Депутатский переулок. У стены учреждения, что напротив храма святого пророка Божиего Ильи, стоит мордастый неопрятный мужик, дополняет явно видную свою поддатость пивом. Осушил бутылку, сунул посудину в авоську. Но бездонное алчущее нутро еще и еще просит, а в кармане вошь на аркане. Зырит, зырит окаянным глазом на паперть храма — там сухонькая хроменькая старушка, осеняя себя крестным знамением, милостыню просит. И православные подают.

Депутатский переулок. У стены учреждения, что напротив храма святого пророка Божиего Ильи, стоит мордастый неопрятный мужик, дополняет явно видную свою поддатость пивом. Осушил бутылку, сунул посудину в авоську.

Но бездонное алчущее нутро еще и еще просит, а в кармане вошь на аркане. Зырит, зырит окаянным глазом на паперть храма — там сухонькая хроменькая старушка, осеняя себя крестным знамением, милостыню просит. И православные подают. На Руси ведь издавно принято: после сладостно умиротворяющей свечки подать нищему копейку — святое это дело.

И вот пьяница уже стоит на паперти, протягивает ковшичком ладонь. Выходит из церкви моложавая скорбная женщина, держит для дарения уже приготовленный червонец. С ходу вроде и мужику намеревалась на ладонь положить, но, увидев в его левой руке непогасшую папиросу (не смекнул этакий турок у храма даже курево загасить!), враз развернулась к старушке, отдает ей.

После ухода щедрой прихожанки рыкнул матерно мужик на соседку — отошла убогая от греха. А до шибко алкающего дошло, в чем соль: припрятал окурок в карман, лицо — ниц, не дышит при требах.

Виктор ЕФИМЕНКОВ.