Пока я готовилась к командировке по письму, я успела рассказать своим коллегам о проблеме, которая была изложена в нем. Жительница города Тутаева Тамара Павловна Новикова написала о смерти своей матери, которая умерла, как считает автор письма, из-за халатности врачей. Вот уж воистину попала я в больное место своим рассказом. На мою голову посыпалось столько похожих историй, что впору хоть книгу из них составлять.
Пока я готовилась к командировке по письму, я успела рассказать своим коллегам о проблеме, которая была изложена в нем. Жительница города Тутаева Тамара Павловна Новикова написала о смерти своей матери, которая умерла, как считает автор письма, из-за халатности врачей. Вот уж воистину попала я в больное место своим рассказом. На мою голову посыпалось столько похожих историй, что впору хоть книгу из них составлять. Вспомнила я и свой случай, когда благодаря попустительству медработников едва не отправилась на тот свет раньше времени. Так что общая картина складывалась весьма печальная. Тем более что обличить человека в белом халате в его небрежении к своим обязанностям практически никому не удается. Грань, отделяющая жизнь от смерти, так тонка, что неискушенный в медицинских понятиях человек вряд ли способен доказать свою правоту. К тому же честь мундира чаще всего не позволяет медикам встать на сторону правды.
А ВЫ ДУМАЕТЕ, В РЕАНИМАЦИИ Е ВЫЛЕЧАТ
Воскресным утром 28 марта 77-летняя жительница Тутаева Антонина Александровна Воробьева почувствовала себя плохо. Антонина Александровна жила одна. «Скорую» вызывали соседи. Пациентку привезли в Центральную районную больницу. «Я в палате одна лежала, когда ее привезли на каталке», — вспоминает пожилая женщина, которая попросила не называть ее фамилии. «Мне в этой больнице лечиться, — объяснила она свое инкогнито. — Уж и так мне там полноги отняли, не знаю, с толком или без толку. Выгружать Антонину Александровну с каталки на кровать помогала сноха, пришедшая в это время меня навестить. Больная жаловалась на сухость во рту, просила пить, мы ей дали. Потом она сказала, что у нее кружится голова и ее тошнит. Я сходила к медсестре и попросила ее измерить поступившей давление. Давление ей измерили, заодно и температуру. С тем и ушли. Потом ко мне пришел муж. Поглядев на больную, он сходил к врачу и предложил поместить ее в реанимацию. Но ему ответили: «А вы думаете, в реанимации ее вылечат?» «Но там хоть медперсонал есть», — пытался урезонить он врача. Действительно, день был воскресный, и, кроме медсестры, к нам в палату никто не заходил. В обеденный час Антонина Александровна поела, потом задремала. После тихого часа к ней пришла дочь».
ЛУЧШЕ БЫ ВЫ ЗАБРАЛИ ЕЕ ДОМОЙ
Тамара Павловна Новикова пришла в больницу около 16 часов, нашла врачей, стала спрашивать о состоянии матери. Ей ответили, что у той понижен сахар в крови, поинтересовались, нет ли у нее сахарного диабета. Сахарным диабетом мать не страдала. Дочь попросила поместить больную мать в реанимацию, но ей сообщили, что в реанимации нет мест. «Мне сказали, что у нее начался отек легких. Вон, мол, у нее уже наблюдается деформация живота, — рассказывает Тамара Павловна. — Я попросила, чтоб ее раздели и осмотрели. Оказалось, что никакой деформации нет, живот у нее был просто обмотан шерстяной кофтой. Значит, ее даже не осматривали при поступлении в больницу. Я все-таки настояла на том, чтобы ее поместили в реанимацию. При мне ее вывезли в коридор. Я заметила, что руки у мамы посинели и ее слегка лихорадит. Врач сказал мне, что лучше бы я забрала ее домой, все равно она умрет. Мама была в сознании и, конечно, слышала эти слова. Стали меня упрекать в том, что я маму к себе жить не брала. Но она этого и не хотела, поскольку была еще крепкой, на здоровье не жаловалась. Да и живет она от нас в десяти минутах ходьбы. Когда я в начале седьмого вечера уходила из больницы домой, мне обещали, что в реанимацию ее переведут. Через час с небольшим мне позвонили и сообщили, что она умерла».
ЕЩЕ ВЧЕРА ОНА ХОДИЛА В БАНЮ
Когда на следующее утро Тамара Павловна пришла, чтобы взять выписку из амбулаторной карты для оформления свидетельства о смерти, ей ответили, что выписку они дать пока не могут, поскольку умершую еще не анатомировали, а потому причину смерти указать не могут. Выписку выдали 30 марта, и в ней значилось, что Антонина Александровна Воробьева умерла от «хронической язвы 12-перстной кишки с перфорацией». Говоря по-простому, от разрыва язвы, повлекшего за собой перитонит. Диагноз, согласитесь, серьезный и очень даже допускающий смертельный исход. Неувязочка в малом: поставлен он был не до смерти, а после нее. И кто теперь может безапелляционно сказать, как бы обернулось дело, если бы этот тяжелый диагноз установили сразу после доставки пациентки в больницу? Вспомните, что больная даже пообедала. Вряд ли станешь есть, когда уж совсем невмоготу.
12 апреля Тамара Павловна Новикова обратилась в следственный отдел при прокуратуре города Тутаева с требованием провести проверку по факту противоправных действий работников ЦРБ. Ей обещали ответить в течение 10 дней, но неофициально сказали, что дело, скорее всего, будет отказное. Похоже, так оно и есть, ибо до сих пор ответа на свой запрос Тамара Павловна не получила. «Стали там спрашивать у меня фамилии врачей, с которыми я разговаривала, — вспоминает она. — Неужели сами не понимают, что, находясь в таких обстоятельствах, человек меньше всего настроен на то, чтобы фамилии врачей запоминать?! Я была так обескуражена, увидев маму в столь тяжелом состоянии. Ведь еще вчера она ходила в баню, мы разговаривали с ней по поводу наступившей весны. Она собиралась помочь мне на огороде. Крепкая еще была, по дому все сама делала».
Два дня я пыталась дозвониться до старшего следователя Тутаевского МСО Ильи Александровича Варфоломеева, который 12 апреля в 16 часов принял от Тамары Павловны Новиковой жалобу на противоправные действия районной больницы. Но его то еще не было, то уже не было. Видимо, человек перегружен работой сверх меры. Если верить медперсоналу больницы, то история болезни Антонины Александровны Воробьевой не была затребована. А значит, никакого расследования не проводилось.
ПРОТИВ ЗАКОНА ВОЗРАЗИТЬ НЕЧЕГО
В Центральной районной больнице встретили нас не очень приветливо. Заместитель главного врача по лечебной части Наталья Ивановна Сероокая довольно быстро вспомнила, о ком идет речь. Моей наивной просьбе посмотреть историю болезни Антонины Александровны Воробьевой она искренне удивилась. Оказывается, по закону не только мне, но даже и родной дочери невозможно заглянуть в этот заветный документ. Его могут выдать только по требованию судебных инстанций. На мой вопрос, не поступало ли такого запроса от следственного отдела при прокуратуре, она ответила отрицательно. Единственное, чего мы смогли добиться, так это хотя бы издали показать нам сию таинственную бумагу. В этом нам не отказали. Кстати, Наталья Ивановна пояснила, что не только истории болезни находятся под грифом секретности. Даже если «скорая помощь» привозит больного в медучреждение, то без его согласия врачи не имеют права сообщать о том родственникам пациента. Оказывается, таким образом соблюдается закон о неприкосновенности человеческой личности. Может, мол, больной не хочет, чтобы кто-то, вплоть до родных, узнал о его болезни. Ну против закона нам, конечно, возразить было нечего. Уже в больничном коридоре Наталья Ивановна доверительно сообщила моей подопечной, что относительно ее матери разговаривала с хирургом, и тот ответил, что она была из разряда неоперабельных больных. Все равно бы умерла. Выходит, что наши медики берутся лечить только тех, кто все равно не умрет. Прямо как у Гоголя получается: если умрет, то и так умрет, а выживет, то и так выживет.
ЗА ЖИЗНЬ НАДО БОРОТЬСЯ ДО ПОСЛЕДНЕЙ МИНУТЫ
Как это легко у них выговаривается — «умерла бы». Как будто речь идет не о живом, дорогом кому-то человеке, а о неодушевленном предмете. Да мы и сами знаем, что все мы смертны. И что с возрастом риск смерти превращается в неизбежность. Однако я помню слова другого врача — ветеринара Зои Юрьевны Смирновой, которая на протяжении многих лет лечила мою собаку. Пес мой был уже стареньким, имел кучу болезней. Знакомые советовали мне усыпить его и не беспокоить врачей почем зря, мол, он же не вечный, все равно когда-нибудь надо ему умирать. Я уже стала прислушиваться к их советам и однажды, позвонив своему ветеринару, так и спросила, стоит ли мне лечить свою псину в такие ее древние годы. Может, оставить умирать естественной смертью? На это Зоя Юрьевна ответила, что жизнь — такой бесценный дар, за который надо бороться до последней минуты. Всякий раз приезжая к нам по вызову, она неизменно говорила: «Мы должны дать ему шанс». «Вот бы мне такого врача», — подумала я тогда. Эти слова о бесценном даре жизни вспомнила я, слушая, как спокойно говорит Наталья Ивановна Сероокая о неоперабельности тяжелой пациентки. Что это? Профессиональное равнодушие людей, привыкших к явлению смерти?
ШАНСА ЕЙ НЕ ДАЛИ
Так умерла бы Антонина Александровна Воробьева или нет, если бы ее сразу при поступлении в больницу обследовали и положили на операционный стол, а не держали в палате до вечера, наблюдая за ее медленным угасанием? Может быть, умерла бы. А может, и нет. Но выбора у нее не было, шанса ей не дали. Какою смелостью надо обладать, чтобы взять на себя ответственность точно определить человеку день и час его ухода в вечность! Кстати, о дне смерти. Антонина Александровна умерла около 19 часов вечера 28 марта. А в свидетельстве о смерти значится 29 марта. Ну да, эта деталь в нашем деле особой погоды не делает. Так, к слову подвернулась.
Если уж следовать логике фразы «все равно умерла бы», то, спрашивается, зачем нам тогда вообще медицина? Для того ведь она и существует, чтобы всеми силами, до последней возможности отдалять от нас уход в мир иной. Умереть-то мы и без медицины сподобимся.
Любовь НОВИКОВА.
Фото Виктора ОРЛОВА и из семейного архива Тамары Павловны Новиковой.
На снимках: вот здесь это случилось — Тутаевская ЦРБ; Антонина Александровна Воробьева за два года до смерти; Тамара Павловна Новикова.
