В понедельник в онкологическом диспансере выписывали пациентов. Сосед по койке пообещал подкинуть меня до Мышкина — мы сидели в палате, поджидая автомобиля. На освободившиеся места уже поступали новые больные.
Один, сухонький, невысокого роста, по-хозяйски рассовывал по ящикам тумбочки свои принадлежности. Бодрый, улыбающийся, только без голоса, как это часто бывает у тех, кому удалили опухоль в горле. Стали знакомиться, спросили новичка, кто он. Тот быстро написал нам ответ на бумажке: «Мне 56 лет. Я военный летчик. Мне сделали две операции. А теперь — третья. После нее поставят протез — и будет голос». -Вы облучились? — поинтересовался я. Летчик, все так же улыбаясь, закивал. Приятно было смотреть на его собранные движения и бодрый вид. Похоже, что человек этот внутренне подготовился к предстоящей третьей операции и идет на нее, как на боевое задание, которое надо выполнить во что бы то ни стало. Ведь обычно перед вмешательством хирурга, даже несложным, большинство пациентов, выражаясь языком классики, «предаются грустным размышлениям». МРАЧНАЯ МУЗЫКА А как это — подготовиться? Легко только сказать… Первая в моей жизни операция мне приснилась во сне. Я долгие годы из любопытства собирал и записывал сны. Самые разные, фантастические и смешные. С какими только людьми я не пообщался в сновидениях: с Лениным, Сталиным, Анной Ахматовой. Но тот необычный, медицинский сон выпадал из их ряда. Внешне образы его просты. Я лежу на столе, вокруг сумеречно, и обступают меня люди в белых халатах. И тут же из сумерек начинает исходить тягучая, будто похоронная музыка. Она уплотняется, давит, я погружаюсь в нее, как в воду. Постепенно она скипается с окружающей тьмой, затем превращается в черный шарик, который юрко внедряется мне в правый бок. Люди в белых халатах озабоченно смотрят на меня, тревожно переговариваясь, но потом я понимаю, что все обошлось: опасность была, но она миновала. Естественно, утром, проснувшись, я поудивлялся на темную музыку болезни, но привычно занес в блокнот и этот сон. ПОХОРОНЫ БОЛЕЗНИ А через год-другой я попал в областную больницу. И надо же, как раз в правом боку, то есть в почке, обнаружили несколько мелких камешков. Был сильный приступ, один камень застрял, и врачи сказали, что он должен выйти сам. А если нет, то придется делать операцию. Надо признаться, я ее страшно испугался. Все прелести этой болезни, когда люди, по словам медиков, рожают камни, особенно тем, кто ее перенес, хорошо известны. Я настраивал себя разными способами, мысленно выгоняя из тела вредный минерал. И в пик этих усилий, когда оставался один день до окончания отпущенного срока, все обошлось. И опять, как в какой-нибудь мистической прозе, которой сейчас печатают немало, в ту же ночь мне приснился сон. Только радостный, цветной. Кладбищенская церковь в Мышкине, вся сияющая светом и ласковым теплом. А посредине — большой черный гроб. Его окутывает уже знакомая, давящая тьма. Я весело, с шутками суечусь, поджидая друзей. Этот гроб, наполненный тьмой, в два часа дня закопают в землю. Утром проснулся с облегчением, и тут же вышел камушек. Он и сейчас хранится на память. Словом, все обошлось благополучно, как увидел я внутренним оком в первом сне. А во втором, думаю, узрел, в символичных образах, как избавился от мрачной музыки своей болезни и похоронил ее. Полагаю, что тут нет никакой мистики. Просто у человека есть и внутреннее око, которое он должен разрабатывать. Оно и помогает видеть невидимое и преодолевать испытания. Наверное, похожие случаи уже описаны в специальной литературе. Я где-то читал, что у каждого внутреннего органа есть свой сновидческий символ. Например, пожар или горящая печь — хандрят легкие. Давят во сне стены тесной комнаты — сердце дает сигнал, что ему плохо. Что-то в этом роде. Может, и эти заметки пригодятся специалисту. Или просто тому, кто впервые вступает под больничные своды и бредет в операционную, поневоле предаваясь грустным размышлениям. ДЕНЬ ЧУДЕСНЫЙ Прошло десять лет с тех пор. И вот — другая болезнь, другая больница. И вот, когда-то побывав в операционной во сне, я готовлюсь на рабочий стол хирурга уже наяву. Как положено, по древней традиции, причастился. Один из священников при этом не советовал прибегать к помощи скальпеля. Смотри, сказал, у меня на боку какая штука выросла! То ли жировик, то ли что-то похуже — я живу, даже не интересуюсь, что это. Я пощупал нечто, похожее на небольшую оладушку под кожей, и ответил, что я-то — уже поинтересовался, и оказалось, что это — «то, что похуже». Врачи все разъяснили убедительно. Бояться и избегать лечения — тоже грех. Накануне анестезиолог прописал таблетку, чтобы хорошо выспаться. Утром после нее я встал не то, чтобы оглушенный, а равнодушный к окружающему. Все чувства притупились. Позвали в операционную. Она — рядом, за коридорным поворотом. Разделся, на ноги надел белые чуни. Взобрался на стол. Пристегнули ноги черным поясом, белым — связали руки. Подумалось: как арестанту. Сделали уколы, куда надо. Хирург подал пластмассовую штуковину, похожую на крышку от бидончика. Пояснил так: «Дышите, это кислород, он нужен для операции». Вдохнул в себя глубоко несколько раз и ничего не почувствовал. Потом вдруг очнулся, как показалось, на боку, успел подумать: «Ну, сейчас, наверное, начнут». И услышал: «Операция уже закончилась!» И изумился, и обрадовался: все позади, я даже ничего и не почувствовал. А операция, как потом узнал, длилась поболее часа. Уже я и на койке. Только чуть пощипывает на месте, выражаясь по-медицински, «иссеченной опухоли», да тянет в забытье. Этому мешают приехавшие родственники, просят дышать и говорить. Что говорить — я не знаю. Разрешают читать стихи. Но в опустевшей памяти обнаруживается только одно стихотворение: «Мороз и солнце, день чудесный! Еще ты дремлешь, друг прелестный»… Операция, как сообщил потом хирург, прошла успешно. КРАСИВЫЕ РУКИ Позвонили по мобильнику, что автомобиль уже ждет нас у корпуса. Мы с земляком уходим, прощаемся с военным летчиком. И с другим больным, тоже без голоса, пока приходящим в себя после реанимации. Через неделю еще и швы сняли. И тогда на домашней кровати мне приснился первый кошмарный сон. Я лежу во тьме, вокруг из нее выступают люди в белых халатах. «Подымите ему голову», — говорит мягкий голос, обращаясь к кому-то из окружающих по имени. К лицу тянется красивая, чистая женская рука. Я с криком просыпаюсь. Вроде бы ничего нет в этих образах ужасного? Скорее, наоборот. Откуда же такой страх? Дня через два снова снится: лежу во тьме, будто само сознание завечерело, погрузилось в сумерки. Опять ровные голоса вокруг, смутно белеют халаты, пласт стерильной марли ложится на лицо. И я опять пробуждаюсь от непонятного страха. Стал думать и догадался. Да это же внутреннее око, неподвластное наркозу, зафиксировало ситуацию в операционной и мое тогдашнее состояние. А страх — это отодвинутый тогда и заявляющий теперь о себе во снах, страх плоти перед вторжением в нее. Выходит, его не избежать, но осознать можно. Понял, объяснил, значит, преодолел. Еще раз подивился я на внутреннее око, так подсказывающее человеку. И заново вспомнил бодрого военного летчика. Разумеется, он много тренировался, учился владеть собой, как принято говорить, в экстремальных ситуациях. Но и ему, наверное, помогали, и не в последнюю очередь те же чудесные приборы человеческой души. Дай Бог, чтобы так было с ним и на третьей операции.
