СИЯ КНИГА КРЕСТЬЯНИНА В прессе широкое обсуждение получила октябрьская встреча Владимира Путина с писателями. Мнения о ней противоположные. Иные критики удивляются и иронизируют на подбор этих писателей — почти все они представители той беллетристики, которую во времена Пушкина называли «торговой литературой». Другие разбирают вопросы, заданные Путину.
СИЯ КНИГА КРЕСТЬЯНИНА
В прессе широкое обсуждение получила октябрьская встреча Владимира Путина с писателями. Мнения о ней противоположные. Иные критики удивляются и иронизируют на подбор этих писателей — почти все они представители той беллетристики, которую во времена Пушкина называли «торговой литературой». Другие разбирают вопросы, заданные Путину. Мол, неужели не могли спрашивать поумнее, деловитее?
Вот один из таких откликов Юрия Бондаренко, опубликованный в 11-м номере «Нашего современника»: «Размах встречи и ее резонанс оказался такой, что отмахнуться уже нельзя, да и оставить без внимания эту подмену реальной литературы литературой паленой невозможно. То внимание, которое было придано встрече всеми средствами массовой информации, мгновенное переименование всех ее участников в «ведущих писателей России», на меня произвело самое шоковое впечатление. Верх и низ перевернули».
Почти в любой библиотеке вы найдете книги этих известных писателей в глянцевых обложках. Порой слышишь даже от библиотекарей мнение, что люди, мол, устали от серьезной литературы. Им подавай детективы, любовные романы, то бишь легкое чтиво. Лежа в больнице в Москве, я просмотрел целый шкаф такой литературы. Нет, не скажу, что читать ее легко. Запинаешься зачастую на каждом предложении. Серьезную-то литературу, то есть Толстого или Пушкина, читать намного легче. «Чекалинский стал метать, руки его тряслись… Двери растворились, Германн вошел»… Или: «Все смешалось в доме Облонских». Чего же тут трудного? Том «Анны Карениной» проглотишь и не заметишь как. А в глянцевых томах застреваешь на первых же абзацах. Будто портянку жуешь и никак прожевать не можешь: «Город этот состоял из домов, отстоявших друг от друга»… И так далее.
Но торговую литературу, говорят ее радетели, оценил народ, она кормит сама себя, то есть окупается. И вообще, мол, такая развлекаловка существовала всегда. А вот тут можно не согласиться. В том же октябре, когда состоялась встреча с «ведущими писателями», попалась мне в руки скромная брошюрка, изданная в Ярославле. Из нее можно узнать, что читал наш народ 300, и 400, и 200 лет назад. Крестьяне, ямщики, посадские люди, не говоря уж о купцах. Причем речь в этой брошюре идет о книгах исключительно рукописных. Уже существовали типографии, но самое дорогое и нужное народу переписывалось часто от руки. Издание это, вышедшее в нынешнем году, так и называется — «Рукописные памятники Ростово-Ярославской книжности».
Выпустила этот сборник Ярославская областная универсальная научная библиотека имени Н. А. Некрасова. Три автора — специалисты Российской государственной библиотеки Юрий Владимирович Ахимюк, Андрей Валентинович Кузьмин, Юрий Дмитриевич Рыков. Они рассказывают о выявленных в Российской государственной библиотеке рукописях ярославского происхождения, о том, как была составлена их опись по городам нашей губернии: Рыбинску, Угличу, Ростову и другим. В описи представлены почти все уезды: Пошехонский, Моложский, Мышкинский, разные села и деревни, где жили когда-то любители чтения. А известная всем нашим книжникам Галина Павловна Федюк сделала описание книжно-рукописной коллекции ярославской областной библиотеки, где она заведует сектором редкой книги.
СИЯ КНИГА…
Окончание. Начало на 4-й стр.
Прочитав эти 187 страниц, удивляешься: не так темен был наш народ и двести, и триста лет назад, как порой его изображают. Читал только серьезные книги, тратить время на разную выдумку и басни, как тогда говорили, считал делом недостойным. Еще в начале минувшего века перед тем, как раскрыть «Жития святых» или Евангелие, детей заставляли вымыть руки. А во времена протопопа Аввакума книга стоила столько же, сколько стоила корова.
Украсть книгу считалось большим грехом. Вот, например, Пролог на сентябрь-февраль, датируемый первой четвертью XVI века. Бытовала эта книга в селе Новом ныне Большесельского района. Пролог — это сборник житийных рассказов о святых людях. На нем имеется такая надпись: «Сия книга… Симонова монастыря слуги Стефана Васильева сына Воронова. А буде кто в сию книгу вступится да или же восхощет взять к себе кто-нибудь, да даст ответ перед страшным Вторым пришествием Христовым. А подписал сию книгу я, Стефан, своею рукою». Отвечать за воровство или же за какое-то искажение Пролога придется на Страшном суде. Рукописание это в виде беспорядочных листов было найдено в селе Новом в 1900 году и отреставрировано.
К книгам тогда относились очень бережно, и они служили долго, переходя из рода в род. Вот еще один рукописный Пролог на март-апрель XVI столетия. Крестьянский мир-народ пользовался им более двухсот лет, а потом на нем появилась такая характерная запись: «Сия святая книга Пролог Рыбинского уезда села Никольского деревни Сукина крестьянина Ивана Ларионова, его чести Кукушкина, 1798 году, месяца марта 16 дня».
В Рыбинске таких памятников было найдено немало. Например «Златоуст и Торжественник». Она XVI века. На ней есть запись владельца: «1809 года, апреля 1 дня, сия книга Рыбацкой слободы крестьянина Степана Григорьева Арехова». А ниже еще и свидетельство приписано: «Свидетельствую я, что сия книга действительно вышеписанного крестьянина Степана Григорьева Арехова. Ярославской посацкой Семен Дмитрев. 1810 года ноября 3 дня».
Рыбинские крестьяне читали Иоанна Златоуста, на протяжении тысячелетия любимого писателя старой Руси, умершего в ссылке в 407 году, человека, находившегося на вершине античного образования. Полное собрание его сочинений было выпущено в России перед революцией. В своих проповедях простым языком, когда была в том нужда, он излагал тонкости учения Платона. В наше время эта область гуманитарного знания была уделом таких интеллектуалов, как Лосев и Аверинцев.
Вот что читали в старину рыбинские крестьяне. А что читают они сейчас?
Одной из самых распространенных книг в народе был Псалтырь. На обороте верхней крышки его переплета читаем: «Сию книгу дал во храм Дмитрию Селунскому чудотворцу… Николы Чудотворцу в дом по родителях. А кто подумает… взять или украсть, не бысть и на том благословение ни в сем веце, ни в будущем. Буть проклят». Эта книга из Ярославского уезда, написана она в конце XVI или в начале XVII века.
В монашеской жизни, в церковном богослужении Псалтырь имел многоразличное применение. Пение псалмов могло служить утешением от уныния и усталости в дальних путешествиях владелице этой книги, безвестной Аграфене Кондратьевой. В 2000 году на раскопках в Новгороде Великом нашли деревянную книгу. На ее дощечках по воску начертаны псалмы. По мнению известного лингвиста Андрея Зализняка, «Новгородская псалтырь» — самая древняя книга из дошедших до нас книг не только Руси, но и всего славянства. Она создана была в начале XI века. Что же касается светских оценок псалмов, то такой универсально образованный человек, как Гегель, в своей капитальной эстетике относил их к самым вершинным созданиям мировой лирики. И сейчас в западноевропейской поэзии существует так называемый библейский стиль. Вот с каким «прекрасным», говоря современным языком, общалась Аграфена Кондратьева.
А как рождались рукописные книги? Об этом рассказывает надпись на Минее служебной на сентябрь, увидевшей свет в 1561 году. Место написания и бытования — село Семеновское, вотчина князя Сицкого в Ярославском уезде. Писец оставил о себе такую память: «Написана сия книга Минея повелением раба Божия князя Ивана Юрьевича Сицкого. А писал ее Борщ Кондратьев сын Клементьева, лета 7060 девятого, месяца мая 24 день, на память преподобного отца нашего Симеона Столпника, иже на Дивной горе чудотворца. Слава свершителю Богу, аминь. Чтите Бога ради, исправливайте, а не кляните, не учася писал». То есть создатель книги, или книжный списатель, как их в старину называли, не был особо учен и просил читателя не ругать его, а исправить ошибки, если таковые найдутся.
В нашей области, как было выяснено, существовали крестьянские библиотеки. Как видно из подробных описей, состояли они в основном из книг душеполезных, святых. На смену рукописной литературе пришла печатная, тоже серьезная. Те же Псалтырь, Библия, жития святых людей, а также исторические книги о подвигах святых князей — Александра Невского, Дмитрия Донского или о новых полководцах — Суворове и Кутузове. Читали их вслух, торжественно, всей семьей по праздникам. То, что сейчас называется детективами или дамскими романами, во времена Пушкина читали только лакеи или прислуга, у которых оставалось свободное время. В журналах писать о таком сочинительстве считалось делом неприличным. Позднее, в девятнадцатом и начале двадцатого века, в крестьянские библиотеки стали добавляться сборники песен. Остатки такого книжного собрания уцелели в селе Шипилове. Их принес в мышкинскую библиотеку житель этого села. Лежали сильно пострадавшие книжки в каком-то чулане или сарае вместе с иконками и частями облачения священника.
Все это говорит о том, что книга на старой Руси была не предметом торговли и потребления или развлекательным чтивом, какое производят сейчас «известные писатели», а вещью сакральной, «святой», как не раз зафиксировано в надписях, которые приведены в «Рукописных памятниках Ростово-Ярославской книжности».
Николай СМИРНОВ,
Мышкин.
Я МИЛУЮ ЗЕМЛЮ,
Я СОЛНЦЕ ЛЮБЛЮ
Для ярославской юношеской библиотеки имени Некрасова нынешние торжества, посвященные 190-летию со дня рождения великого русского поэта Николая Алексеевича Некрасова, совпали с еще одной юбилейной датой — 110-летием со дня присвоения библиотеке имени поэта.
Имя Некрасова стало для юношеской библиотеки не просто почетным знаком. Здесь любят поэта, сюда притягиваются все поклонники его творчества, стараниями сотрудников стекается литература, так или иначе относящаяся к жизни самого совестливого, по словам Мережковского, русского поэта. Здесь идет постоянная популяризация его творчества. Некрасов живет здесь полной жизнью, и его поэзия не утрачивает здесь своей актуальности.
30 ноября в библиотеке прошли очередные, восьмые по счету, некрасовские чтения «Некрасовское наследие — юношество». В свое время с инициативой проведения подобных чтений выступил известный некрасовед Николай Николаевич Пайков, который всегда был в библиотеке желанным гостем. В прошлом году Пайкова не стало, но для юношеской Некрасовки он по-прежнему жив. Здесь не просто помнят его — здесь продолжают его дело.
К юбилею поэта библиотека получила два бесценных для нее подарка — книгу еще одного ярославского некрасоведа, друга Пайкова, преподавателя Ленинградского университета имени Пушкина доктора филологических наук, профессора Сергея Викторовича Смирнова «Автобиографии Некрасова» и cборник материалов VIII Некрасовских чтений, изданный совместными усилиями сотрудников библиотеки, ярославского педагогического университета и музея-усадьбы «Карабиха» за счет спонсорских средств. Сборник интересен прежде всего тем, что в нем опубликована работа Николая Пайкова «Код Некрасова». Впервые этот материал был прочитан самим Николаем Николаевичем в 2008 году на таких же Некрасовских чтениях. И вот теперь он увидел свет. На нынешних, юбилейных чтениях он был прочитан сотрудницей библиотеки Ольгой Кузнецовой.
Чем же интересна эта работа? «В то время, когда вослед Пушкину всякий гимназист легко мог писать гладенькие стишки, один только Некрасов прямо по бездорожью торил свою, отличную от всех других тропу в русской поэзии», — писал современник Некрасова Е. Н. Эдельсон.
Для того чтобы понять реформаторское значение поэзии Некрасова в истории русской литературы, конечно, надо быть специалистом и знатоком ее. «На рубеже 1830 — 1840-х годов, — пишет в своей работе Пайков, — возник очередной кризис в развитии русской поэзии. Самые мощные и продуктивные силы оказались насильственно исторгнуты из нее: Пушкин и Лермонтов убиты, Тютчев, уволенный со службы, прозябает в Германии. А массовая поэзия продолжает до бесконечности тиражировать старые литературные модели: страдания романтического отщепенца, мистические устремления к «нездешнему, абстракт-но-героические порывания, автопозиционирование «гения».
Литературоведам и знатокам отечественной художественной словесности не надо доказывать тот факт, что именно Некрасов стал в середине XIX века не просто столпом русской поэзии, но и ее реформатором. И прежде всего новатором в области стилевых и жанровых форм. Былинная и песенная речь, белый стих, усеченная строка и строфа, непривычная еще для русского стиха особенность рифмовки. Муза Некрасова вела себя свободно и своевольно. И лишь благодаря смелости, на которую способен только гений, своеволие некрасовской Музы не только не было подвержено порицанию и критике современников, а расширило возможности поэтического слова, дало ему свободу в выражении чувств. Не случайно именно Некрасов стал любимым поэтом самого яркого символиста Серебряного века русской поэзии Александра Блока. Фотография Некрасова стояла у него на рабочем столе. И некрасовских мотивов в поэзии Блока немало.
А какую широкую жанровую палитру дал нам Некрасов! Здесь и суровая гражданская патетика, и доверительный лирический стиль, и глубокая философичность, и мягкий усмешливый юмор, и злобная едкая сатира. И все это вмещал в себя один человек, причем получалось это у него естественно, без малейшего намека на заданность, на желание понравиться или быть оригинальным. Оказалось, что поэтическому слову подвластны все грани человеческого бытия. Вот что, в частности, пишет Пайков в своей работе: «Очень многие некрасовские строки не только создают узнаваемый и запоминающийся образ мира и людей, в нем страдающих, но и содержат плоды его тайных размышлений о себе самом, о той загадке, которую поэт решал всю жизнь и которую так и оставил неразрешенной для нас. Некрасов все время себя объясняет, оправдывает и судит, даже казнит за то, о чем мы можем только догадываться. Он глубоко прячет сокровенное от любопытных глаз и парадоксально также втайне надеется, что найдутся же те, кто сумеет деликатно и трепетно вступить с ним в диалог о нем самом, кто поймет, и примет, и благодарно помолчит:
Я милую землю, я солнце
люблю,
Желаю, надеюсь,
страстями киплю.
И жаден мой слух,
и мой глаз любопытен,
И весь я в желаньях своих
ненасытен,
Зачем же я вечно тоскую
и плачу
И сердце на горе
бесплодное трачу?
Зачем не иду по дороге
большой
За благами жизни,
за пестрой толпой?»
Работа Пайкова «Код Некрасова» — это новый шаг в изучении поэтического наследия Некрасова. Николай Николаевич как бы оставил путеводный маяк для тех, кому дорога отечественная словесность. Это подсказка исследователям-некрасоведам, в каком направлении надо идти, чтобы снова и снова открывать многогранные, неиссякаемые глубины некрасовского слова.
Любовь НОВИКОВА.
На снимке: Николай Пайков читает свою работу «Код Некрасова» (декабрь 2008 года).
Фото из архива
юношеской библиотеки имени Некрасова.
И ЖИЗНЬ МОЯ БОЖЕСТВЕННО ЧИСТА…
Празднично началась презентация нового поэтического сборника Любови Новиковой «Задыхаясь от боли…», пятого в ее творческой биографии. Хрустальный колокольчик возвестил собравшимся воскресным днем 6 ноября в юношеской Некрасовской библиотеке о начале торжества и был подарен виновнице события со словами, что ее душа так же чиста, светла и хрустальна, как и этот колоколец. Кто-то заметил, что душа ее звучит в стихотворениях набатным колоколом. И все убедились в этом, когда в глубокой тишине стала читать стихи Любовь Новикова, погружая нас в мощную трагедийную симфонию «скрученных строчек».
Особенное впечатление произвели видеоролики, снятые для интернета литератором и программистом, другом Любови Николаевны Сергеем Борисовичем Рудешко. Поэт Новикова, до последнего времени достаточно далекая от технического прогресса, с большим интересом и энтузиазмом открывает для себя современные возможности виртуального общения и воздействия на сердца людские. Набат ее поэтических строк уже всколыхнул интернет-аудиторию. Идут отклики из разных городов и весей.
Ростов-на-Дону: «Натурально и сильно, все — правда!»
Санкт-Петербург: «Ты супер, ты лучшая! Ты затронула души людей, твой разум богат, ты очень человечная…»
Ставрополь: «Ты маг и волшебница!..»
Ярославль: «Про душу и собаку — гениально!..», «Талантливый филолог Николай Пайков верно подметил, что вы одновременно «и кошка, гуляющая сама по себе, и птица, летающая… в особых пространствах собственных душевных миров». Без неба и без крыльев вам не обойтись».
Электронной почтой прислала свой швейцарский привет и поздравление с рождением новой книги член литературной студии «Третья пятница» поэт Ольга Люсова: «Книги, они ведь тоже как дети… Надеюсь, что летом приеду и для меня останется экземпляр». Трудно сказать, останутся ли книги у автора до лета. В издательстве «Индиго» вышло 200 экземпляров поэтического сборника. Многие уже раздарены, отправлены по разным адресам и нашли своих читателей.
Гости вечера вместе с Любовью Новиковой окунулись в воспоминания поэта о детстве и юности, перелистав старые фотоальбомы на экране. Она рассказала, как много значили в ее жизни родители. Отец Николай Сергеевич, простой крестьянин с четырехклассным образованием, приохотил ее к чтению, записав в библиотеку, которую они посещали каждые две недели, преодолевая большие расстояния. Часто уходили отец и дочь на целый день гулять в степь. Прогулки эти навсегда остались в памяти. И всякий раз, возвращаясь в родные места, Любовь Николаевна отправляется в степь на целый день, чтобы полюбоваться багрово-красными кустами цветов и вновь ощутить присутствие родного, близкого человека, которого не стало, когда ей было всего 12 лет.
А тот цветок. Он был
и до меня.
Он и сейчас цветет
в снегах метельных.
И будет после. Как меня
не станет…
Когда с отцом гуляла я
в степи
И в первый раз увидела
его.
И потянулась,
чтоб сорвать.
Я помню —
Отец отвел протянутую
руку
И прошептал чуть слышно:
«Пусть живет».
Мама Мария Ивановна тоже очень чуткий и к природе, и к словам человек. Она любит разводить цветы, по-особенному ухаживает, разговаривая с ними. У нее страсть — постоянно придумывать свои, оригинальные, словечки для обозначения различных предметов, понятий, ситуаций. Эта любовь к словотворчеству передалась по наследству и младшей дочери, ставшей поэтом.
Вспомнила Любовь Новикова и тех, кого уже нет среди нас. Поэта Константина Васильева, откликнувшегося рецензией на вторую книгу ее стихов «Лицом в ладони».
Одним из первых подметил он странную особенность ее творчества: «…в ее поэтическом мире преобладают мрачные тона, но от этого стихи только ярче светятся». Врезался в память телефонный звонок и разговор с Борисом Мельгуновым, петербургским литературным критиком, некрасоведом, который, несмотря на свою занятость, нашел возможность поддержать молодого поэта, похвалить за то, что плохих стихов в сборнике нет.
Глубоко признательна и благодарна поэт Новикова ярославскому ученому-филологу, литературоведу Николаю Пайкову, расшифровавшему код ее творчества. Именно поэтому сборник «Задыхаясь от боли…» открывается статьей Николая Николаевича Пайкова «Мука музы Любови Новиковой». Здесь он провозглашает: «У Любови Новиковой редкий нынче талант… к обнажению человеческой боли, к страсти страдания. Из этого горнила вся ее поэзия. И жизнь, и память, и самая мысль — мука. И поэзия — мука. А без этой последней муки и жить нельзя — иссякнет источник. Что же делать: ей и нам? Ей — писать… Нам — сопереживать, и тем утишать ее обреченность на источник своего слова».
После просмотра электронного фотоальбома и комментариев к нему слово взяли гости — знакомые, друзья, коллеги журналисты и писатели. Большой друг Любови Николаевны член Союза художников СССР и России Олег Павлович Отрошко всегда называет ее человеком-правдой, а стихи — совестью нашего времени. Он вручил ей картину «Черное море» с дарственной надписью в свойственной ему шутливой манере: «Драгоценному другу, поэту и человеку, редкому, как мамонт, от земляка по теплому ЮГУ. Любови Новиковой — поэту. Отрошко, любя!» И, конечно, прочитал свои любимые стихи, где есть такие сроки: «Вот она (жизнь) вся — под откос — и пропала. Я и без жизни живу!»
Журналист «Золотого кольца» Олег Гонозов сказал, что жизнь Любови Новиковой — служение Слову. Несмотря на нервную работу корреспондента газеты, она в продолжение традиций редактируемого приложения «Уединенный пошехонец» находит возможность остаться наедине с собой и вдохновением. Олег Сергеевич отметил высокую концентрацию чувств и Слова в этом сборнике. Многие будут общаться с поэтом через эту книгу и сегодня, и в будущем.
Поэтический сборник состоит из трех частей. В первую вошли белые стихи из «Зеленой тетради» и прозаические миниатюры — размышления и наблюдения, в которых читатель найдет созвучное своим мироощущениям. Вот одна из них: «Я люблю дождь. И ветер. Такую непогодь, которая бы загоняла людей в дома, прятала под крыши. И тогда я спускаюсь на землю. Она принадлежит только мне. Мое внутреннее духовное одиночество наконец-то обретает гармонию с миром внешним.
Я люблю ночь. Она погружает людей в сон, сужает круг света вокруг меня. И тогда я опять спускаюсь на землю. Я чувствую состояние покоя. Я остаюсь одна. И мир вокруг принадлежит только мне».
Вторая часть «Когда из тела вынимают душу» — стихи, посвященные памяти Нилыча, любимой собаки, умершей 17 ноября 2009 года. Если бы мы не прочитали пояснение к циклу, то и не догадались бы сразу, кому адресованы строки. Потому что это стихи о Любви, о Судьбе, об Одиночестве. Адресаты — все мы:
А кто ты был, я не пойму сама,
В моей судьбе.
Какая нынче светлая зима.
Как память о тебе.
Какой пушистый, невесомый снег
Кружится над землей.
Ты для меня — не Бог, не человек.
Небесный ангел мой.
На то, что ты со мною делать мог,
Другим не хватит сил.
Лишь ты один — не человек, не Бог —
Меня хранил.
А нынче я как во поле трава.
Мне нынче нечем жить.
Я не найду — кому отдать
права
Меня хранить.
Стихи третьей части «Предчувствуя большие холода» напечатаны, как признается автор, «согласно хронологии, не пропуская ничего… они носят дневниковый характер… доподлинно отражают подземную работу души»:
И мир не тот. И я не та,
что прежде.
И жизнь моя божественно
чиста.
На месте обездоленной
надежды
Спокойная зияет пустота.
И глубоко в немереную
пропасть
Хоть день, хоть век,
хоть вечность впереди,
Летят дожди последнего
потопа.
И чей-то смех, и чье-то
«уходи».
Хотим порадовать ценителей настоящей поэзии. Вышел 10-й номер журнала «Юность» с подборкой новых стихотворений поэта Новиковой. В своем письме к Любови Николаевне редактор журнала Валерий Дударев написал: «Вы — поэт, каких практически не осталось! Светлых вам дней!» К этому пожеланию присоединяемся и мы, ярославцы, все те, кто любит поэзию Любови Новиковой.
Любовь ВИЛЬНО.
Фото Виктора ОРЛОВА
и Людмилы КЛИМОВОЙ.
ВЗГЛЯНИ НА МИР МОИМИ ГЛАЗАМИ
3 декабря исполнилось 70 лет со дня рождения поэта из Гаврилов-Яма Людмилы Николаевой. О нелегкой судьбе этой женщины, с шести лет прикованной к постели, но продолжавшей жить полной жизнью, газета «Золотое кольцо» писала неоднократно. Мы радовались вместе с ней выходу ее книги «Надежда», которую она ждала более 40 лет. И Людмила Алексеевна всегда любила нашу газету, выписывала ее всю жизнь. 1 июня этого года сердце поэта остановилось, но стихи ее продолжают жить. Людмила Николаева писала стихи до последних дней своей жизни. Данная подборка составлена из ее новых, еще не опубликованных стихов.
Гроза
Надоело. Все надоело.
Ни на что не глядят глаза.
Что-то небо вдруг
потемнело,
Неужели опять гроза?
Засверкает и загрохочет,
Небосвод разорвет
на куски.
Словно грозно сказать
мне хочет:
«Хватит маяться
от тоски.
Жизнь как жизнь.
Притерпеться надо.
Под дождем все
невзгоды смой.
А когда постучится
радость,
Шире дверь для нее
открой».
***
— Сорви меня, — ромашка
просит, —
Спеши, пока не хлынул
дождь.
Другой сорвет меня
и бросит,
А ты в квартиру
принесешь.
И, может быть, в стихах
засушишь
Или положишь в старый
том.
И будут вместе наши
души
Грустить о лете золотом,
О тучках — кружевных
барашках
(Воздушных, как
ни назови),
О поле, где простор
ромашкам…
И о любви. И о любви…
***
Он руку мне поцеловал,
Не по-пижонски,
а серьезно.
Но сердце выдало
сигнал:
«Поберегись.
Влюбляться поздно.
Тебе уже не 20 лет,
Чтоб прыгать в омут без
оглядки.
Погас в глазах лукавый
свет,
И в волосах седые
прядки.
Была любовь. Ее лучи
Вдали сияют одиноко».
Ах, сердце, сердце,
не ворчи…
Позволь пофлиртовать
немного.
***
Положи монету
на ладошку.
Я ее на память уберу.
Мы в любовь играли
понемножку,
А теперь я без тебя умру.
Как же это? Объясни
на милость…
От меня уходишь
ты во тьму.
Мое сердце бедное
разбилось,
И его не склеить никому.
Загрустили тихие аллеи.
Мне понятна их земная
грусть.
Я жива. О прошлом
не жалею…
Может, улыбаться
научусь.
ЗИМНИЙ ДОЖДЬ
Говоришь мне:
«Подожди,
Все равно наступит лето.
Будут теплые дожди
Все из солнечного света.
А не этот ледяной
Дождь, что колет наши
лица».
Держишь зонтик надо
мной,
Мой галантный верный
рыцарь.
Ты сказал: «Еще шажок.
Вот и дом мой.
Хочешь чаю?»
Дверь открыли, и щенок
С визгом радостно
встречает,
Лижет руки и, сопя,
Под моей ладонью
млеет…
Хорошо, когда тебя
Кто-то любит и жалеет.
***
Заплаканную розу
подарил,
Ни слова, ни полслова
не сказал.
Я из окна смотрела:
ты курил.
Ждала, чтоб ты рукою
помахал.
Ушел. Звонок:
«Любимая, прости,
Сегодня я как белка
в колесе.
Заплаканная роза?
Не шути…
Она в росе».
ВЕСЕННЕЕ УТРО
Расплескались кудри
на ветру.
Возродились прежние
мечты.
Я сегодня встала поутру
Слушать птиц и целовать
цветы.
Ах, какой немыслимый
простор,
И какая неба синева!
Я еще не знала
до сих пор,
Как весной кружится
голова.
Желтенький
растрепанный цветок
Высунул головку
из-за пня.
Помню, из таких цветков
венок
Мальчик сплел когда-то
для меня.
Сердце переполнено
весной.
Я боюсь, что
не найдется слов.
Или в толстой книжке
записной
Чистых не останется
листов.
СТИХИ О ЛЮБВИ
Как ни больно,
я тебя простила,
А теперь прощаюсь
навсегда.
Звездочку на небе
погасила,
Что зажгла на долгие
года.
Безразлично стало все
земное.
Мне уже ни с кем
не по пути.
Кто растопит сердце
ледяное?
Где рецепт спасения
найти?
Из-под снега выбился
цветочек,
Синий, как любимые
глаза.
Нежность просочилась
между строчек,
Появилась первая
слеза…
ПАМЯТЬ
Я жить без тебя не могу,
но живу.
Во сне тебя, словно
ребенок, зову.
Приходишь…
Склоняешься
у изголовья.
Глядишь на меня
с безграничной
любовью.
Я сплю, улыбаясь.
Уже не дрожу,
А утром… ромашку
в руке нахожу.
