В минувшую пятницу Ярославль почтил своим присутствием Вениамин Смехов.
Подуставший от имиджа легендарного Атоса, Вениамин Борисович теперь читает классиков. Тех самых, хрестоматийных. Но для того и нужен талант актера, чтобы стереть с лица зрителей гримасу скуки. Мол, знаем, проходили. Но признания в любви к родному слову были позже. Сначала — комплимент Ярославлю:
— Это моя четвертая поездка сюда. Хотел бы бывать у вас чаще. Ценю этот город за то, что он даже в советские глухие времена выглядел по-человечески.
Потом — реверанс людям от культуры, сидящим в зале:
— Елена Анкудинова, ей на улице люди кланяются. Деятельная, веселая — настоящий герой. Одна властная дама решила освободиться от нее, и сейчас она творит добро в селе под названием Вятское. Моя благодарность и талантливейшему Александру Петрову, а также студентам Ярославского театрального института, 150 человек их сюда пришло. А говорят, молодежь, кроме пива, сейчас ничем не заманишь. Не могу не упомянуть и свою прошлогоднюю любовную поездку в Карабиху. И дай Бог здоровья всем: и властным, и не властным.
С некрасовского «Однажды в студеную зимнюю пору…» и начал Смехов свое выступление. Все ухохотались, глядя, как Вениамин Борисович, басисто окая, изображал крестьянского мальчонку. В 1971 году он с артистами Театра на Таганке снял телевизионный спектакль по дневникам, письмам и стихам Некрасова «Первые песни — последние песни». Поэта играл молодой безусый Леонид Филатов. Но всесильный Сергей Лапин (Гостелерадио остряки тогда называли «гостелелапио»), услышав фразу: «Народ освобожден, но счастлив ли народ?» — запретил постановку. Чудом спасенная копия фильма демонстрировалась и в Карабихе.
Страдальца Некрасова сменил грубовато-громкий Маяковский. Тут возникла пауза. Покосившись на выходившую из зала девушку, Смехов произнес знаменитую фразу поэта: «Это что за из ряда вон выходящая личность?»
За Маяковским последовал манерный гений Игорь Северянин с его грассирующим «люблю в березках девку повстречать…».
— В школе при театре Вахтангова я учил читать Северянина Александра Калягина. Тот играл поэта в спектакле о Маяковском. А поскольку в советское время салонно-мещанская поэзия Северянина считалась признаком деградации, то я и учил Калягина деградировать, что он с успехом до сих пор и делает, — многозначительно закончил Смехов.
Из трудночитаемого Бродского были выбраны «20 сонетов к Марии Стюарт». Как оплеуха, в зал летело хулиганское: «В своем столетии белая ворона, для современников была ты б… дь». Последнее слово Вениамин Борисович интеллигентно пропустил. А в шутливом письме, которое ему в 1968 году прислали Высоцкий и Золотухин, все нецензурности заменял на птичье «фью-ить». Легендарная парочка снималась тогда в фильме «Хозяин тайги» в селе Выезжий Лог Красноярского края и от скуки (снимали медленно) часто бралась за перо. Чахли-сохли без удобств и информации среди пихт, кедров и елок-палок. А Золотухин еще и «приторговывал» Высоцким, разрешая местным жителям за молоко и самогон поглазеть на поэта. «Я написал две хреновые песни, и обе при помощи Золотухина», — вспоминал потом Высоцкий. Речь шла об «Охоте на волков» и «Баньке по-черному». Далее откровенное: «Мучает половой вопрос. Никакого самоудовлетворения. Бабы все — потомки декабристов. Вольностей не позволяют».
А вот при чтении «Аэрофлота» уже никто не смеялся. Особенно на строчках «Мы пьем седьмую за день. За то, что все мы сядем. И, может быть, туда, куда летим… Всегда задержка рейса. Хоть день, а все же лишний проживешь».
Вениамин Смехов не последний из звезд театра и кино, кто посетит Дворец молодежи в ближайшие месяцы. В рамках проекта «Лицом к лицу» здесь ожидают Александра Филиппенко, Сергея Юрского и Константина Райкина.
