У людей, связавших свою жизнь с Волгой, а говоря попросту, работавших речниками своя, нержавеющая слава в народе. Таких в Мышкине можно было по пальцам пересчитать, а теперь осталось и того меньше. Среди них капитаны переправы Яковлев и Максимов. ЮРИЮ Васильевичу Максимову в марте исполнилось 82 года, а недавно с супругой Еленой Ивановной они отпраздновали золотую свадьбу — 50 лет совместной жизни. Дочка Юлия возглавляет детскую библиотеку в Мышкине.
У людей, связавших свою жизнь с Волгой, а говоря попросту, работавших речниками своя, нержавеющая слава в народе. Таких в Мышкине можно было по пальцам пересчитать, а теперь осталось и того меньше. Среди них капитаны переправы Яковлев и Максимов.
ЮРИЮ Васильевичу Максимову в марте исполнилось 82 года, а недавно с супругой Еленой Ивановной они отпраздновали золотую свадьбу — 50 лет совместной жизни. Дочка Юлия возглавляет детскую библиотеку в Мышкине. Сын Иван — главный энергетик табачной фабрики «Балканская звезда» в Ярославле. Родственники говорят, что начнет старый капитан о Волге рассказывать — за-слушаешься.
У речников свой, волжский юмор. Хотя и говорят, что с водой шутки плохи, но и сама она порой любит крепко подшутить над человеком, да так, что на всю жизнь случай этот запомнится. Максимов любит рассказывать, как однажды еще в пятидесятых годах прошлого века въехала на паром автомашина ЗИС-5. А тормоза-то, видать, были плохие. Не успели глазом моргнуть — покатила и упала за борт. Хорошо, что женщина-экспедитор, как и положено по правилам, из кабины вылезла. Принялась причитать: у шофера осталось трое детей. Как теперь вдове сообщить? Все столпились, стали рассуждать, как лучше автомашину со дна вытащить.
Вдруг у экспедитора глаза полезли на лоб. Хоть «скорую» вызывай. Смотрят: а по улице от памятника Ленину к парому мнимый утопленник бежит и какой-то бумажкой над головой машет. Кричит: «Я трезвый! Я трезвый!»
Оказывается, уже в воде он исхитрился из кабины вылезти, а затем по леерным канатам выбрался на берег. В панике, охватившей паром, его никто не заметил. А он махнул в больницу, она тогда была рядом, успел уже и справку взять, что был во время аварии трезв и алкоголя в организме не обнаружено.
А то раз катер и паром пропали. Ушли утром в туман — и с концами. На берегу истомились, гадая, что с ними могло случиться. Капитан Морковкин, буксировавший тогда паром, как он сам потом рассказывал, тоже истомился: пропал берег — и все, точно вышли в открытое море. Вдруг сквозь туман стал появляться и берег, и какой-то поселок на нем. Как положено, капитан возгласил в рупор: «Вижу землю! Что это за поселок?» «Это деревня Коровино. Я — Петр Шандаревский, работник вашей переправы. Неужели не узнал?» — ответил голос из тумана. Оказалось, что катер с паромом два часа всего на восьмистах метрах плутали в устье речки Юхоти. Морковкин сначала не поверил, что так за-блудились. «Если не веришь, то погляди: рядом дом моего соседа Ивана Сиднева стоит», — продолжал убеждать капитана голос. В тумане все звуки далеко, четко слышны. «Удивительно, как только они на мель не сели!» — смеялся, вспоминая, Максимов.
ВОЛГА — это не просто работа. Это судьба. В жизнь многих капитанов водная стихия вторглась еще в юности. Так было и у Максимова. Его в 1944 году семнадцатилетним пареньком призвали в армию, служил в Таллине, на Балтийском флоте. Профессию водника получил на трофейном немецком крейсере «Нюрнберг». Построенный в 1933 году, он был чудом тогдашней военной техники. Впрочем, вскоре его перекрестили в «Адмирала Ушакова». Первое время 37 немецких инструкторов консультировали советских моряков.
После семи лет службы, вернувшись из армии, опять работал на воде: ловил с рыболовецкой артелью стерлядь у речки Каменки, впадающей в Волгу. «Да и щука раньше в Волге была речная, продолговатая, — вспоминал он. — А теперь — озерная. Воды-то застойные». С тех пор стерлядь ему довелось увидеть лишь раз — в Борке, в музее НИИ биологии внутренних вод.
Конечно, паромный катер «Смелый», капитаном которого он был, с крейсером не сравнишь. Но помимо таких катеров район тогда содержал свой флот, подчинявшийся Главреч-трансу. В Пошехонье на судоверфи делали деревянные баржи. Ходили на них по Юхоти и по Волге, доставляли разные грузы для колхозов. Зимой тоже хватало дел: смолили эти суда — смолокурня была неподалеку. Да ледяную дорогу у переправы намораживали толщиной до 90 сантиметров. По ней даже гусеничные тракторы переправлялись. Делалось это на средства Мышкинского, Некоузского и Брейтовского районов в складчину. Жаль, что теперь такая кооперация заброшена.
Волгу видно прямо из окна небольшого домика, где живут Максимовы. Вон и болотистые заливы с камышами у дамбы. Там когда-то была городская улица, на которой стоял дом, где вырос будущий капитан. Да кроме нее еще четыре улицы Мышкина попали в зону затопления.
Деревянный мост через Юхоть у деревни Коровино построили заключенные. К концу шестидесятых годов он пришел в ветхость. Дорога, соединяющая соседние сельские районы и частично Рыбинский, оказалась перерезана. Тогда и выделили мышкинским речникам самоходный паром, заменивший на время ремонта мост: весь грузопоток пошел через переправу. На том самоходном пароме, пригнав его с товарищами из Волгограда, Максимов и проработал до 1979 года. «А потом самоходный паром угнали в Муром, и флота у нас не стало. Контора отошла к Угличскому порту. Все базы — в Угличе, во время ремонта там и жить было надо. Ну я и уволился».
В последние годы паромная переправа у Мышкина заметно обновилась. Только пожилые люди теперь помнят, как прежде матросы кидали с борта свернутый, как лассо, канат, а на причале ловили. Для причаливания парома не было даже простейшей лебедки. Тужась до красноты, матрос притягивал его вручную. Поэтому открытие новой переправы уже в новом веке здесь стало большим событием. Ленточку перерезал бывший тогда губернатором Анатолий Лисицын. Ему же принадлежат слова, обкатанные местной молвой, о том, что мост здесь строить не надо, поскольку переправа придает маленькому городу особый колорит. Но среди местных жителей остались и мечтатели, сторонники нового большого моста через Волгу.
Николай СМИРНОВ, Мышкин.
