Те, кто работает в газете не первый год, обязательно со мной согласятся: газетчиками, конечно, не рождаются, а становятся. Но иные получают такой профессиональный статус пожизненно. И даже посмертно. Наверное, об этом мои воспоминания.
ДВАДЦАТЬ лет назад я получила письмо от Михаила Танича. Наверное, мне никогда не пришло бы в голову рассказать вам об этом, если бы не безвременная, хотя и прожил этот человек почти восемьдесят пять лет, его смерть. Может, потому что я, как и многие, с опаской отношусь к тем, кто заявляет о своей тесной дружбе с кумиром, когда тот уже не может ничего возразить. Может, оттого, что по тогдашней молодости и определенному женскому легкомыслию должна была уже сто раз письмо потерять. Но оно сохранилось и попалось мне на глаза как раз в тот период, когда о поэте впервые начали говорить в прошедшем времени. И, честное слово, звучало это нелепо. На мой взгляд, Танич был самый молодой человек из всех известных мне молодых, и уход его из жизни в самом деле несвоевремен. Впрочем, теперь за него будет жить память. В том числе и моя.
А история нашей переписки интересна в основном тем, что вообще состоялась. Ну рассудите: при подготовке дипломной работы по истории журналистики я, простая студентка Волгоградского государственного университета, вдруг обратилась с достаточно бесцеремонной письменной просьбой к известному поэту-песеннику. Мол, занимаюсь наукой, изучаю тот период сталинградской газеты «Молодой ленинец», который особо интересен вашим с ней сотрудничеством, так что не соблаговолите ли ответить аж на пять вопросов. Как вы думаете, адекватный человек ждал бы ответ на свою просьбу, отклик на которую для занятого столичного поэта был бы весьма затруднителен? Даже при таком замечательном складе характера, ироничном отношении к себе и определенной нежности к людям, тем более чужим. Я не ждала. А он прислал мне письмо.
И на вопросы ответил, и личных успехов на литературном поприще и в жизни пожелал, и уважение выказал. Помню, что весьма удивила представительную комиссию на защите диплома цитатами из письма Михаила Исаевича. А сама и сейчас его мыслям удивляюсь. О таланте, о современности газетных произведений и необходимой близости журналиста к жизни простого человека. Как это не соответствует теперешним реалиям прессы в Тутаеве, в котором я уже двадцать лет корреспондентствую и где последние пять лет политический апломб и непомерное честолюбие одного районного властителя превратило творческую и публицистическую районную жизнь в войну мест-ного масштаба. Среди журналистов. Впрочем, сегодня речь не о том, как быть не должно.
В середине прошлого века в сталинградском «Молодом ленинце» работали такие известные потом в России люди, как Михаил Луконин, Маргарита Агашина, Людмила Щипахина, Федор Сухов, но все-таки 33-летний Танич был особенный. С мертвым опытом войны и тюрьмы, как он сам говорил. За редкие публикации в газете платили гроши, но он все равно пытался стать «молодым ленинцем» штатно. Увы, хвалить хвалили, но на постоянную работу не брали. А как он старался, даже писал проблемные статьи по непонятным колхозным вопросам, футбольные отчеты и цирковые рецензии. Период литературного ученичества — так он сам называл тот период. Потом у Танича действительно начало складываться: внештатника определили на выпуск приложения к «Молодому ленинцу», которое он не только сам писал, но и верстал, и развозил по адресам, но самое главное — редактировал. Дали подающему надежды газетчику квартиру в дальнем районе Сталинграда. И, представьте себе, в двух шагах от того места, где я прожила четверть века. Мы с ним даже в одном магазине на мебель записывались. Только с разницей в несколько десятков лет. Зато одинаково бесперспективно.
Потом, понятное дело, талантливого человека заметили, через Подмосковье он пробрался в Москву и так мало-помалу стал лучшим «черным котом за углом». Эту песню, как он мечтал, будут петь и в XXI веке. Как, впрочем, и множество других, иные из которых уже считаются народными. Не зря же Михаил Танич ушел из жизни поэтом-песенником. Но…
Все эти годы я, по правде сказать, не очень любила песни (по натуре немузыкальна), но чрезвычайно уважала их автора и частенько, заметив его на экране телевизора, подумывала о том, что не всем из нас дано узнать величие человека по одному только необязательному для его имиджа поступку. Мне повезло, что Михаил Танич ответил мне на письмо.
А сам он, к слову, считал, что ему посчастливилось как следует разобраться в Борисе Ельцине. Знаете, что помогло? То, что первый президент за время своего властвования не закрыл ни одной газеты. Чувствуете главное? Настоящий газетчик, даже если он стал песенником, все равно никогда не забудет про свои публицистические будни. Как мне это профессионально понятно…
