«Шел по городу художник» — так незамысловато называется выставка в музее-заповеднике. Художник — Герман Блинов, русский Пиросмани, так еще называют Германа Владимировича за сходство с известным грузинским примитивистом. Город — тот самый, по которому мы изо дня в день пробегаем, проходим, проезжаем, привычно повторяя каждодневные свои «из пункта А в пункт Б». На полотнах, даже совсем свежих, сплошное ретро. То там, то тут снуют люди в старомодных шляпах и пальто.
«Шел по городу художник» — так незамысловато называется выставка в музее-заповеднике. Художник — Герман Блинов, русский Пиросмани, так еще называют Германа Владимировича за сходство с известным грузинским примитивистом.
Город — тот самый, по которому мы изо дня в день пробегаем, проходим, проезжаем, привычно повторяя каждодневные свои «из пункта А в пункт Б». На полотнах, даже совсем свежих, сплошное ретро. То там, то тут снуют люди в старомодных шляпах и пальто. По-советски одинаковых, коричневых и серых. Но что может знать он, надевающий один-единственный парадный костюм раз в 5 лет, на юбилей, об этой самой моде?
Родной подъезд на Писемского, окошко, где зеленеет лук, кусочек комнатки. На подоконнике ВЭФ и роговые очки. Даже серенькие кошки Парашка и Канашка и пес Котя и те попали в вечность. Персонажи Блинова как униженные и оскорбленные у Достоевского. Про каждого можно рассказать целую историю.
Баба Галя из Больших Полянок держала 16 коз. На вопрос: «Зачем ей столько?» — старушка только причитала: «Резать-то, милый, жалко». Так и моталась за едой для своих любимцев в больницу по льду, в распутицу. А пожилую даму в красном, танцующую под звуки духового оркестра, Герман Владимирович часто встречал на набережной. Ее так и окрестили — «Ярославская Кармен». Еще полотно — «Безысходность». Мужичок обреченно сидит на скамейке. Валяется опустевшая бутылка водки, а рядом распластался безродный пес. Грустная женщина держит за пазухой котенка — единственную отраду. Картина так и называется «Одинокая». Из окна общаги политеха выглядывает бабуля. Поселилась она здесь давно с двумя котами и собакой. В общежитие сослала дочь, а сама заняла просторную квартиру. Или вот: «Мой дед — святой». Шел как-то Блинов по набережной и увидел священника, а рядом с ним мальчик с портфелем и в пионерском галстуке. Шел 1988 год.
Старики, алкаши, мертвые птицы. Наверное, он пессимист, или, как сказала бы героиня известного фильма, пиммисист. Скорее, философ. Раскинув по-маяковски руки, он читает свои стихи. И не может начитаться. Слишком поздно проснулся в нем поэт.
Неистово цвела сирень.
Сирень была сиреневой
и белой.
С тобой, моя хорошая,
творить
Любви пространство
суждено…
Эти строки посвящены любимой жене Светлане. Ее он нарисовал в образе Суламифи. С ней в молодости так любил гулять при луне. Стихи, их накопилось уже 325, о бытии, о вечном. Шопенгауэр, Бердяев, Гегель зачитаны до дыр. А радости, пусть маленькие, в жизни Блинова все-таки есть. Месяц назад внук родился. Арсением назвали. Да и с мастерской вроде наладилось. Пустили в лабораторный корпус политеха. Тут среди токарных и сверлильных станков и притулил Герман Владимирович свой мольберт. Забегают на занятия студенты — шум-гам, какое уж тут вдохновение! Но все лучше, чем ничего. На вопрос: «Продает ли работы?» — он только машет руками: некогда, мол. Встает в 8 утра, работает до двух, а потом топает с Суздалки на Перекоп, возвращается за столик писать стихи. А бывают еще концерты, встречи.
— На окраину города прогуляться пойду. Попадаешь как будто в другую страну. Там сады, огороды, улочки узкие, там в наличниках дома деревенские, русские.
Мечту стать членом Союза художников Герман Владимирович давно оставил. Перегорело. Да и работы у некоторых «членов» как под копирку — церквушки, домушки и два куста. Чего на них равняться?
Анастасия СОЛОВЬЕВА.
