Нашу сторону всегда называли лесниной. Леса окружали деревню со всех сторон. С юга — перелески Поддубосница и Дача, с востока — Кошачья гора и Клясово, с севера — Девичья гора и Шевырногово, с запада — Монастырский и Царев леса, а также Ворыгино. ТОТ, кто жил в чистополье (места, где даже перелесков не было), нам завидовал. Лес всегда согревал, кормил, содержал, спасал от природных катаклизмов.
Нашу сторону всегда называли лесниной. Леса окружали деревню со всех сторон. С юга — перелески Поддубосница и Дача, с востока — Кошачья гора и Клясово, с севера — Девичья гора и Шевырногово, с запада — Монастырский и Царев леса, а также Ворыгино.
ТОТ, кто жил в чистополье (места, где даже перелесков не было), нам завидовал. Лес всегда согревал, кормил, содержал, спасал от природных катаклизмов. Летом бури и смерчи, налетавшие обычно с юго-запада, срывали свое зло на Подвезье, проделывая чертоломные просеки в еловом лесу. Ели, как правило, вырывались с корнем. Ветрами и дождями земля с корней смывалась, и они казались страшными. Даже взрослому человеку не хотелось заходить туда. Да никто и не ходил, пока лесники не разбирали завалы. После их работы, когда строевой лес и дровяник увозили, ничто уже и не напоминало о лесной беде, разве только широкая просека, сделанная не на месте. Зимой в наших местах бывали сильные снегопады. Снег ложился ровно, потому что метелям негде было разгуляться. Весной снег в чистополье сходил за какую-то неделю, у нас таяние продолжалось две-три недели. Земля запасалась вешней влагой, и засуха была не так страшна. Даже в 1972 году, когда земля трескалась от сухости и картофеля накопали только на семена, у нас картошка уродилась и на колхозном поле, и у частников.
Лес был единственным кормильцем в послевоенные голодные годы. Крестьянские дворы облагались такими поборами, что себе на еду не оставалось ни молока, ни мяса, ни яиц. Но был лес. Начинал он кормить с середины июня. В сечах поспевала земляника. На сборы ее уходили из деревни все, кто мог ходить. Уходили со сгоном скотины, кто-то часа в четыре. До восьми корзиночки наполнялись, и ребята постарше отправлялись в поселок на станцию, где и продавали душистую ягоду. После обеда сельская ребятня отправлялась за подберезовиками. Ближе к концу месяца поспевала черника, затем — сладка ягода-малина. А еще подосиновики, белые, солодашки, сыроежки, грузди, рыжики, опята. Опята — самые любимые грибы, и не потому, что редко бывают червивыми, а потому, что заготавливать впрок их — одно удовольствие. Хороши они маринованные, соленые, сушеные. Но больше всего хороши в виде грибной муки, которую каждый год заготавливала тетя. Она подсушивала опята на противне, чуть смазывая его льняным маслом. Высушенные до хруста опята перетирались деревянной скалкой в ступке или перемалывались на ручной меленке, затем ссыпались на хранение в мешок, выстиранный в соленой воде. Суп с горстью грибной муки был непередаваемо хорош. Также хорош из нее грибной соус.
Лес — кормилец, и отношение к нему было как к кормильцу — бережное.
Леса местного значения, или колхозные, использовались для топлива, ремонта дворов, домов. По ранней весне колхозный лесник нарезал делянки по количеству хозяйств. На каждую делянку писался номер. Вытягивали их по жребию при большом скоплении людей. И никому не было обидно. Хотя некоторым выпадало по жребию не столько дров, сколько уборки, прочистки, сжигания сучьев. В течение лета и осени каждый чистил делянку, выпиливал березы, осины, ольху, ракиту, оставляя ель, сосну. Только после приемки лесником очищенной делянки разрешалось увозить дрова. Такое лесопользование, кроме огромной пользы, ничего больше не приносило. Лес самовосстанавливался здоровым, крепким, и уже через двадцать лет спокойно можно было заготавливать дрова для отопления и стройматериалы на ремонт совершенно бесплатно.
После ликвидации колхозов совхозы по традиции держали в своем штате лесника, который поддерживал порядок с лесопользованием на вверенной ему территории. Затем был создан межхозяйственный лесхоз, который принял на работу бывших лесников совхозов. С первого же года начались работы по лесовосстановлению. У лесников есть поговорка: «Сажай сосну и ель, а береза сама вырастет». В правильности этой поговорки можно убедиться сейчас. На заброшенных полях, не паханных с начала перестройки, вырос молодой лес. Там уже и грибы появились. Знакомый мне лесовик Юрий Макаров на прошлой неделе рассказывал, что в полевой рощице он набрал четыре десятка красовичков, каких-то необычных крепышей с толстой ножкой, как у белых грибов.
В последние годы, особенно нынешней весной, увидела, как некоторые рощицы стираются с лица земли. Бульдозером сволакивают березняк к краю, обнажая глинистую почву. Вроде дело-то и хорошее — вернуть в строй земли сельскохозяйственного назначения, но… Что на них вырастет, ведь земля за это время потеряла тоненький слой плодородной земли! Потребуются большие затраты на возрождение плодородия бывшей пахотной земли. Не лучше ли будет передать бывшие пахотные земли в лесной фонд? Только вот кому передавать? Межхозяйственное лесничество уже не существует. Лесников, настоящих хозяев леса, давно нет. После реорганизации и государственный лес потерял своего рачительного хозяина-лесника.
В недавней командировке в Итларский сельский округ беседуем с бывшим лесником Сергеем Николаевичем Кучиным о лесах местного значения.
— Передали, говорят, эти леса в область, — рассказывает он. — Вроде дело правильное. Где для своих нужд возьмет делянку хозяйство, фермер, местный житель? Только ведь передать — одно, а охранять, восстанавливать, наводить в лесу элементарный порядок некому. Раньше я, когда свой обход охранял, так мимо самовольной порубки или костра весеннего в лесу никогда не проходил. Вы бы теперь посмотрели, что творится в лесах местного значения! Пилят все, кому не лень. Вершины не убираются, сучки валяются, мусор кругом. Войти в лес надумаешься.
О том, что творится в лесах местного значения, я тоже знаю не понаслышке. В леснине живу и горжусь своими филимоновскими лесами. А местных лесов за три последних года почти и не осталась.
Знаменитая наша Ямка — водоем, окруженный березовым перелеском. Березы высокие, стройные, чистые… Были! Вместо них — хлам, мусор, стволы, пеньки. К Ямке трудно теперь пройти. Следующий перелесок — у Реки. Та же самая картина. И перелесок с белоногими березами тоже в прошлом. Нынешней весной увидела, что браконьер с бензопилой добрался до любимого мною перелеска — Сергиевой рощицы. Видно, еще осенью по морозу свалил браконьер березы с края, так они и остались лежать и гнить. Как говорится, ни Богу свечка, ни черту кочерга. Знаю, что и Сергиева рощица обречена. Браконьер вернется сюда ближе к осени, когда можно будет проехать на тракторе или автомашине. Ведь остановить его по-прежнему некому. Нет хозяина у леса!
Светлана МАРТЬЯНОВА,
Ростовский район.
