Такого горя Ярославская земля, да и вся Россия, не знала давно. И самое страшное, что погибли молодые, здоровые, красивые, полные жизни. Вот бы кому жить, любить, рожать детей, радоваться да еще и людей радовать! Я никогда не была хоккейным фанатом, я не знала никого из погибших ребят лично, но разве это имеет какое-то значение теперь, когда их не стало. Всех разом. Говорят, что Бог забирает к себе лучших. Не утешает. А нам-то здесь с кем оставаться? Нам-то ведь тоже хочется лучших.

МЫ с фотокором Виктором Орловым выехали в сторону Туношны утром 8 сентября. Из опыта знали: проникнуть на место трагедии прямым путем нынче нереально. Ведь именно в этот день в Ярославле ждали президента России. А это значит, что перекроют не только трассы, но и малохоженые тропинки. А потому мы рванули на Прусово в надежде сфотографировать место трагедии с

противоположного берега

Волги.

Но мы немного промахнулись. Первыми, кого мы встретили в Прусове, были два полицейских. Они спустились к нам с колокольни сельского храма — самой удобной для обозрения пространства точки. Но наша промашка состояла не в этом, а в том, что с этой стороны Волги виден был только сам аэропорт Туношна. Стражи порядка весьма вежливо убедили нас в этом, подведя к берегу и указав рукой направление, где упал развалившийся на три части самолет.

Мы решили еще раз обмануть судьбу и, проехав в указанном направлении по трассе, свернули на грунтовую дорогу и вырулили к Волге. Но за первыми же кустами навстречу  вышли два молодых солдатика, приехавших к нам беречь первое лицо государства аж из подмосковного Софрина. Узнав, что мы интересуемся отнюдь не приездом президента, они тоже весьма вежливо сказали, что, даже если они пропустят нас здесь, мы неминуемо попадем в лапы другого кордона.

И мы решили ехать

    прямо в Туношну. Прибыли туда одновременно с Медведевым, только с противоположных сторон. И мы, и президент страны ехали сюда с одной целью — увидеть место гибели людей. Разница заключалась в том, что его туда пропустили, а нас — нет. Слабым утешением нам служило лишь то, что мы были не единственными, кого не пропускали. Прямо на въезде в Туношну нас встретили журналисты из Чехии. Объединив усилия, мы все-таки прорвались дальше и дошли до церкви Рождества Богородицы. Но тут ловушка захлопнулась. До места, куда мы рвались, оставалось не более 500 метров, но преодолеть их оказалось невозможно. Стражей порядка здесь было больше, чем берез.

За полтора часа мы успели познакомиться с телевизионщиками из Китая, аккредитованными на международный форум. Один из них оказался даже «тезкой» нашего Виктора Орлова. Его имя по-китайски звучит по-другому, но в переводе оно означает то же — «победитель». По-русски наш новый знакомый говорил едва ли не лучше нас. Ввиду того, что мы знали о погибшей хоккейной команде больше, чем коллеги из Пекина, мы сослужили им неплохую службу. Они получили информацию, что называется, из первых рук. Рядом с нами стояли телевизионщики с Украины, чуть поодаль слышалась немецкая речь.

Чтобы не тратить времени даром, решили поговорить с местными жителями, которые практически все, учитывая близость аэропорта, стали свидетелями крушения. А потому и разногласия в их рассказах были незначительными. Разошлись только в одном:  кто-то утверждает, что сначала услышал гул моторов, но они явно работали с перебоями, а другие говорят о том, что гула моторов вообще не было слышно, как будто самолет еще и не готовился к взлету. А дальше однозначно — два взрыва, красное вполнеба пламя и клубы густого черного дыма. Мальчик Миша точно вспомнил и момент взрыва — в аккурат в то самое время, когда по телевизору начали показывать хоккейный матч между подмосковным «Атлантом» и уфимским «Салаватом Юлаевым».

Едва только президентская машина, окруженная с двух сторон автобусами, которые проехали мимо, ощерившись на нас открытыми дверями и выставленными наружу автоматами, проехала, все журналисты устремились вперед. Но не тут-то было! Полиция опять остановила нас: не велено пускать. К их чести, скажу, что разговаривали они с нами вежливо и даже как будто сочувственно: мы бы, мол, и не против, понимаем, но начальство не разрешает. Единственным, что лично я поимела от больших полицейских начальников, была сигарета, которую я стрельнула у одного из подполковников. Один из солидных полицейских  в подполковничьих погонах разъяснил нам, что поступило распоряжение: до окончания следственных мероприятий журналистов к месту катастрофы не подпускать.

Во время наших мытарств к нам прибилась женщина в черном. В ее руках были две красные гвоздики. Видимо, она наивно полагала, что с журналистами проникнуть на закрытую территорию ей будет легче. На наш вопрос, не родственница ли она кому из погибших, не знакомая ли, женщина, назвавшаяся Анной, ответила, что она даже не хоккейная фанатка. Просто приехала из Ярославля положить цветы на место гибели ребят.

Втроем мы попытались пробраться на место катастрофы партизанскими бурьянными тропами. Но, выбравшись на одну из них, мы еще издали разглядели рассыпанные по полю там и сям полицейские фуражки и поняли, что не прорвемся. Нас обложили плотно. А потом еще власти обижаются на журналистов за то, что они  якобы распространяют ложные сведения.

Тем временем спустился дождь и мы вместе с Анной зашли в храм. Тут она и оставила свои гвоздики, зажгла свечу. А при выходе из храма мы увидели большой крест, густо обложенный цветами.

А уже при выходе из Туношны, в том самом месте, где от федеральной трассы отходит дорога в село, мы увидели большой ворох живых цветов, лежащих прямо на мокром асфальте. Говорят, что их оставляют здесь проезжающие автомобилисты.

Фото Виктора ОРЛОВА.