, пишет об этом подробно и обстоятельно. Хотелось бы надеяться, что других русских детей, рожденных от чеченских отцов, такая судьба не коснется.
