Ах, лето, лето — прекрасная пора: солнце, речка, море мороженого, гуляющие по набережной влюбленные. Пора отдыхать. Но далеко не всем летние дни приносят радость, для жителей маленьких деревень и поселков наступает по-настоящему жаркая пора, пора окучивания картошки.

Стоило мне увидеть объем работы, который предстоит, — из груди вырвался стон. Моему взору открылось огромное пространство, которое, по понятию мамы, «небольшой участок картошки», который я согласилась окучить. Еще тогда я не заподозрила подвоха в маминых словах.

Плавно покачивая на ветру ботвой, картошка словно разговаривала со мной:

— Что, кишка тонка? Давай побыстрее, шевели руками, городская. Тяпку-то сможешь поднять, а? Да смотри, понежнее со мной, а то возьму и расти не буду!

«Все. Мне конец», — пронеслось у меня в голове.

Ну, зачем, зачем, вот объясните мне, люди придумали картошку окучивать? Че ей так не растется в нашем северном крае? Вот жили бы мы в Африке, потряс пальму, насобирал себе бананов — и все, свободен. Нет, надо обязательно взять тяпку потяжелее, чтобы чуть позже под солнцепеком получить истинный кайф, махая этим сельскохозяйственным агрегатом вверх-вниз.

Но это еще полбеды, ведь повсеместно, на каждом листочке и под листочком, и на веточке и под ней сидят жуки колорадские и пялят на тебя свои жучарские гадкие глазки. Только от их внешнего вида у меня тошнота к горлу подступает, а если личинку полосатого чудовища увидеть, то и вовсе начинается нервный тик. Ненавижу насекомых!

Колорады равномерно покрывали все картофельное поле, можно подумать, что тут их разводят, а не картофель люди выращивают. Тут я заинтересовалась: чем они весь день занимаются? Скучно, наверное, вот так сидеть круглыми сутками? Любопытство взяло верх над здравым смыслом, и я затаилась рядом с одним жучарой. Наблюдала за ним целый час, а он только и делал, что ел, ел и ел мою картошку, на мгновение мне даже показалось, что он причавкивает от удовольствия, по крайней мере, звук щелкающих челюстей точно слышала. Мою картошку эта сволочь жрала!

Меня охватила ярость, я тут пол-лета сажаю, полю, поливаю — и все в надежде собрать осенью урожай, а они жрут, понимаешь, и жрут. Неплохо устроились, полосатые. Сейчас я вам задам жару!

Тщательно продумав тактику, я схватила ведро и начала бегать по полю и стряхивать туда жуков и их красно-оранжевых личинок. Еще помню, на пятнадцатом боровке подумала: «Мама обрадуется, что я тут этих тварей убиваю!» На двадцать пятом мое сознание ушло за горизонт… Но я не сдала позиций, и битва не на жизнь, а на смерть колорада продолжалась. Я устала, вспотела, но продолжала храбро идти вперед: боровок за боровком, плеть за плетью.

Как ни странно, но эти букашки, оказывается, тоже имеют мозги или что-то вроде того. Иначе как объяснить, что они стали расползаться и прятаться?

«Ага! Испугались, гады полосатые! Отступаете? Нефиг было тут и появляться! И я, с открывшимся вдруг седьмым или восьмым, точно не помню, сбилась со счета, дыханием, с утроенными силами пошла в наступление.

«Еще немного, еще чуть-чуть, последний бой, он трудный самый. А я в квартиру, домой хочу, я так давно не видела маму», — победно мурлыкала я себе под нос.

— Аня? Ань, ты что делаешь? — раздался голос мамы.

— А? Окучиваю я тут и жуков собираю, — с нескрываемой гордостью откликнулась я.

— Тебя Анна Антоновна попросила, что ли?

— Это с чего ты взяла?

— Так наше-то поле рядом со столбом, слева, а ты сейчас справа стоишь…

Я медленно повернула голову влево, передо мной уходило в горизонт поле-мутант, ровно в три раза больше участка Анны Антоновны… Пришлось снова брать тяпку в руки.

С тех самых пор я ненавижу все сельское хозяйство! Ну, скажите, пожалуйста, слабо было этой Анне Антоновне поле-то свое подписать?! Нет, все, все помнят, что где расположено, деревня, блин.